— Хотите знать, что я здесь делаю? То же, что и все остальные Таши — учусь у Аттури. Это не секта и не помешанная шайка, это некромаги, научившиеся управлять своей энергией, как никто другой.
— Я просто не понимаю, зачем тебе это! — эмоционально воскликнула Селетта.
Триста тихонечко присела на край кровати.
— Что в этом такого абсурдного? — не понимал Хэйс, тоже начав распаляться. — Представь, что я хожу на кружок по танцам, если так тебе будет легче принять этот факт.
Но Селетта поняла его слова в каком-то неправильном виде:
— Так вот, где ты пропадал на все зимние каникулы? У Аттури?
Хэйс застыл, будто сам понял, что облажался.
— Я… Да, я был здесь, — осторожно начал он, прочистив горло. — Но все не так, как кажется на первый взгляд. Это был очень важный и неожиданный для меня период, Селетта. Честное слово, я не хотел, чтобы все так получилось!
Староста медленно повернулась к Тристе. Взгляд ее не предвещал ничего хорошего, а голос, подскочивший на несколько тонов, и подавно.
— Ты слышала это, Триста? Это был важный для него период. А знаешь, как это выглядело с моей стороны? Сейчас я тебе расскажу. Мы собирались навестить моих родителей, но Хэйс куда-то исчез в первый же день каникул. Он не брал трубку, не отвечал на сообщения, а его соседи по комнате сообщили мне, что Хэйс собрал вещи и куда-то уехал. Не предупредив меня. На две треклятых недели! Можешь себе это представить?
Староста замолчала, тяжело дыша и, видимо, ожидая от нее ответа.
— Паршиво, — зависнув ненадолго, пробормотала Триста, покосившись на пришибленного парня.
Вдруг Селетта поджала губы, задрожала подбородком, вся сморщилась и заревела. Триста растеряно переглянулась с Хэйсом, но тот быстро скооперировался и подскочил к девушке, прижав ее к груди. Немного побрыкавшись, Селетта все-таки сдалась и заревела еще громче, что-то невнятно, но очень жалостливо лепеча. Стоило оставить их одних. Триста встала, незаметно подкралась к выходу и юркнула за дверь хижины.
В деревне Таши было по-прежнему тихо, видимо, те еще не успели вернуться с обряда. Она решила немного осмотреться и зашагала вдоль домов. Интересно, если бы в Альфаре студенты жили в таких условиях, казалось бы обучение таким же идеальным?
Триста не заглядывала в чужие окна, просто шаталась рядом, но, увидев свет в одном из них, пройти мимо не смогла. Свет исходил не от камина, как думалось сначала, а от свечей, расставленный на полу. Там же стояло несколько стопок книг и дымящийся котелок, были разбросаны склянки и какие-то исписанные листы, а в самом центре, на ложе из сваленных друг на друга перин, лежал Рэйнер.
Сердце застучало, как бешеное. Триста медленно открыла дверь (та оказалась незапертой), так же медленно вошла внутрь и замерла. Огоньки на свечах колыхнулись. Пахло настойками и безысходностью. Еле переставляя ноги, девушка дошла до альфарийца и опустилась на колени, осторожно беря его за ледяную руку. В жалкой попытке согреть, Триста сжала ее двумя ладонями и прижала к груди. Зажмурилась, торопливо читая молитву.
За окном поднялся ветер, бросив в окно крошку снега. Девушка вздрогнула и открыла глаза, испугавшись, что их заметили, но в хижину так никто и не вошел. Ветер гудел, завывал, потряхивал деревянной дверью. Триста готова была поклясться, что до того, как она вышла сюда, его не было. Совсем! Непонятное предчувствие затрепетало в груди. Девушка судорожно всмотрелась в каменное лицо, крепче сдавив ладонь, и продолжила молиться. Быть может, богини услышали ее?
Внезапно дверь распахнулась, не выдержав напора ветра. Все свечи разом потухли, бумаги разлетелись в воздухе, а Триста испуганно вскрикнула и вдруг почувствовала, как чужая ладонь с силой сдавливает ее пальцы.
Глава 15. Пробуждение
Рэйнер распахнул глаза, сделал шумный, протяжный вдох и перекатился на бок, заставив ошеломленную Тристу пошатнуться от его напора. Он был в панике. В такой, когда есть только бессознательный страх, и тело не поддается сигналам мозга. Несколько книг отлетели в сторону, покрывало смялось и запуталось в ногах. Быстро взяв себя руки, Триста крепко прижала его голову к животу и зашептала:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Тихо, тихо, все хорошо…
Голос дрожал от переизбытка чувств, но подействовал правильно. Постепенно Рэйнер (да и сама Триста) начал успокаиваться и приходить в себя, его дыхание выровнялось, мышцы перестали содрогаться от нервной дрожи. Ветер все так же продолжал залетать через открытую дверь, хоть и заметно стих, и на коже Рэйнера выступили мурашки. Триста накрыла его краем простыни, а потом гладила темные волосы до тех пор, пока альфариец не отстранился и не спросил неожиданно-твердым тоном:
— Что произошло?
Их ладони до сих пор держались друг за друга. Даже не посмотрев на них, Рэйнер расцепил пальцы и медленно сел, будто боясь, что от резких движений к горлу подступит тошнота. Выглядел он неважно. Триста не успела ничего ответить, как услышала шум с улицы. Через несколько мгновений в хижину залетела Селетта. Она вылупилась на них, беззвучно открыв рот.
— О, очнулся, — отозвался заглянувший следом Хэйс.
Рэйнер посмотрел на Тристу. Она прекрасно поняла, в каком недоумении он пребывал и как сильно не хотел это показывать. А потому тяжело выдохнула и попросила:
— Будьте добры, закройте дверь. Дует.
***
Конечно, Рэйнер помнил, что видела и чувствовала его душа во время своей незапланированной вылазки из тела. И, конечно, половина из того была выдумкой его больного сознания. Половина. А вторая?
— Я помню только то, как мы были в портальной, а потом я очнулся в той хижине.
Триста винила себя в произошедшем, Рэйнер это прекрасно чувствовал. Она смотрела на него взглядом щенка, погрызшего любимые ботинки хозяина и осознавшего свою ошибку, и постоянно держалась рядом. Даже когда Аттури проводили их к дому Ионики, убедившись, что Рэйнер в состоянии туда добраться.
— Что ты чувствовал, когда провалился во тьму?
Шаманка, как и Триста, не сводила с него внимательного взгляда. Обманчиво-тёплого и бесконечно поддерживающего. Рэйнер давно научился видеть сквозь эту пусть и невидимую, но маску.
— Ничего, — честно ответил он, лениво проводя пальцем по рисунку на чашке. Нетронутый чай терял последние крупинки тепла. — По крайней мере, я не помню.
Он не хотел признавать то, что эта ситуация его страшила. В первую очередь, признавать перед самим собой.
— А обратный процесс?
— Это было неприятно.
Он не мог помнить, как рождался в первый раз, но был уверен, что сегодня прочувствовал все во второй. Только в разы, разы мучительнее. На языке до сих пор катался вкус крови, в груди что-то судорожно сжималось и подрагивало.
— Вижу, ты не в настроении говорить. Я это понимаю, Рэйнер. Можешь идти отдыхать, ты многое пережил за эти сутки.
Триста вышла следом. Юркнула мышкой, пока дверь не закрылась, и осталась молчаливо стоять позади, видимо, боясь нарушить молчание первой.
— Прекрати это, — поморщился Рэйнер, не оборачиваясь.
— Что?
— Прекрати думать. Твоей заслуги в этом нет, что бы ты там себе не напридумывала, — получилось резко.
— Я так и не считала, — буркнула Триста, явно оскорбившись, и, ненадолго замешкавшись, прошагала мимо.
Рэйнер двинулся за ней.
— Даже не спросишь, что там было?
— Ты ведь ничего не помнишь.
— А ты так просто в это поверила?
Триста остановилась и обернулась. Настороженно глянула за его спину и обратно, прямо в глаза. Выдохнула полушепотом:
— Что там было?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Представляешь, ничего не помню.
Тристе шутка не понравилась. Она посмотрела на него с укоризной и развернулась на пятках. Рэйнер в три шага нагнал ее и пошёл рядом, сдерживая глупую улыбку. В окнах хижин горел свет.
— Я летал по каким-то городам и полям. В общем, ничего интересного.
Триста удивленно повернула к нему голову.
— И никаких других миров… Даше Пустошь не видел.
