его же баре? Почему ткани не регенерировали тогда?
Я покачал головой:
– Может, потому, что тогда он пребывал в сознании.
– Он отказался от обезболивающего. Я помню, мне это тогда показалось странным, – пробормотала Кэррин. – Что он такое?
Я пожал плечами:
– Спроси у него.
– Я спрашивала, – сказала она, – прежде чем он отключился.
– И что он ответил?
– Он сказал: «Я готов».
Я фыркнул.
– Как ты думаешь, что это значит? – Она бросила взгляд на сопящего Мака.
Я поразмыслил над этим:
– Может, он имел в виду, что он в отключке?
– Мы это так и оставим? – спросила она.
– Если он этого хочет, – сказал я. – Считаешь, мы должны его пытать?
– Логично. – Она вздохнула. – Может, действительно лучше дадим ему отдохнуть.
– Может, нам стоит позволить ему продолжать варить пиво, – предложил я. – А что Томас?
– Проснулся. Поел. – Она нахмурилась и уточнила: – Поел супа. Спал пару часов Эта здоровенная костлявая тварь всерьез измотала его.
– Всегда находится кто-то больше тебя, – сказал я.
Она хмуро посмотрела на меня.
– С одними это бывает чаще, чем с другими, – уточнил я.
Она закатила глаза.
– Итак? – сказал я миг спустя.
– Итак? – отозвалась она.
– Эм. Нам стоит поговорить?
– О чем?
Мыш смотрел то на нее, то на меня и начал с надеждой вилять хвостом.
– Цыц. – Я почесал его за ухом. – Какая-то шпана, сплошь из костей, смогла тебя завалить? Ты получаешь слишком много косточек от благотворительности? Эта драка должна была стать чем-то вроде Скуби-Ду против Скуби Закусь-Призрака.
Мыш счастливо скалился, не слишком расстроенный, продолжая вилять хвостом.
– Не будь с ним так суров, – сказала Кэррин. – Всегда находится кто-то больше тебя. – Потом она покачала головой и добавила: – Ох, мы просто как дети. Цепляемся за любой предлог, лишь бы не говорить сейчас о наших отношениях.
Чашка с супом дернулась, едва не опрокинувшись.
– Гм, да. – Я сглотнул слюну. – Мы… мы целовались.
– Есть песня о том, что это значит, – напомнила Кэррин.
– Да. Но я не умею петь.
Она замолчала, а потом ее чашка с супом стала тоже подрагивать в ее руках. Потом очень осторожно она заговорила:
– Есть определенные факторы…
– Типа Кинкейда, – сказал я без эмоций.
– Он не один из них, – ответила она. – Уже нет.
– О, – сказал я слегка удивленно.
– Это ты, Гарри.
– Я был уверен, что окажусь фактором.
– Да, – подтвердила она. – Но… не фактором «против». – Она взяла меня за руки. – В течение последнего дня я видела в тебе проявления, которые… беспокоят меня.
– Беспокоят тебя.
– Пугают меня до потери пульса, – уточнила она спокойным тоном. – Вся эта муть с Зимним Рыцарем. Ты не меняешься. Ты уже изменился.
Я почувствовал легкий холодок:
– Что ты имеешь в виду? Сегодня ночью? Черт подери, Кэррин, когда мы не имели дел с монстрами и бойнями?
– Имели, и множество раз, – кивнула она. – Но прежде ты всегда этого боялся. Ты делал свое дело, но думал, что это страшно. Вполне здравая мысль.
– И что? – спросил я. – Что было иначе нынешней ночью?
– То, что я постоянно чувствовала спиной твою эрекцию, – сухо сказала она.
– Э-э-э, – сказал я. – Серьезно?
– Да. Женщины такое обычно замечают.
А я не заметил. Упс.
– Просто… Кэррин, послушай, эта штука почти никогда не ведет себя благоразумно. Но не потому, что она хотела обратить на себя внимание.
– Никогда не понимала, почему мужчины это делают, – сказала она.
– Делают что?
– Говорят о своем члене так, словно это самостоятельное существо. Типа паразита, контролирующего мозг. – Она покачала головой. – Это ты, Гарри. Весь ты. И та часть тебя, которой нравится то, что происходит.
– Это плохо?
– Да, – сказала она. Потом издала короткий вздох разочарования. – Нет. Может быть. Это перемена.
– А перемены – это непременно плохо?
– Конечно нет. Но я еще не знаю, нынешняя перемена – к добру или к худу. Гарри… ты самый сильный человек, которого я знаю, и не в каком-то одном смысле слова. И потому что ты… это значит, что если ты действительно изменишься…
– Ты думаешь, я стану каким-то монстром, – закончил я.
Она пожала плечами и сжала мои ладони в своих:
– Я неправильно выражаюсь. У меня получаются глупости. Но я чувствовала тебя, когда ты был с Охотой. Я знала, что тобою двигало, что ты ощущал. И в какой-то момент я прониклась этим – что меня тоже пугает.
– Так я чересчур монстр или ты? – осведомился я. – Я начинаю путаться.
– Тут ты не одинок, – заметила она.
– Ты говоришь, проблема в том, что я мог бы свернуть на кривую дорожку, – предположил я.
– Я знаю, что ты мог бы, – сказала она. – Любой может. Но у тебя для этого больше возможностей, чем у большинства других. И может быть, тебе не стоит именно сейчас раскачивать свою эмоциональную лодку. Когда Сьюзен разбила твое сердце, сразу после того, как она изменилась, ты пошел по нисходящей спирали. Если бы это произошло сегодня, со всеми проблемами, стоящими перед тобой… Гарри, я боюсь, ты не сможешь из этого выбраться.
Пока что все ее слова били в центр мишени, черт подери.
– Ты права, – признал я. – Но мы еще даже не ходили на свидания, а ты уже нацелилась на неприятный разрыв?
– Есть определенные факторы, – повторила она твердым ровным голосом.
– Вроде чего? – спросил я.
– Вроде этих дел с Молли, – сказала Кэррин.
– Нет никаких дел с Молли, – возразил я. – И никогда не будет никаких дел с Молли.
Она вздохнула:
– Ты чародей, она чародейка. Теперь ты Зимний Рыцарь. А она Зимняя Леди.
– Кэррин, – начал я.
– А я состарюсь и скоро умру, – сказала Кэррин очень, очень тихо. – Относительно скоро. Ты же будешь жить веками. И она тоже. Вы оба близки, и даже если ничего никогда не произойдет… есть еще одна вещь. Знаешь?
Мы держались за руки, огонь потрескивал.
– Правда? – сказал я.
Она кивнула.
– Есть вещи, нацеленные против нас, – сказал я. – И что здесь нового?
– Ты капитан в катастрофе сверхъестественного мира, – заявила она. – Но именно я постоянно контактирую с айсбергами. Это случалось слишком часто, чтобы я смогла понять, что ты и я – это «Титаник».
– Мы люди, – возразил я. – А не какой-то долбаный корабль.
– Кроме того, мы люди, – сказала она. – Поцелуй, вызванный всплеском адреналина, – это одно. Отношения – сложнее. Гораздо сложнее. – Она мотнула головой. – И если это кончится слезами, я боюсь, это уничтожит нас обоих. А сейчас на кону слишком многое. Я не думаю, что нам следует бросаться в это очертя голову. Мне нужно время, чтобы подумать. Чтобы… Мне просто нужно время.
Я сглотнул. Она опять-таки была
