— Что между нами было? — уже в панике, забилась мелкой дрожью дева, моментально превратившись из красной в мертвенно-бледную поганку в крапинку.
— Да, ты садись, хватит валяться, — тут же как бы невзначай, переведя разговор на другую тему и добивая её неопределённостью своего положения и мученическим ожиданием необратимого, — начинай уже мышцы шевелить, а то они без работы, долго в себя после этой отравы приходить будут.
Он помог ей сесть, раздвинув ноги, что позволило легче держать корпус вертикально.
— Что между нами было? — настойчиво и уже чуть не плача, потребовала она ответ у собеседника.
— Разговор был по душам, — невозмутимо продолжал он, — кстати, ты научила меня своему колдовству.
— Не ври! — выпалила она, гневно сверкая зелёными очами.
— Зачем же мне врать, — тут же ответил он, также спокойно сидя, только…, с другой стороны.
Золотце медленно повернула голову. Глаза её были круглыми, как тогда у лешего в лесу, челюсть отвисла, дыхание отсутствовало. Кайсай безошибочно поставил диагноз — шок.
— Как… — только и смогла выдавить из себя золотоволосая зеленоглазка.
Кайсай, тут же пропал, как будто растворился в воздухе и объявился уже стоя на коленях за её спиной, нагло и беспардонно развязывая завязки золотой брони.
— Давай-ка, скидывай бронь. Пока никого нет, я тебе хоть мышцы окаменелые разомну.
Похоже этим он её добил. Шок достиг такой глубины, что рыжий почувствовал — она сейчас рухнет в обморок. Он бросил завязки и вот уже материализовался прямо перед ней, плеская из ладошек воду в лицо, тут же большими пальцами рук, утирая воду с глаз. Затем, ладонью утёр всё лицо и встав на колени, опять принялся за шнуровку. Она лишь безвольно хлопала ресницами, с выражением на лице, означающим, «делай, что хочешь».
— Ты, давай, не раскисай, — подбодрил её Кайсай, наконец справившись с боковым шнурком и освобождая упревшее тело молодой красавицы.
Тяжёлые груди, всколыхнулись перед его лицом и замерли, затопорщившись выскочившими сосками, возбуждёнными прохладой утреннего дуновения. Он опять колдовством оказался за её спиной и опустил сильные руки ей на плечи. Дед, многому его учил и при том, не только убивать правильно и быстро, с одного удара, но и то, как за мышцами ухаживать, лечить травмы, ушибы, ранения, без которых, учёба не учёба.
К тому времени, как за частоколом послышались первые голоса проснувшихся «мужерезок», Золотце уже могла стоять на ногах и руки у неё более-менее стали оживать. Но за всё время, пока Кайсай, в поте лица, разминал и массировал её тело, начиная с плеч и кончая ступнями ног, в процессе этого перехода, на долго задержавшись в области ягодиц, она не произнесла ни слова и даже растерянного вида лица, не потеряла, превратившись в послушную, бестолковую куклу. Золотце, явно о чём-то думала. Напряжённо, мучительно. Но о чём? Кайсай мысли читать, пока, не умел.
Когда две, встревоженные девы, выскочили из проёма в поле, их Матёрая, опираясь на плечо Кайсая, уже кое-как, но всё же самостоятельно, двигалась в сторону заимки.
Глава сорок третья. Она. С глазу на глаз
Райс, вышла из своего шатра, только ближе к полудню. Никто не посмел её беспокоить. Все, у кого были вопросы, требующие царского решения, молча стояли и ждали аудиенции с самого утра, на поляне перед шатром.
Она вышла, оглядела собравшихся, примерно, представляя себе, кто с чем пришёл и начала с Матёрой, чья сотня дежурила ночью:
— Что у тебя, Ветерок? — спросила она, понимая, тем не менее, что та, будет интересоваться судьбой двух остальных упокоенных мужиков, этой ночью и быстро соображая, что ответить, на ещё не заданный вопрос.
— Матерь, — начала уставшая и ещё не спавшая Матёрая, — что велишь делать с теми двумя, которых прибили ночью? На кол посадим?
— Коней их поймали? — вместо ответа, спросила царица, продолжая раздумывать и уже решившая что-то.
— Конечно.
— Привяжешь к ним и оттащишь к Агару на двор. Пусть сам, дальше разбирается и с мертвяками и их атаманом, а за одно, верховного пригласишь ко мне для разговора, — распорядилась царица и уже продолжая, как бы сама с собой, — неохота мне к нему ехать на круг, а тут, вроде бы, как повод есть, ему самому задницу от стола оторвать.
Огненный Ветер слушала молча, продолжая стоять перед Райс и не спешила выполнять поручение. Раз, царица не даёт команду на исполнение, значить ещё не закончила. К подобной дисциплине общения с Матерью клана, были приучены все. Райс молчала, что-то раздумывая. Затем, кивнула сама себе, с чем-то соглашаясь и закончила, криво улыбнувшись:
— Спросит почему сама не приехала, скажешь, что я тут лютую в бешенстве. Ступай.
Ветерок, тут же убежала исполнять повеление. Следующая, к кому обратилась царица, была старая ведунья Русава.
— Готовь, Русава, на завтра три сотни куманить. С Агаром отправим Грозную, Адель и Сапсану. За день управишься?
Русава сразу не ответила, молча смотря себе под ноги и видимо соображая и взвешивая свои возможности. Наконец, тихо пробурчала себе под нос:
— Ну, а чё не управиться-то? Я их, пожалуй, все три сотни за раз и оприходую. Пущай в одной связке и катятся.
— Тоже верно, — согласилась с ней Райс, так же тихо и таким же бурчащим себе под нос тоном, — у тебя ещё есть ко мне что?
— А ты ничего не хочешь рассказать, про вчерашнее? — тут же вопросом на вопрос, поинтересовалась старая ведунья.
Райс помялась несколько ударов сердца и мотнув рукой в сторону входа в шатёр, продолжила:
— Заходи, по сплетничаем.
Русава, в отличии от Ветерка, бежать не стала, а пошла медленно, упираясь на палку, с которой она в последнее время, уже не расставалась.
Ещё две ближницы и глава одного из сарматских поселений, имели чисто бытовые вопросы, которые Райс разрешила «с лёту». И наконец, последнего оставшегося на поляне Шахрана, просто, отпустила на сегодня, за ненадобностью. После чего, отойдя от шатра к лесу, медленно осмотрелась вокруг, всей грудью впитывая лесной.
Небольшой отряд, во главе с Огненным Ветром, тянул за уздцы двух скакунов, к которым за ноги, были привязаны два ненавистных двухголовых. Ехали они всю дорогу не сильно быстро, но и не задерживаясь.
Подъехали к мужицкому «муравейнику» Агара, где от одного их злобного вида, ещё издали, воины расступались, прячась друг за друга. А когда их взгляды опускались, со злющих лиц воительниц, на что-то непонятное, волочённое по земле конями, в чём, из-за грязи, с трудом узнавались силуэты людей, вовсе отшатывались за шатры и повозки.
Уставшая от бессонницы и пережившая за ночь эмоциональную бурю, Ветерок, чувствовала себя выжатой насухо. Хмурый взгляд, который все окружающие воспринимали, как злобный, на самом деле, был просто олицетворением пустоты, царившей у неё в душе.
На эмоции, у неё сил уже не было. Матёрой было на всё наплевать, но именно эта эмоциональная опустошённость, с которой дева, как ледокол разрезала на своём коне людское море, пугал расступающийся народ больше, чем ярость и агрессивность.
Она даже наплевала на правила двора Агара и разметав, одним лишь взглядом, стражу прохода, прямо на коне въехала к столу Верховного. Не обратив никакого внимания на чей-то окрик «Э» от стола, мол, «куда прёшь», Ветерок проехала к центру. Её боевые девы последовали примеру своей Матёрой.
Недоумённый окрик «Э», был единственным звуком, раздавшимся от стола. Толи, мутный, пустой взгляд «мужерезки», толи, кони, волокущие трупы, мигом отбили у важных атаманов, царей и королей, восседавших за царским столом, всякое желание выражать своё недовольство. Ветерок подъехала к Агару, который, как и все присутствующие за столом, встал, хмуро рассматривая процессию.
— Ночью, на моих девочек напали из засады трое уродов из орды Мамона, — начала Матёрая тихо и без эмоционально, даже не удосужившись приветствием, — этим повезло. Умерли сразу. Царица велела их доставить к тебе для разбора. Третьего, взяли живьём. Уже казнили. Матерь в бешенстве. Лютует. Требует тебя Агар, к себе в гости для разговора.
