– Уряда!
Горожане посторонились, открывая взору великого бога его избранницу. Красавица зарделась, потупила взор. Викентий сам подошел к девушке. Несколько мгновений помолчал, глядя в ее большие глаза. Потом расстегнул сумку, достал жемчужное ожерелье, расправил нити и повесил на шею Уряды.
– Это тебе, – сказал он.
Горожане охнули в восхищении. У девушки округлились глаза. Не сдерживаясь, она прыгнула на шею Одину, крепко прижалась щекой к щеке. На миг Викентию померещился на губах солоноватый привкус – а потом красавица отступила.
– Я сейчас, великий Один. Я быстро!
Уряда убежала куда-то в глубину двора, вернулась с корзинкой, схватила гостя за руку, повела к калитке и наружу, за огородные грядки. Они миновали ольховник, ивовые заросли и оказались на просторной поляне, на краю которой был сметан небольшой стожок. Без каких-либо предисловий девушка стянула через голову платье и выпрямилась перед ним, розовая от лучей заходящего солнца. Высокая грудь с большими розовыми сосками, неожиданно широкие для столь хрупкой девушки бедра, сильные ноги и ярко-рыжий пушок внизу живота.
От такого зрелища Викентия бросило в жар. Он вдруг понял, что в этом мире есть вещи куда более важные, чем смертельные сражения, куда более желанные, чем шестоперы, куда более яркие и живые. Через миг он уже целовал губы Уряды, ее шею, грудь, ее живот, пупок, пока не опустился до того самого рыжего пушка… А когда девушка застонала от страсти и нетерпения – он резко выпрямился, быстро скинул одежду, опустил столь желанную красавицу в стог и накрыл собой, сливаясь с ней в единое целое, погружаясь в пламя страсти, огня, наслаждения, взрываясь сладострастием, на несколько минут переводя дух – и снова проваливаясь в безумие.
Викентий смог остановиться, лишь когда услышал первое, сонное еще стрекотание птиц, предупреждающее о приближении утра.
– Мой бог, ты неутомим… – Уряда несколько раз поцеловала его в грудь.
– Да, я бог, – рассмеялся великий Один. – И я твой. Жаль, что с рассветом мне надлежит стоять перед зеркалом. Мне не хочется с тобой расставаться.
– И мне… Мой бог… – Девушка села, утонув внутри стога. – Получается, я собирала корзинку зря?
– Что там?
– Копченые окуни, репа, огурцы.
– Так это же здорово! – Викентий взял корзину, утонул в стоге рядом с Урядой, поставив корзину на колени. – Именно то, что нужно после ночи любви с самой прекрасной девушкой на свете.
– Ты правда так думаешь? – Уряда затаила дыхание.
– Не спрашивай меня, иначе мы застрянем тут на весь день! – Воин поцеловал девушку и запустил руку в корзину. – Та-ак, что тут у нас запасено?
Утолив голод, они оделись, почти бегом домчались до крепости, скользнули в калитку, в дом-стену, оказавшись перед зеркалом вдвоем.
– Великая Макошь уже справлялась о тебе, Вик. – Света поднялась с мешков у них за спиной. – Твоя кровожадность снова нужна славному народу потомков Сварога.
Она внимательно, с явным интересом осмотрела девушку.
– Уряда?
– Да, великая, – склонила голову смертная.
– Хорошего дня тебе, Уряда.
– Благодарю, великая… – Викентий не дал ей закончить фразу, закрыв рот поцелуем, провел ладонью по волосам. Отпустил. Отбросив глупости и настраиваясь на серьезный лад, развернулся к Свете:
– Пошли.
Богиня любви и согласия обняла великого Одина за талию, через плечо еще раз глянула на девушку, и они оба исчезли в зеркале.
Уряда постояла еще немного, глядя в полированный овал. Вскинула руку, провела кончиками пальцев по глянцевым жемчужинам. Остававшееся после свидания ожерелье доказывало девушке, что все происходившее не было сном. Что появление бога, его любовь и сладкая бессонная ночь действительно случились, а не приснились, не причудились ей в томных предрассветных грезах. Великий Один, храбрый бог сражений и побед, помнил о ней, сохранил в своей душе ее имя, пришел к ней, простой смертной, явился именно к ней из дворца верховных властителей в порубежную крепостицу! Кто из простых смертных способен поверить в подобное чудо?
Однако холодные жемчужные шарики холодили пальцы. Настоящие, реальные камушки, повешенные ей на шею руками бога.
Девушка вздохнула, опустила голову, прошла к двери, положила ладонь на плотно сбитые жерди, но толкнуть не успела. Позади послышался шорох, и мягкий женский голос произнес:
– Остановись, смертная!
Уряда резко повернулась. Торопливо склонила голову перед молодой богиней, забравшей у нее всемогущего возлюбленного. Испуганно застучало сердце, чувствуя, что великая вернулась не просто так.
– Не бойся, милая, – усмехнулась гостья. – Уж к кому, к кому, а к Вику я никого ревновать не собираюсь. Дай руку!
Славянка недоверчиво приблизилась к богине, осторожно протянула ей ладонь. Гостья ухватила девушку за запястье и с силой потянула к себе. Уряда охнула, влетая в зеркало, словно в омут, на миг у нее перехватило дыхание – и она поняла, что находится уже совсем в другой, чистенькой и опрятной светелке, с ровными стенами, плотным потолком и деревянным полом.
– Не бойся, милая. – Богиня взяла Уряду за локоть и повела вперед. – Тебе ничего не грозит.
Следующая комната оказалась еще больше и чище предыдущей, а третья просто потрясала размерами и красотой! Потолки на такой высоте, что и подпрыгнув не достать, стены из бревен в несколько обхватов, струганый пол и большие, почти прозрачные окна, заливающие помещение светом.
Растерявшаяся от обилия впечатлений девушка настолько поразилась окнам, что не обратила внимания на женщину в темно-зеленом платье из тончайшей мягкой лайки, прошитой золотой и серебряной нитью и украшенной на груди множеством самоцветов, в высоком кокошнике, полностью прячущем волосы. Макоши даже пришлось кашлянуть, привлекая к себе внимание, – и Уряда, спохватившись, полуприсела и низко склонилась перед одной из могущественнейших дочерей прародителя Сварога.
– Мое почтение, великая… – испуганно пролепетала смертная.
– Поднимись, – милостиво кивнула богиня. Обошла девушку кругом, прикасаясь то к плечам, то к талии, проверила на плотность косу, скользнула пальцами по щеке, приподняла подбородок, заглянула в глаза. Покачала головой: – Ничего особенного. Мила. Но ничего особенного.
– Любовь зла, великая Макошь, – весело произнесла молодая богиня. – Порою страшные дурнушки не знают отбоя от поклонников, а красавицы угасают в одиночестве. Любовь невозможно понять, с нею бесполезно спорить. Ей остается только покоряться.
– Она не дурнушка, – покачала головой богиня богатства, все еще глядя в глаза Уряде. – Она очень мила.
– Благодарю, великая, – одними губами прошептала селянка.
– А знаешь ли ты, смертная, что ожерелье на твоей шее принадлежало моей сестре, всемогущей Додоле?
– Прошу прошения, великая! – Уряда схватилась за жемчуг.
– Не снимай! Если оно принадлежало моей сестре, это еще не значит, что ты недостойна подобного подарка. Скажу больше. Я тоже желаю тебя одарить достойно своего звания… – Хозяйка Вологды расстегнула поясную сумку, извлекла поясок с золотыми височными кольцами и еще несколькими подвесками, что заканчивались остроконечными синими, красными и зелеными самоцветами, примерила на лоб гостьи, заведя завязки на затылок. Полюбовалась, потом отпустила и вложила в руку Уряде: – Сама потом наденешь.
– Благодарю, великая, – чуть не рухнула на колени гостья.
– Успокойся, дитя мое… – Макошь поднялась к трону и опустилась на него, положила руки на подлокотники, выпрямилась и прижалась спиной к высокой спинке. – Скажи, ты заметила, что непобедимый Один не носит сшитую тобой куртку?
– Я всего лишь простая смертная, богиня… Он достоин лучших одежд, нежели те, что способны сотворить мои руки.
– Оставь глупую скромность, дитя! В битве за Чердынь оборотни чуть не порвали нашего бесстрашного Одина. Он бессмертен и исцелился. Твоя куртка такой способностью, увы, не обладает. Посему я желаю, чтобы ты сшила для бога войны новые одежды. Укрась их на свой вкус, однако же на них должны быть нашиты руны, их укажет тебе светлая богиня, – Макошь кивнула на юную великую. – А сверх того, обереги и приворотные амулеты, в каковые надобно поместить твои волосы, слезы и месячную кровь. Готовое одеяние ты доставишь сюда для освящения и наговора. Разумеется, ты получишь для сего лучшие кожи. И я позабочусь, чтобы в Сарвоже тебе отстроили для сего труда особую светлицу. Для труда и отдыха.
– За что мне столь великая милость, мудрейшая богиня? – недоверчиво спросила девушка.
– Разумеется, я потребую плату, – кивнула великая Макошь. – Мне нужно твое целомудрие.
– Что? – не поняла Уряда.
– Целомудрие, – повторила хозяйка Вологды. – Ты не должна встречаться ни с кем, кроме великого Одина. Не встречаться, не спать, даже не целоваться. Я хочу быть уверена, что если ты понесешь ребенка, это будет дитя Одина, только его, и никого более.
