такое, — закончила она особо строгим тоном, подразумевающим полное неверие в диагноз Шовкопляс, вместо которой придётся ехать.
Из распахнутой двери, ощутимо наэлектризовываясь по пути, вынеслось тётушкино негодование.
— Так что? — подозрительно спросила тётка. — И с кем Сашка будет на свой день рожденья? С Инкой? Беспризорный?
— Тиночка проследит, всё будет в порядке, — примиряюще заметила мама. — Правда, дочечка?
В ответ раздался продолжительный фырк.
— Нет, Лялька! Ты что? — решительно вскинулась тётка. — Нельзя оставлять их самих. Наделают делов тут! А ты, Тинка, не шипи. И так змея змеёй, уже на людей лаешь.
— Он умный, — заметила мама.
— При чём тут ум? — взъерепенилась не видимая мне Инга. — Тут не ум во главе, а совсем другое место. Ну, я посмотрю, что можно сде…
На минуточку всё стихло.
— И откуда ж ты всё знаешь про это место? — ехидно поинтересовалась тётя Ада.
— Догадалась, — свирепо заметила Инга.
— Оставишь их одних, начнутся свадьбы собачин, — постановила тётя Ада. — Вот тебе и вся компонента, говорю как медик.
Бася, обнаружив меня в коридоре, радостно изогнула спину и гордо пропрыгала передо мной какую-то сложную кошачью угрозу.
— Это вам нутрия нашептала? — влез в разговор я. — Или дух злой из-за двери?
— В голове у тебя, Сашка, дух. Дурости, — отбилась тётка. — Напугал как. Чисто привидение.
— Вы, тётя Ада, неправильно оцениваете происходящее, — серьёзно сказала Инга, допив чай.
— Да неужто? — делано всполошилась та. — Ну-ка, поучи дуру тётку. Соплячество!
Тина молча, встала, собрала тарелки и составила их в раковину.
— Ваша профессия — гость! Как в комедии, — чуть ссутулясь и сверкая на тётю Аду очами, заметила «Инеза». — Ходите тут… маркитантка с чайником. Мама! — не давая тётке двинуть ответную реплику, обронила Инга царственно. — Я сама на кухне уберу весь свинарник этот. Потом, позже! Позовёшь! — И она вышла, пару раз фыркнув.
— Безобразие! — первое слово тётя Ада выплюнула словно кляп. — Паразитка!! Барыня!
— Хотите гороскоп? — быстро спросил я, завидев, как мама, гневливо раздув ноздри, медленно встаёт и разглаживает скатерть. — Мне такой экземпляр принесли — второй или третий, чудо просто. Не слепой, абсолютно чёткий такой. Астрологичка одна написала про совместимость, про детей, про всё-всё. Будете читать?
— Глаза портить? — трубно возопила тётушка и кинула короткий термоядерный взгляд в коридор. — Ладно уже. Неси. Лялька, я так перенервничалась, аж сердце колотится. Теперь у тебя останусь, корвалол у меня свой…
— Я и кресло уже разложила, — поддакнула ей мама, — ляжешь, отдохнёшь, успокоишься.
Я поспешил за напечатанной трудолюбивой одноклассницей моей, Кариной, копией творчества Линды Гудман. Мне она уступила её за пять рублей, то есть с пятидесятипроцентной скидкой. Мы с Карининой мамой учились обходить стороной грядущую гипертонию… Дар в помощь, как говорится.
По возвращении я вновь услыхал обрывок разговора и решил обождать.
Перед кухней стена делает некий выступ. В его тени я слушал, как сёстры ссорятся.
— Ариадна! — разделяя каждый слог, будто препарируя, выговаривала мама. — Прекрати это раз и навсегда. Слышишь меня? Снова к девочке прицепишься — дам по лбу, при всех.
— Ты кто? — задиристо спрашивала тётка, издавая горлом звуки подобные клёкоту. — Ты директор? Чего командуешь? Я не в третьем классе уже…
— В пятый перешла? — беззлобно поинтересовалась мама, — Ада, предупреждаю ещё раз — не будешь за языком следить, я…
— Значит, я уже не могу прийти и сказать, что думаю? — несколько плаксиво заметила тётушка, как всегда, теряющаяся перед маминым напором. Память о тумаках, некогда полученных, не давала ей заходить в ссорах слишком далеко.
— Давай без этого, без истерик, — резюмировала мама, — а то я скажу, что думаю… — она зловеще помолчала, — по многим вопросам. И скажу при всех, посмотрим, как кое-кому понравится, закончила мама.
— В тебя немцы не стреляли, — огрызнулась финальным залпом тётка…
— Я им из окна рожи не корчила, — отговорилась мама.
— Валялись тут на полу как трусы, — заметила тётя Ада, восстанавливая историческую справедливость. — Только я… я, за всех одна, кирпич в них кинула, в сволочей, за папу…
Они опять помолчали. Кошка вернулась в кухню и сладостно поточила когти об половик.
— Волнует меня Александр, — сказала мама, меняя опасную тему. — Не знаю, когда это кончится, — продолжила она, — может, и никогда. Мне говорили. Я побеседовала со специалистом…
Слышно было, как скрипнул стул, видимо, тётка подалась вперёд, не желая пропустить ни слова.
— К нему ходят и ходят, иногда по два человека в день, и деньги несут, вот что главное, — подытожила мама. — Лёгкие деньги. И он берёт. Так недолго и покатиться.
Я едва сдержал крик возмущения.
— Много? — хрипло поинтересовалась тётка, точно так же возмущённая.
— Я не считаю, — откликнулась мама, — я наблюдаю. Это гораздо интереснее. Поверь.
— Это всё от сахара в крови, — убеждённо произнесла тётя Ада. — Все эти выдумки и чуды его. Кислороду в крови мало, а сахара много! Я сейчас говорю как медик.
— Какой там сахар, — отмела предположение как ничтожное мама, — гемоглобин у него низкий — это да. Лимфоциты повышенные. А сахар в порядке. Была у них проверка, брали кровь на анализы, мне Флорочка моя позвонила и зачитала с бланка, я позже зашла в поликлинику показала…
— Сестре, значит, ты показать не могла, — проскрежетала тётка. — Чужим людям, видишь, предъявляла. А что, на хозяйство он тебе даёт?
— А я не выпрашиваю, — ответила мама. — Это его. Что надо, он и так в дом тащит.
Я представил себя с соломинкой в «клюве».
— Я видала у вас шторы новые, — тонким и сиплым голосом высказалась тётушка, — и плед.
— Вот-вот, — сказала мама, — и магнитофон он себе купил, польский какой-то. Таскает по всей квартире — даже на кухню…
— Иностранцы! — прорычала тётя Ада. — Собачье мясо! Ещё и польский! Это всё она. Ведьма эта старая, она парня сбила с пути, а я тебе говорила ещё когда, вот теперь уже магнитофон…
— Ада, — недобрым тоном спросила мама, — чего ты вопишь? Какая ведьма? Что за глупости?
— Я это так не пропущу, — злобно отозвалась тётя Ада, — я по своим знаю, на что дети способны. Выросши. Одни дома и с деньгами главное. Я с ним поговорю. Как медик. Попозже. Приду и мокрым рядном…
— Жука своего накройте, — сообщил я из дверей. — Только на пользу пойдёт. Вот вам, тётя Ада, про Весы вся правда. Очень низкая сопротивляемость алкоголю и никаких цитрусовых…
— Сроду много не пила, — многозначительно сказала тётка. — А что там про здоровье ещё?
— Самая большая опасность — от злоупотреблений, — быстро отозвался я.
— Вот и я о том же, — вступила мама. — Ну-ка, ну-ка, вспомни, как ты лечила грипп?
— Несколько кубиков… — рассеянно заметила тётя Ада, выхватив у меня распечатку.
— Сколько-сколько? Несколько? Насколько
