в космос.
Уже легче. Уже проще.
Я плохо сплю.
Ребёнок почти постоянно плачет.
У меня мешки под глазами, в ушах шум. Я сплю стоя, сплю сидя.
Но возможно позже будет чуть полегче.
Арис молчит. Он помогает изо всех сил. Но я вижу, что он чувствует себя виноватым во всей этой ситуации.
Он предлагал кого-нибудь разбудить, но я не согласна. Мы не тестировали выход из криосна вне цикла.
Поэтому отложим этот вариант... до другого раза. Я справлюсь. У меня просто нет другого выбора».
«Привет.
Меня всё ещё зовут Рири.
Мне уже двадцать.
Я всё ещё молодая мама. И совсем не чужого ребёнка. Это мой сын. Мой ребёнок.
И мой мужчина.
Мы пьём по утрам вместе кофе. Потом пока сынишка возится в колыбели, вместе работаем над двумя крупными проектами.
Потом готовим вместе обед. Потом гуляем по теплицам.
И прогулка, и, что куда важнее, мы скрещиваем нативным путём некоторые деревья. Через пару лет увидим первые результаты.
Посмотрим, что будет дальше.
Пока я могу сказать, что Арис - оттаял. Он всё ещё переживает, что мы не смогли помочь Луми. Но больше не винит себя и сынишку. Нашего сынишку он просто любит. И любит меня.
Молодость слишком порывиста, мы натворили глупостей. И теперь платим за них. Но пока мы вместе.
Я его люблю.
Люблю сына.
Люблю науку.
Люблю космос и эту вечную ночь.
Но жаль, что я так и не увижу голубое небо Земли. Но если мы постараемся его смогут увидеть хотя бы наши потомки! Хотя бы потомки нашего сына... и нашей будущей дочери».
«Привет.
Это Рири. Мне двадцать четыре.
Я мама двух прекрасных детей, любимая супруга и соавтор двух важнейших исследований. Мы нашли способ, как можно наладить общение с другими станциями. Да, там есть жизнь!
И, самое главное, мы всё-таки разработали технологию новых энергоресурсов. Солярные паруса. Да, это будет непросто. И создать их, с учётом того, как жёстко мы ограничены в ресурсах. И развернуть их. И включить их. И переработать получаемый энергоресурс.
И... проблем много. Вопросов - ещё больше.
Но мы уже справились. Мы уже положили начало.
На следующий срок нас сменят, мы будем спать. Все вместе. Мы передадим технологию другим учёным, может быть, свежим взглядом, они уловят больше, чем мы? Смогут доработать, довести до идеала.
А затем спать уйдёт только половина экипажа. Вторая половина будет заниматься разработкой, созданием и налаживанием всего этого.
Я немного боюсь за сынишку. Ему тоже предстоит следующий цикл проспать.
Но ресурсы на следующий цикл ограничены, чтобы высвободить их для того, чтобы построить паруса... Так что, не спорю. Да и интуиция, звучит не очень убедительно».
Следующая запись неожиданно не была такой размеренной и счастливой. Не была полной надежд. Она была отчаянной, холодной и пустой.
…»Это Рири. Мне уже двадцать семь с половиной.
И я живой мертвец.
Как и очень многие на этой станции, кто проснулся, чтобы другие выжили.
Мои лёгкие разрываются от боли. Каждый вдох доставляет адское мучение. Меня бьёт кашель. Температура высока. А ничего из того, что у нас есть, не помогает. Я вижу образы. Слышу ... нечто. Слышу, как станция трещит, буквально раздираемая по швам.
Я умираю.
Мне страшно...
В моих венах течёт зараза, которую невозможно вывести...
Я знаю это совершенно точно. И точно так же знаю, что на нашей станции нет источника заразы. Она есть на всех других.
Кроме нашей. Потому что та самая новая технология солярных парусов оказалась очень удачной для выжигания заразы. Если развернуть её в обратную сторону.
Мы развернём... Уже практически развернули.
Мы попробуем спасти как можно больше людей.
И оставим в криосне того, кто сможет рассказать информацию другим. Он будет просыпаться. Потом засыпать снова.
Он будет много знать...
А ещё это человек, у которого есть иммунитет к этой заразе. Просто потому, что он попал в плен бесконечного обновления клеток. Он останется вечно ребёнком. И... сын, мне так жаль.
Прости нас.
Мы не знали...»
Запись прервалась отчаянным диким кашлем. Задыхающимся, страшным.
И стихла окончательно.
Последняя включилась неожиданно для Эми, ударила наотмашь.
«Меня зовут Рири.
Привет, сын.
Эту запись я адресую тебе лично.
Капсула, в которой ты находишься, автоматически преобразует все эти записи в те, которые ты сможешь услышать. Но не сможешь запомнить надолго. Так устроена твоя болезнь. Она будет откатывать не только состояние твоего тела, но и состояние твоей памяти...
Очень скоро в ней не останется ни меня. Ни отца. Ни твоей сестры. Ни того, что было с тобой. Что было с нами. У станции есть шанс. Но его нет у нас.
Прости нас, малыш. Мы слишком отчаянно пытались защитить тебя. И не смогли помочь себе. Возможно, когда ты вырастешь, ты поймёшь нас.
Возможно, нет.
Возможно, каждый раз, когда эта запись будет включаться, ты будешь знакомиться с этой историей заново. Кто знает?
Я спрячу эти записи так, чтобы их никто не нашёл и не смог выключить. В корневом терминале.
Пароль на вход - имя и фамилия твоего отца. Только ты сможешь услышать эту запись, а значит только ты сможешь открыть этот терминал. И получить к нему доступ.
Я прошу тебя только об одном, мой дорогой.
Что бы ни случилось, не дай станциям с вирусом упасть на Землю. Я так и не увидела голубого неба, но я хочу, чтобы у наших потомков был шанс. Увидеть это небо и объять его.
Любящая тебя мама».
…Голос женщины ещё звучал у Эми в ушах, когда она переворачивалась и снимала наушники. Завтра. Всё.
Об остальном она подумает завтра, когда будет перед глазами вся нужная информация...
Когда перестанет так жутко болеть в груди и перестанет звучать в ушах девичий голос: «Привет, меня всё ещё зовут Рири».
Утро было серым. Серый свет ламп, серые отблески на стенах. Не было посторонних звуков, станция словно дремала в ночи, и пустота была вокруг, и пустота была внутри. Эми устраивало. Можно было спокойно поработать.
Устроившись за терминалом, она открыла свои файлы и решительно сняла все шифры. Не место. Не время.
Надо найти ответ.
В картине, которая получалась, было слишком много дыр. Слишком много лжи, которую победители выдавали за историю. И теперь собрать всё воедино, было невозможно. Оставлять допущения? Да. Можно.
К сожалению, даже скорее «нужно».
Но если это отложить в сторону. Что есть в фактах?
