Возможно (думала Джилл), они такого натерпелись в Башне, что сейчас им просто необходима разрядка, они рвутся в схватку с врагом, которого можно видеть глаза в глаза, который готов к яростному отпору. Впрочем, она и сама не слишком верила в такое объяснение.
Клеменс был прав. Он знал человеческую природу. Во всяком случае — мужскую. Нет, не так! Это несправедливо! Скажем так: природу мужчин определенного сорта.
Потом было часовое обсуждение деталей рейда. На нем Сирано объявил, что может набросать довольно точные кроки «Рекса». Клеменс в конце концов отключился, но не раньше, чем добился обещания, что его поставят в известность о результатах рейда в ту же минуту, как их вертолет вернется.
— Если он вернется, — бросила ему в ответ Джилл.
Глава 63
Торпеды, казалось, шли прямо на цель, но Сэм приказал сделать крутой разворот на полном ходу. Минутой позже наблюдатель на корабле сообщил, что обе торпеды «ушли в молоко», едва не задев судно. Дирижабль же продолжал идти на него, он двигался прямо и неуклонно и по всем признакам должен был столкнуться с капитанским мостиком. Сэм завопил, чтоб по дирижаблю немедленно вторично ударили ракетами. Но прежде чем приказ был выполнен, дирижабль взорвался.
Четыре одновременно взорвавшиеся бомбы должны были бы выбить все стекла в иллюминаторах палубных надстроек и, пробив в корпусе большие пробоины, уйти в глубь корабля. Действительно, иллюминаторы были разбиты или вообще высажены вместе с рамами, поранив многих из экипажа судна.
Корабль, хоть он был огромен и тяжел, содрогнулся. Сэма швырнуло на палубу вместе со всеми другими, бывшими в рубке; один лишь рулевой остался на месте — он был пристегнут к своему креслу. Байрон потерял сознание, когда лобовая панель ударила его прямо в лицо.
Сэм вскочил на ноги, когда рубка уже наполнилась клубами дыма, который слепил ему глаза и заставлял задыхаться от кашля. Омерзительная едкая вонь проникла в глотку и ноздри. Сэм ничего не слышал — на какое-то время он полностью оглох. Ощупью пробираясь сквозь дым, он наконец наткнулся на пульт управления. Зная расположение каждого циферблата, каждой кнопки, каждой клавиши, Сэм убедился, что корабль все еще следует заданному курсу — если, конечно, рулевой механизм еще действует. Затем он отстегнул ремни, удерживавшие безжизненное окровавленное тело Детвейлера в кресле, и опустил его на пол.
Дирижабль, или, вернее, то, что от него осталось, упал в Реку. Обломки были разбросаны на сотнях квадратных метров водной поверхности и горели. Дым, заполнявший рубку, исходил именно от них, но теперь корабль уже вышел из дымного облака. Сэм выровнял судно и направил его вверх по течению. Включив автопилот и убедившись, что тот совершенно исправен, Сэм помчался на правый борт, чтоб оценить нанесенный кораблю ущерб.
Джо что-то кричал ему, его рот был широко открыт, а губы работали в непривычно быстром темпе. Сэм показал пальцем на свое ухо, давая понять, что он ничего не слышит. Джо продолжал вопить. Его шкура кровоточила во многих местах.
Позже, когда все успокоилось, Сэм пришел к выводу, что из четырех бомб взорвалась только одна. Сила взрыва должна была бы вызвать детонацию и остальных трех, но этого, ко всеобщему удивлению, не произошло.
Убитых не было, но десятки человек получили ранения. Счастье еще, что взрыв не привел к детонации ракет, имевшихся на борту.
Больше всех досталось Детвейлеру, но и он встал на третий день с постели и начал ходить. Корабль пока стоял на якоре у берега поблизости от питающего камня, обеспечивающего завтраком весь экипаж. Широкие сходни соединяли «Марка Твена» с берегом, чтоб команда могла отдохнуть на берегу. Повреждения уже были почти полностью ликвидированы, и команду повахтенно отпускали на берег. Сэм решил, что сейчас самое время заготовить побольше пороху и спирта. С местными властями договорились насчет обмена табака и части вина и виски, поставляемых граалями экипажа, на древесину и лишайник, добываемые туземцами.
Фон Рихтхофен погиб. Из команды «Минервы» выжили только Самрад и Харди. Ньютон утонул, так, видимо, и не придя в сознание. Сэм плакал, когда тело немца положили в мешок с грузом и опустили в глубины Реки. Он очень любил этого кипучего и беззаботного парня.
— Я знаю, почему Грейсток совершил предательство, — говорил Сэм. — Иоанн Безземельный сделал ему предложение столь соблазнительное, что отвергнуть его Грейсток просто был не в силах. И эта коварная скотина почти выполнила работу, на которую подрядилась. Я всегда знал, что Грейсток жестокий человек, подобно всем людям своего круга, но не подозревал, что он сможет так легко стать предателем. А ведь если бы мы учили историю как следует — это и к тебе относится, Марсель, зато тебя не касается, Джо, — то наверняка помнили бы, что все средневековые аристократы славились своей способностью предавать. Их богом была Удача, что отнюдь не мешало им возводить церкви и соборы во славу Господа и Его Святой Церкви. У всех у них был моральный уровень гиены.
— Не у всех, — отозвался де Марбо. — Был такой Уильям — маршал Англии. Так вот, он никогда не перебегал с одной стороны на другую.
— Должно быть, он никогда не служил у короля Иоанна, — возразил Сэм. — Чтоб делать дела с этим подонком, надо обладать необычайно крепким желудком. Так или иначе, Иоанн сделал попытку, и она ему почти удалась. И сейчас меня очень тревожит вопрос — сколько еще саботажников он насадил среди нас? Теперь вы, надо думать, поняли, почему я распорядился удвоить караулы возле каждой жизненно важной точки корабля, а возле арсенала и склада боеприпасов так даже учетверить их?
По этой же причине я приказал всем мужикам и всем девкам на борту докладывать мне обо всех сколько-нибудь из ряда вон выходящих случаях. Я знаю, это многим не нравится, но мне приходится быть реалистом.
— Неудивительно, что тебе знятся кошмары по ночам. А я вот о таких вещах не безпокоюзь! — буркнул Джо Миллер.
— И именно поэтому я — капитан, а ты — всего лишь мой телохранитель. Скажи, а разве тебе не приходится волноваться из-за моей охраны?
— А я прозто делаю звое дело, а волнуюзь, только когда обедать долго не дают.
Через несколько минут появился главный радист и доложил, что «Парсеваль» на связи. К тому времени, когда Сэм кончил говорить с Галбиррой, он уже чувствовал себя так, будто прошвырнулся по минному полю. Предательство, ложь, разочарование, ощущение непрочности сущего, стыда и полной потери ориентации — все это, казалось, притаилось у самых ног Сэма и готово было взорваться ему в лицо в любой подходящий момент.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
