– Кайя‑чан…
– А что, давно пора. Император просто жалеет всех детей Ямато, а эти жалость за слабость приняли и давай страну доить! У нас же все земли частные, и леса и горы. Всей земли в Японии – только двадцать процентов государственные. Остальные частные, все кланы к рукам прибрали. В северных префектурах их кланы даже пытались местные налоги в свою пользу вводить. Полиция же ничего против кланов поделать не может, на вас одна надежда, Горо‑сан, на вашу службу. А, скажите, насчет Эскадронов Смерти это правда? Правда же? Вот и я говорю, что правда. – торжествует Кайя, а Горо недоумевает – когда это он соглашался с ней? Неужели кивнул?
– Молодец, Тэнно, все правильно делает, этим же дай волю, они всех под себя подгребут. Ко мне недавно подходили из этих, говнюки из гокудо, давай мол долю, а то работаешь в «Хилтоне», а не платишь за защиту. Да только есть у меня уже защита, вот. – и Кайя‑сан закатывает рукав пиджака и демонстрирует слегка охреневшему Горо татуировку небольшого паучка на предплечье.
– Сумераги‑тайчо распростёрла свою паутину, чтобы дать приют в ее тени всем обиженным и угнетённым. – говорит Кайя‑чан: – слышали, что Братство по соплям от Сумераги‑тайчо получило? Они там у себя говорят пыточную устроили и девчат насиловали… а еще оружие продавали и наркотики. И заговор устраивали против Императора. Да только пришла Сумераги‑тайчо и все. У нас в «Хилтоне» один парнишка из ихних есть, недавно устроился, говорит, что она ростом в два метра и ноги у нее как колонны. И голос – как Иерихонская труба.
– Чего?! – вконец ошалевает Горо от ее сравнений и эпитетов.
– Труба такая. Мне один клиент рассказывал. Она на страшный суд зовет. – объясняет ему Кайя‑чан: – вот все‑таки вам читать больше надо, Горо‑сан, а то вы на этой своей службе рыцаря плаща и кинжала совсем о себе не думаете. Расширять свой кругозор надо. А то так и помрете – необразованным.
– Кайя‑чан! – взмолился Горо.
– Да я понимаю, понимаю, что по делу надо, но у меня ж возмущение! Я же ради родины и справедливости, а эти только за деньги, ну скажите же, Горо‑сан.
– Кайя‑чан, пожалуйста. Что ты знаешь о этих клановых из пентхауса? Что тебе рассказывали? – все‑таки пытается прорваться сквозь потоки информации Горо.
– Что знаю… да я все про них знаю! Сволочи они. Пытались на нашу Сумераги‑тайчо накатить, да только поломалась у них машина накаточная. Завернула их Сумераги‑тайчо, по жопе похлопала – мол дуйте‑ка в свой Токио, а если тут хотите остаться – так и сидите ниже травы, тише воды и не отсвечивайте. Там же у них в пентхаусе все вверх дном перевернуто было. И эту, привезли какую‑то фифу из ихних Сандзюсан, откачивали ее, в коме какой‑то была. Видать крепко ее наша Защитница приложила.
– Защитница? – хмурится Горо. Новая волчица в стае Сумераги? Почему он не знает? Надо расспросить ее подробнее.
– Так ее народ зовет, Сумераги‑тайчо нашу. Уже даже чудики есть, которые в ее честь молебны совершают и в боевые отряды собираются, да патрулировать улицы начинают. Мол на всех вас Сумераги‑тайчо не напасёшься, самим тоже надо порядок поддерживать. Я, кстати, сегодня вечером дежурю, буду угол Третьей, где киоски и лавочки – патрулировать. Вместе с Аей и Вероникой. Наша зона ответственности.
– Я надеюсь, ты молебны в ее честь не служишь? – шутит Горо. Кайя сдвигает брови и речитативом произносит что‑то о сетях, которые плетет Сумераги‑тайчо над городом, в которых непременно должно запутаться зло, несправедливость, жестокость, ревность, высокая акцизная ставка и налоги. Горо прямо чувствует, как у него вытягивается лицо.
– Да шучу я. – смеется она: – уж больно в серьезно выглядели, Горо‑сан. Кто же будет Сумераги‑тайчо молится. Все же знают, что она молитвы не переносит, ей жертвы нужны.
– ?!
– Да шучу я. – опять смеется Кайя‑чан: – не любит она жертвы. Она любит молодых женщин с магическим талантом. Так что у меня нет шансов. А жаль.
– Хватит меня пугать, Кайя‑чан: – ты лучше скажи, что там с клановыми в отеле дальше было?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– А что было – собрались они всей командой и свалили из города. Оставили только одну девицу в очках, затравленную такую, с кругами под глазами. Видимо – выкуп.
– Выкуп?
– Ну да. Я ж говорю – Сумераги‑тайчо любит, когда девка молодая, в теле, да с магическим талантом. Эта – из команды магов, Сандзюсан какой‑то, значит магический талант у нее точно есть. А испуганная такая – ну … понятно почему. Хотя должна гордится, клановая… это ж честь.
– Вот сейчас не понял. Клановые съехали?
– Угу. Сегодня. Только что вот. – кивает Кайя‑чан.
– Но один маг остался? – уточняет Горо.
– Не один, а одна. Я ж говорю, девица в очках, бледная немочь такая и с синяками под глазами, будто не спит толком. Самую тощую оставили, а ведь знают, что Сумераги‑тайчо любит, когда есть за что схватить. Говорю – это плевок в душу, вот это что. Уважали бы – так оставили бы такую, посочнее девку. А таких вот – две надо. Или три.
– Девица в очках? – разум Горо мечется, пытаясь вспомнить, кто из Сандзюсан подходит под это определение.
– Горо‑сан! – внезапно наклоняется к нему Кайя: – нас засекли! Будем действовать под прикрытием! Будто мы с вами не из секретной службы, а просто любовники!
– Что? – Горо некоторое время соображает. Никакой императорской секретной службы не существует и выследить его тут никто не мог. Разве что… нехорошее подозрение сжимает ему грудь, и он оборачивается. За ним стоит бледная Кеко‑тян и смотрит на него своими огромными глазами.
– Это не то, что вы думаете. – тут же спасает ситуацию Кайя‑чан: – мы с ним просто любовники.
Глава 44
– Я… я не понимаю, что происходит. – Греденль‑тян мотает головой, отрицая свою причастность к настоящему моменту в целом и к состоянию Нанасэ‑онээсан в частности. Ее оставили разгребать бардак, она очень напугана и старается не смотреть нам в глаза. В другое время я бы был первым, кто пожалел бы бедняжку и постарался сделать ее пребывание у нас приятней и безболезненней. Но сейчас немного не до того, на нее шипят из каждого угла, ведь она же «тварь, которая напала на онээсан». Майко демонстративно не замечает ее, обращается к ней в третьем лице, Акира безупречно вежлива, но эта именно та, страшная вежливость, за которую ее когда‑то прозвали «Та самая Акира». Это вежливость, которая дробит крепко сжатые зубы в момент смерти, эта вежливость из разряда – «пожалуйста, умрите». Больше никто пока не вступал с Грендель в контакт, мы все же стараемся избежать линчевания и прочих эксцессов, нам только новых разборок с Вечно Молодой не хватало. Ситуация и так висит на волоске. У меня есть соображения, как сделать наше положение крепче, так сказать наладить связи и выйти на проектную мощность, но сейчас необходимо решать проблемы по мере их поступления.
– В смысле? – хмурится Майко: – что эта пытается нам сказать? Может ей все‑таки ногу оторвать? В качестве воспитательной меры?
– Я правда не понимаю! – практически кричит Грендель‑тян, ни в коей мере не похожая на ту чудовищную голову, которую откуда‑то притащила Сакура. Грендель‑тян – невысокая и худощавая девчушка в униформе Сандзюсан, в очках и с темными кругами синяков под глазами, словно бы следствие вечного недосыпа. Голова настоящего Гренделя, судя по всему, произвела на нее неизгладимое впечатление и сейчас она просто из кожи вон лезет, чтобы нас не сердить лишний раз, и вообще не привлекать ненужного внимания. Видимо работают сплетники нашего города, работают в три смены, разнося слухи о «великой и ужасной извращенке Сумераги‑тайчо» и ее привычках отрезать конечности и хранить в холодильнике. Что, кстати, в отличие от прочих слухов, даже является правдой. Майко с большой неохотой расставалась с коллекцией моих отрезанных рук, ворчала что «теперь новые набирать» и «клянусь Аматерасу, пусть только попробуют что с ними сделать». Она намерена их вернуть и надо будет с ней провести беседу, что делать этого не стоит. Пусть их. Что они там с ними делать будут – исследовать, образцы брать, жарить на сковороде – их дело.
