class="p1">— Ненавижу падать, — несколько плаксиво заметил я в пространство и вылез из кучи веток. Вокруг было словно лето — никаких загадок, никакого холода с дождями, никакого октября — лето, вечер, сад… помятые кусты малины и крыжовника. Я подумал о плохом. В последнее время я только о нём и думаю.
Мимо меня шла дорожка — обычная для нашего города дорожка в палисаднике: жёлтый кирпич в три ряда, ёлочкой — потемневший и истоптанный, местами сколовшийся и открывающий беззащитное светлое нутро. Дорожка шла от низенького, на три окна, домика к уличному крану-колонке. Когда-то такие стояли в каждом дворе, украшенные полусбитым орлом и надписью «Гретеръ».
Около колонки стояла невысокая женщина в косынке, синей кофте и тёмном длинном платье.
Женщина набирала воду. Качала рычажком. Колонка гудела и с фырканьем плевалась артезианской водой в ведро, качающееся на крюке-краешке крана.
Я повыдёргивал последние колючки. И подошёл ближе. Очень приятно пахли какие-то цветы, наверное, хризантемы — ведь роз в октябре не бывает.
— Молодой человек, — спросила женщина. — Сможете ли вы помочь мне с ношей?
— Почему нет, — ответил и взялся за дужку ведра…
Как всё-таки это неприятно — падать. Ещё и рядом с каким-то ничтожным ведром — безобразно, унизительно и полный рот песка…
Я поднялся и отряхнулся.
— Извините, — буркнул я. — Говорите мне «ты», а то как-то старомодно…
— Ничего страшного, как скажешь, — ответила женщина. — Ты не ушибся?
— Вроде нет, — раздумчиво сказал я. — Наверное, поскользнулся, бывает. Давайте ваше ведро. Как странно, вода не пролилась…
— Давай вдвоём? — предложила женщина. — Понесёшь ты, а я буду рядом, просто поддерживать за дужечку. Ты верно сказал — дорожка скользкая, очень легко упасть…
Мы донесли тяжёлое ведро до порога, она толкнула дверь, и мы бочком — сначала она, потом я, ведро посередине, — вошли на веранду. Там пахло лавандой.
— Добрый вечер вашей хате, — неизвестно зачем сказал я и поставил ведро у стены.
— Хорошо, что ты такой вежливый, — весело сказала женщина. — Может, она тебе и ответит.
— Хата? — удивился я.
— Она самая, — подтвердила женщина, — если ты будешь слушать. Внимательно. Ты всё услышишь, всё, что тебе надо. Здравствуй, это я тебе говорю и от имени хаты, — и она улыбнулась. — Пойдём, — сказала женщина. — в кухню. Садись вон там, у печи, — продолжила она. — Я заметила, у тебя на куртке рукав разорван, даже будто бы пропалено, я могла бы починить, ты не против?
— Спасибо за помощь, — смутился я, — мне нечем будет отдать, а вы силы и время потратите на меня…
— Не проблема совершенно, — заметила женщина и забрала у меня куртку. — Помоги мне с печкой. Газа у меня тут нет, приходится готовить на такой вот плите. Сумеешь растопить?
С щепками и поленьями в печи я справился быстро. Тяга была хорошей, плита скоро согрелась — и чайник вскипел, почти не заставив себя ждать.
— Как это к вам ещё не провели газ? И дрова эти, такая ведь возня… — спросил я, разглядывая еле видимые сквозь дверцу огоньки в жарком нутре плиты.
— Да я тут незаметно так обретаюсь, — безмятежно отозвалась хозяйка. — А с дровами, ну мне и надо немного. Приспособилась. Ты хочешь заварить чай? Открой настенный шкафчик — там всё есть.
Неизвестно откуда она достала простую деревянную коробку с шитьём и разглядывала нитки, видимо, подбирала под цвет куртки.
— Если тебе не трудно, — попросила меня она. — Продень нитку в иглу, а то свет осенний, слабый.
Я выполнил просьбу, игла была старой, закалённой неизвестно где, я бы сказал, и разговаривать со мной не захотела. Здесь вообще всё помалкивало со значением, со мной не говорило — может, оттого, что было очень простым, скромным… Такие вещи всегда молчаливы, уж очень давно служат одному хозяину или хозяйке.
— Спасибо, — сказала женщина и принялась за шитьё.
Я занялся чайником, от печки тянуло сладким дымком, видимо, дрова были из плодового дерева — вишни или же яблони.
— Ну вот, — отозвалась женщина, — готова твоя куртка, видишь, как я быстро, а ты мялся.
— И буду ещё, буркнул я, — мне стыдно, что ничем вам не отплатил, не сделал…
— Это как посмотреть ещё, отозвалась она. — Например, ты чай заварил, наверняка чудесный. Давай согреемся. Зводно и поешь, у меня тут печенье есть, оно вроде вафелек. Ты же вафли любишь?
— Верно, — согласился я и попытался узнать что-нибудь про хозяйку дома. Даже слово сказал, и не одно… всё как-то без толку, слова казались несерьёзными — наверное, оттого, что говорить пришлось шёпотом. Буквально уголком рта.
— Чудесный чай! — заметила тем временем моя визави. — Вот видишь, а ты опять не верил.
— Да ну, — отозвался я, — у вас много банок разных, то есть я сказать хотел, много разных сортов. Вот я и смешал удачно. Ничего чудесного.
— Я считаю, нельзя так даже думать, — сказала женщина. — Чудесное, оно повсюду. Разве ты не видишь?
— Иногда, — уклончиво ответил я.
— Вот и я о том же, — продолжила она. — Представь, в какой тьме те, кто не видит ничего подобного. Кто не радуется.
— Может, им и не надо? — предположил я. — Привычная среда, серость, вся жизнь — сплошная кислая капуста. Ну, вот рыбы, в глубине которые — они же и не подозревают о солнце. Увидели бы его… наверное, глазкам не поверили. Осудили. За яркость…
— Вера важна, — согласилась женщина. — Это я к тому, что чудеса везде и всюду, а про рыб всё правильно. Таких много, тех, что только в темноте, где-то на дне.
Я допил чай и съел несколько вафелек — мог и больше, но сдержался.
— Спасибо, — сказал я. — Мне пора. Хотел попасть в неведомое — угодил в колючки, со мной это часто. Может быть, вы мне подскажете, как вернуться?
— Да проще простого, — сказала женщина и улыбнулась, — выйдешь из дому, потом выйдешь из садика — так и вернёшься. Я тебя проведу до калитки.
— Снова спасибо, — сказал я, — сейчас за советы платят…
— Давать приятно, и брать приятно, но всего приятней благодарить, не считаешь? — полуутвердительно спросила она.
— Никогда не думал… — начал я и осёкся. — Вернее, я думал, конечно же. Но не задумывался над всеми этими спасибами. Ну, слова и слова. Мне часто спасибо говорят, вообще-то. Это приятно, да.
— А чем отвечаешь на добрые дела ты? — спросила она и отдала мне куртку.
Я надел куртку и посмотрел на рукав. Следов от пропалины и разрыва не осталось. Видимых следов, во всяком случае.
— Стараюсь не делать ничего злого, — ответил я. — Ну это так… наверное, я непонятно сказал.
— Отчего же, — ответила женщина и встала.
Мы вышли
