II. Никакой ошибки
На стене висели в рамках бородатые мужчины —Все в очочках на цепочках, по-народному —в пенсне, —Все они открыли что-то, все придумали вакцины,Так что если я не умер – это все по их вине.
Мне сказали: «Вы больны», —И меня заколотило,Но сердечное светилоУлыбнулось со стены, —
Здесь не камера – палата,Здесь не нары, а скамья,Не подследственный, ребята,А исследуемый я!
И хотя я весь в недугах, мне не страшнопочему-то, —Подмахну давай, не глядя, медицинскийпротокол!Мне приятен Склифосовский,основатель института,Мне знаком товарищ Боткин – он желтухуизобрел.
В положении моемЛишь чудак права качает:Доктор, если осерчает,Так упрячет в «желтый дом».
Все зависит в доме ономОт тебя от самого:Хочешь – можешь стать Буденным,Хочешь – лошадью его!
У меня мозги за разум не заходят – верьтеслову, —Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал:«Если б Кащенко, к примеру,лег лечиться к Пирогову —Пирогов бы без причины резать Кащенкуне стал…»
Доктор мой не лыком шит —Он хитер и осторожен:«Да, вы правы, но возможенХод обратный», – говорит.
Вот палата на пять коек,Вот профессор входит в дверь —Тычет пальцем: «Параноик», —И пойди его проверь!
Хорошо, что вас, светила, всех повесилина стенку —Я за вами, дорогие, как за каменной стеной:На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку, —Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!
Род мой крепкий – весь в меня, —Правда, прадед был незрячий;Шурин мой – белогорячий,Но ведь шурин – не родня!
«Доктор, мы здесь с глазу на́ глаз —Отвечай же мне, будь скор:Или будет мне диагноз,Или будет приговор?»
И врачи, и санитары, и светила все смутились,Заоконное светило закатилось за спиной,И очочки на цепочке как бы влагою покрылись,У отца желтухи щечки вдруг покрылись белизной.
И нависло острие,И поежилась бумага, —Доктор действовал во благо,Жалко – благо не мое, —
Но не лист перо стальное —Грудь пронзило как стилет:Мой диагноз – паранойя,Это значит – пара лет!
1975III. История болезни
Вдруг словно канули во мракПортреты и врачи,Жар от меня струился какОт доменной печи.
Я злую ловкость ощутил —Пошел как на таран, —И фельдшер еле защитилРентгеновский экран.
И – горлом кровь, и не уймешь —Залью хоть всю Россию, —И – крик: «На стол его, под нож!Наркоз! Анестезию!»
Мне обложили шею льдом —Спешат, рубаху рвут, —Я ухмыляюсь красным ртом,Как на манеже шут.
Я сам кричу себе: «Трави! —И напрягаю грудь. —В твоей запекшейся кровиУвязнет кто-нибудь!»
Я б мог, когда б не глаз да глаз,Всю землю окровавить, —Жаль, что успели медный тазНе вовремя подставить!
Уже я свой не слышу крик,Не узнаю сестру, —Вот сладкий газ в меня проник,Как водка поутру.
Цветастый саван скрыл и залИ лица докторов, —Но я им все же доказал,Что умственно здоров!
Слабею, дергаюсь и вновьТравлю, – но иглы вводятИ льют искусственную кровь —Та горлом не выходит.
«Хирург, пока не взял наркоз,Ты голову нагни, —Я важных слов не произнес —Послушай, вот они.
Взрезайте с богом, помолясь,Тем более бойчей,Что эти строки не про вас,А про других врачей!..
Я лег на сгибе бытия,На полдороге к бездне, —И вся история моя —История болезни.
Я был здоров – здоров как бык,Как целых два быка, —Любому встречному в час пикЯ мог намять бока.
Идешь, бывало, и поешь,Общаешься с людьми,И вдруг – на стол тебя, под нож, —Допелся, черт возьми!..»
«Не огорчайтесь, милый друг, —Врач стал чуть-чуть любезней. —Почти у всех людей вокругИстория болезни.
Все человечество давноХронически больно —Со дня творения оноБолеть обречено.
Сам первый человек хандрил —Он только это скрыл, —Да и создатель болен был,Когда наш мир творил.
Вы огорчаться не должны —Для вас покой полезней, —Ведь вся история страны —История болезни.
У человечества всего —То колики, то рези, —И вся история его —История болезни.
Живет больное все бодрей,Все злей и бесполезней —И наслаждается своейИсторией болезни…»
1976«Наши помехи – эпохе под стать…»
Наши помехи – эпохе под стать,Все наши страхи – причинны.Очень собаки нам стали мешать —Эти бездомные псины.
Бред, говоришь… Но – судить потерпи, —Не обойдешься без бредней.Что говорить – на надежной цепиПес несравненно безвредней.
Право, с ума посходили не все —Это не бредни, не басни:Если хороший ошейник на псе —Это и псу безопасней
Едешь хозяином ты вдоль земли —Скажем, в Великие Луки, —А под колеса снуют кобели,И попадаются суки.
Их на дороге размазавши в слизь,Что вы за чушь создадите?Вы поощряете сюрреализм,Милый товарищ водитель!
Дрожь проберет от такого пятна!Дворников следом когортыБудут весь день соскребать с полотнаМрачные те натюрморты.
Пса без намордника чуть раздразни, —Он только челюстью лязгни! —Вот и кончай свои грешные дниВ приступе водобоязни.
Не напасутся и тоненьких свечЗа упокой – наши дьяки…Все же намордник – прекрасная вещь, —Ежели он на собаке!
Мы и собаки – легли на весы!Всем нам спокойствия нету,Если бездомные шалые псыБродят свободно по свету.
И кругозор крайне узок у вас,Если вас цирк не пленяет, —Пляшут собачки под музыку вальс —Прямо слеза прошибает!
Или – ступают, вселяя испуг,Страшные пасти раззявив, —Будто у них даже больше заслуг,Нежели чем у хозяев.
Этих собак не заманишь во двор —Им отдохнуть бы, поспать бы…Стыд просто им и семейный позор —Эти собачие свадьбы.
Или – на выставке псы, например,Даже хватают медали, —Пусть не за доблесть, а за экстерьер,Но награждают – беда ли?
Эти хозяева славно живут,Не получая получку, —Слышал, огромные деньги гребутЗа… извините – за случку.
Значит, к чему это я говорю, —Что мне, седому, неймется?Очень я, граждане, благодарюВсех, кто решили бороться!
Вон, притаившись в ночные часы,Из подворотен укромныхЛают в свое удовольствие псы —Не приручить их, никчемных.
Надо с бездомностью этой кончать,С неприрученностью – тоже.Слава же собаколовам! Качать!..Боже! Прости меня, Боже!..
Некуда деться бездомному псу?Места не хватит собакам?..Это – при том, что мы строим вовсю,С невероятным размахом?!
1976Две судьбы
Жил я славно в первой третиДвадцать лет на белом свете —по учению,Жил безбедно и при деле,Плыл, куда глаза глядели, —по течению.
Заскрипит ли в повороте,Затрещит в водовороте —я не слушаюТо разуюсь, то обуюсь,На себя в воде любуюсь —брагу кушаю.
И пока я наслаждался,Пал туман и оказалсяв гиблом месте я, —И огромная старухаХохотнула прямо в ухо,злая бестия.
Я кричу – не слышу крика,Не вяжу от страха лыка,вижу плохо я,На ветру меня качает…«Кто здесь?» Слышу – отвечает:«Я, Нелегкая!
Брось креститься, причитая, —Не спасет тебя святаяБогородица:Кто рули да весла бросит,Тех Нелегкая заносит —так уж водится!»
И с одышкой, ожиреньемЛомит, тварь, по пням, кореньямтяжкой поступью.Я впотьмах ищу дорогу,Но уж брагу понемногу —только по́ сту пью.
Вдруг навстречу мне – живаяКолченогая Кривая —морда хитрая:«Не горюй, – кричит, – болезный,Горемыка мой нетрезвый, —слезы вытру я!»
Взвыл я, ворот разрывая:«Вывози меня. Кривая, —я на привязи!Мне плевать, что кривобока,Криворука, кровоока, —только вывези!»
Влез на горб к ней с перепугу, —Но Кривая шла по кругу —ноги разные.Падал я и полз на брюхе —И хихикали старухибезобразные.
Не до жиру – быть бы жи́вым, —Много горя над обрывом,а в обрыве – зла.«Слышь, Кривая, четверть ставлю —Кривизну твою исправлю,раз не вывезла!
Ты, Нелегкая, маманя!Хочешь истины в стакане —на лечение?Тяжело же столько весить,А хлебнешь стаканов десять —облегчение!»
И припали две старухиКо бутыли медовухи —пьянь с ханыгою, —Я пока за кочки прячусь,К бережку тихонько пячусь —с кручи прыгаю.
Огляделся – лодка рядом, —А за мною по корягам,дико охая,Припустились, подвывая,Две судьбы мои – Криваяда Нелегкая.
Греб до умопомраченья,Правил против ли теченья,на стремнину ли, —А Нелегкая с КривоюОт досады, с перепоютам и сгинули!
1976Песня о Судьбе
