Разбойничья
Как во смутной волостиЛютой, злой губернииВыпадали мо́лодцуВсе шипы да тернии.
Он обиды зачерпнул, зачерпнулПолные пригоршни,Ну а горе, что хлебнул, —Не бывает горше.
Пей отраву, хочь залейся!Благо, денег не берут.Сколь веревочка ни вейся —Все равно совьешься в кнут!
Гонит неудачниковПо ми́ру с котомкою,Жизнь текет меж пальчиковПаутинкой тонкою.
А которых повело, повлеклоПо лихой дороге —Тех ветрами сволоклоПрямиком в остроги.
Тут на милость не надейся —Стиснуть зубы да терпеть!Сколь веревочка ни вейся —Все равно совьешься в плеть!
Ах, лихая сторона,Сколь в тебе ни рыскаю —Лобным местом ты краснаДа веревкой склизкою!
А повешенным сам дьявол-сатанаГолы пятки лижет…Смех, досада, мать честна! —Ни пожить ни выжить!
Ты не вой, не плачь, а смейся —Слез-то нынче не простят.Сколь веревочка ни вейся —Все равно укоротят!
Ночью думы муторней.Плотники не мешкают —Не успеть к заутрене:Больно рано вешают.
Ты об этом не жалей, не жалей, —Что тебе отсрочка?!На веревочке твоейНет ни узелочка!
Лучше ляг да обогрейся —Я, мол, казни не просплю…Сколь веревочка ни вейся —А совьешься ты в петлю!
1975Купола
Михаилу Шемякину
Как засмотрится мне нынче, как задышится?!Воздух крут перед грозой, крут да вязок.Что споется мне сегодня, что услышится?Птицы вещие поют – да все из сказок.
Птица Сирин мне радостно скалится —Веселит, зазывает из гнезд,А напротив – тоскует-печалится,Травит душу чудной Алконост.
Словно семь заветных струнЗазвенели в свой черед —Это птица ГамаюнНадежду подает!
В синем небе, колокольнями проколотом, —Медный колокол, медный колокол —То ль возрадовался, то ли осерчал…Купола в России кроют чистым золотом —Чтобы чаще Господь замечал.
Я стою, как перед вечною загадкою,Пред великою да сказочной страною —Перед солоно– да горько-кисло-сладкою,Голубою, родниковою, ржаною.
Грязью чавкая жирной да ржавою,Вязнут лошади по стремена,Но влекут меня сонной державою,Что раскисла, опухла от сна.
Словно семь богатых лунНа пути моем встает —То мне птица ГамаюнНадежду подает!
Душу, сбитую утратами да тратами,Душу, стертую перекатами, —Если до́ крови лоскут истончал, —Залатаю золотыми я заплатами —Чтобы чаще Господь замечал!
1975История болезни
I. Ошибка вышла
Я был и слаб и уязвим,Дрожал всем существом своим,Кровоточил своим больнымИстерзанным нутром, —И, словно в пошлом попурри,Огромный лоб возник в двериИ озарился изнутриЗдоровым недобром.
И властно дернулась рука:«Лежать лицом к стене!» —И вот мне стали мять бокаНа липком топчане.
А самый главный – сел за стол,Вздохнул осатанелоИ что-то на меня завел,Похожее на «дело».
Вот в пальцах цепких и худыхСмешно задергался кадык,Нажали в пах, потом – под дых,На печень-бедолагу.Когда давили под ребро —Как екало мое нутро!И кровью харкало пероВ невинную бумагу.
В полубреду, в полупылуРазделся донага, —В углу готовила иглуНестарая карга, —
И от корней волос до пятПо телу ужас плелся:А вдруг уколом усыпят,Чтоб сонный раскололся?!
Он, потрудясь над животом,Сдавил мне череп, а потомПредплечье мне стянул жгутомИ крови ток прервал.Я, было, взвизгнул, но замолк, —Сухие губы на замок, —А он кряхтел, кривился, мок,Писал и ликовал.
Он в раж вошел – знакомый раж, —Но я как заору:«Чего строчишь? А ну покажьСекретную муру!..»
Подручный – бывший психопат —Вязал мои запястья, —Тускнели, выложившись в ряд,Орудия пристрастья.
Я терт и бит, и нравом крут,Могу – вразнос, могу – враскрут, —Но тут смирят, но тут уймут —Я никну и скучаю.Лежу я голый как соко́л,А главный – шмыг да шмыг за стол —Все что-то пишет в протокол,Хоть я не отвечаю.
Нет, надо силы поберечь,А то уже устал, —Ведь скоро пятки станут жечь,Чтоб я захохотал.
Держусь на нерве, начеку,Но чувствую отвратно, —Мне в горло всунули кишку —Я выплюнул обратно.
Я взят в тиски, я в клещи взят —По мне елозят, егозят,Все вызнать, выведать хотят,Все пробуют на ощупь.Тут не пройдут и пять минут,Как душу вынут, изомнут,Всю испоганят, изорвут,Ужмут и прополощут.
«Дыши, дыши поглубже ртом!Да выдохни – умрешь!»«У вас тут выдохни – потомНавряд ли и вздохнешь!»
Во весь свой пересохший ротЯ скалюсь: «Ну, порядки!У вас, ребятки, не пройдетИграть со мною в прятки!»
Убрали свет и дали газ,Доска какая-то зажглась, —И гноем брызнуло из глаз,И булькнула трахея.Он стервенел, входил в экстаз,Приволокли зачем-то таз…Я видел это как-то раз —Фильм в качестве трофея.
Ко мне заходят со спиныИ делают укол…«Колите, сукины сыны,Но дайте протокол!»
Я даже на колени встал,Я к тазу лбом прижался;Я требовал и угрожал,Молил и унижался.
Но туже затянули жгут,Вон вижу я – спиртовку жгут,Все рыжую чертовку ждутС волосяным кнутом.Где-где, а тут свое возьмут!А я гадаю, старый шут:Когда же раскаленный прут —Сейчас или потом?
Шаба́ш калился и лысел,Пот лился горячо, —Раздался звон – и ворон селНа белое плечо.
И ворон крикнул: «Nevermore!» —Проворен он и прыток, —Напоминает: прямо в моргВыходит зал для пыток.
Я слабо подымаю хвост,Хотя для них я глуп и прост:«Эй! За пристрастный ваш допросПридется отвечать!Вы, как вас там по именам, —Вернулись к старым временам!Но протокол допроса намОбязаны давать!»
И я через плечо кошуНа писанину ту:«Я это вам не подпишу,Покуда не прочту!»
Мне чья-то желтая спинаОтветила бесстрастно:«А ваша подпись не нужна —Нам без нее все ясно».
«Сестренка, милая, не трусь —Я не смолчу, я не утрусь,От протокола отопрусьПри встрече с адвокатом!Я ничего им не сказал,Ни на кого не показал, —Скажите всем, кого я знал:Я им остался братом!»
Он молвил, подведя черту:Читай, мол, и остынь!Я впился в писанину ту,А там – одна латынь…
В глазах – круги, в мозгу – нули, —Прокля́тый страх, исчезни:Они же просто завелиИсторию болезни!
1975II. Никакой ошибки
На стене висели в рамках бородатые мужчины —Все в очочках на цепочках, по-народному —в пенсне, —Все они открыли что-то, все придумали вакцины,Так что если я не умер – это все по их вине.
Мне сказали: «Вы больны», —И меня заколотило,Но сердечное светилоУлыбнулось со стены, —
Здесь не камера – палата,Здесь не нары, а скамья,Не подследственный, ребята,А исследуемый я!
И хотя я весь в недугах, мне не страшнопочему-то, —Подмахну давай, не глядя, медицинскийпротокол!Мне приятен Склифосовский,основатель института,Мне знаком товарищ Боткин – он желтухуизобрел.
В положении моемЛишь чудак права качает:Доктор, если осерчает,Так упрячет в «желтый дом».
Все зависит в доме ономОт тебя от самого:Хочешь – можешь стать Буденным,Хочешь – лошадью его!
У меня мозги за разум не заходят – верьтеслову, —Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал:«Если б Кащенко, к примеру,лег лечиться к Пирогову —Пирогов бы без причины резать Кащенкуне стал…»
Доктор мой не лыком шит —Он хитер и осторожен:«Да, вы правы, но возможенХод обратный», – говорит.
Вот палата на пять коек,Вот профессор входит в дверь —Тычет пальцем: «Параноик», —И пойди его проверь!
Хорошо, что вас, светила, всех повесилина стенку —Я за вами, дорогие, как за каменной стеной:На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку, —Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!
Род мой крепкий – весь в меня, —Правда, прадед был незрячий;Шурин мой – белогорячий,Но ведь шурин – не родня!
«Доктор, мы здесь с глазу на́ глаз —Отвечай же мне, будь скор:Или будет мне диагноз,Или будет приговор?»
И врачи, и санитары, и светила все смутились,Заоконное светило закатилось за спиной,И очочки на цепочке как бы влагою покрылись,У отца желтухи щечки вдруг покрылись белизной.
И нависло острие,И поежилась бумага, —Доктор действовал во благо,Жалко – благо не мое, —
Но не лист перо стальное —Грудь пронзило как стилет:Мой диагноз – паранойя,Это значит – пара лет!
1975III. История болезни
