– Алекс! Не отставай же! – окликнула меня Осока.
– Иду! – и, сунув меч в набедренный карман, я поспешил следом за всеми. У самых дверей мне почудилось за спиной слабое дуновение воздуха. Не Белый ли Админ решил идти с нами? Оглянувшись, я ничего не увидел. В зале царил всё тот же голубоватый полумрак, и никаких признаков движения. И, всё же… Мне показалось или тихий бесплотный голос из этого небытия действительно произнёс короткую фразу? Всего три слова. А может быть, это моё подсознание, занимаясь самооправданием, сыграло со мной такую шутку?
Внутренний вестибюль Зала приёмов старательно стилизовали под старину, и это неплохо удалось, лишь золотистый свет потолочных панелей выдавал современную постройку. Ось вестибюля относительно Старой Читальни была сильно смещена вправо, и вдоль дальней стены ярко сияли указатели турболифтов, целых восемь штук. Лестница обнаружилась с тыльной стороны их шахт, тёмные сейчас прозрачные трубы отделялись от ступеней лишь лёгкими перилами. Она вела и куда-то вниз, но, очевидно, не до первого этажа, потому-то нам и пришлось делать крюк. Мимо контор и лабораторий Исследовательского Корпуса мы вышли к большому ангару, почти пустому по причине заброшенности. Лишь в углу стояло несколько планетарных летающих машин, наверное, те, что к моменту Резни оказались неисправными.
– А мы не могли бы приземлиться сразу сюда? – на ходу спросил я Осоку.
– Увы, нет. Проёмы для взлёта и посадки слишком малы, они рассчитаны на машину размером с «нерф», не больше. Зови Падме, пусть стартует.
Я снял с пояса портативный радиопередатчик, не зависящий от комлинк-сети планеты и снабжённый «ухищрённым» модулятором. В своё время, когда механики объясняли принцип его действия, я сразу вспомнил лекции в институте. Теорию подобных малозаметных и практически неподавляемых сигналов мы в своё время изучали на одной из профильных кафедр.
– Наконец-то! Я тут вся извелась, – зазвучал в динамике голос Падме.
– Ребята на борту? – спросил я.
– Конечно! Мы уже летим к вам, через две минуты будем.
Но спокойно улететь нам не позволили. Осока оказалась права, говоря, что открытие голокрона неизбежно привлечёт внимание ситских прихлебателей. По крайней мере, одного. Едва мы вышли из лестничного оголовка на крышу, из-за громоздящихся на ней антенн и прочих конструкций выскользнул маленький спидер, и из него, словно из табакерки, выскочил чёрт. Ну, по крайней мере, по краям лба у него торчали два крупных рога. Незнакомец имел атлетическое телосложение и одет был довольно модно по здешним меркам: куртка-жилетка из плотной кожи, стилизованная «под носорога», галифе, высокие, но лёгкие сапоги на тонкой подошве. «Чёрт» сделал хищное движение всем телом, принимая стойку, и из цилиндрической рукояти, поднятой им к правому виску, с шипением брызнул багровый огонь лезвия светового меча. В его свете стало ясно, что перед нами не чёрт, и даже не деваронец, а забрак. Кожу на голове, шее и обнажённых верхних частях его рук сплошь покрывали красно-чёрные узоры. И точь-в-точь такие же украшали полосы ткани, свисающие с пояса в разрезах куртки. Экий, однако, щёголь!
– Джедай! Ты совершила фатальную ошибку, воспользовавшись здесь голокроном именно в моё дежурство! – осклабился он. – Я не дрыхну и не валяю дурака, как другие Одарённые, я всегда бдю… Бжу… Ну, ты поняла.
– Бдун. Лучше б ты спал, – холодно ответила Рати, зажигая лазурный клинок. – А теперь упокоишься навсегда.
– Лишнее, – сказала тихо Осока, заметив, что я взялся за рукоять пистолета. – Она не я, только помешаешь.
– Ты-то помочь не хочешь?
– И без меня должна справиться. Всего лишь самоуверенный сопляк.
Да, тёмный аколит был настолько беспечен, что даже не почуял рядом вторую джедайку. Не обращая ни на нас, ни на Осоку ни малейшего внимания, он ринулся в атаку на Рати Ситру. Светлая городская ночь, сияющая тысячами огней, и светящиеся мечи позволяли неплохо видеть детали поединка. Забрак двигался стремительно и уверенно, нанося быстрые удары своим мечом с длинной рукоятью. Подозрительно длинной. Только я успел подумать, не прячется ли с обратной стороны генератор второго лезвия, как аколит зажёг его и подло ударил снизу вверх с вращением. Не тут-то было. Рати легко ускользнула с линии удара и быстрым ударом в первое лезвие разрушила «расписному» всю атаку, заставив отскочить.
– Малыш явно косит под Дарт Мола, а техники не хватает, – светским тоном, словно комментируя безобидный спортивный поединок, заметила Осока. – Впрочем, она, как я вижу, тоже слегка растренирована.
Уходя от очередного удара-мельницы, твилека легко, словно вспорхнув, запрыгнула на одну из балок непонятного назначения, проходящих примерно в трёх метрах над поверхностью крыши. Забрак – за ней. Теперь они, и впрямь, были словно спортсмены на фехтовальной дорожке, а нам приходилось следить за ними, высоко подняв головы. Рати лишила противника возможности скакать вокруг неё, подобно павиану, и теперь уверенно теснила его к столбу, в который уходил конец балки. Надо отдать ему должное, аколит достаточно быстро оценил обстановку и сам воспользовался узостью «дорожки». Взмахнул рукой, и оторвавшийся со скрежетом от крыши кронштейн одной из антенн полетел в твилеку. Она увернулась. «Расписной» подхватил Силой облицовочную плиту парапета, бросил её. Рати перепрыгнула плиту прежде, чем та подсекла ей ноги, и рванулась к забраку. Два её удара мечом он отбил, а вот роскошный, от души, пинок изящным сапожком в солнечное сплетение – проморгал. И со сдавленным проклятием полетел обратно на крышу.
– Долго возится, долго, – покачала головой Осока. – Так она выдохнется раньше него. Эх, всё самой надо делать. Зверёныш! Иди, избавлю тебя от мучений!!
И они сошлись. Как будто дразнясь, Осока выбрала ту же самую стратегию, что аколит в начале боя с твилекой. Рубила чёткими движениями зелёного меча сверху и с боков, затем внезапно схватила с пояса жёлтый и ударила снизу. «Расписной», при всей его самоуверенности, кое-что умел и поставил точный блок. Однако, сражаться даже «спаренным» оружием против двух раздельных клинков – задача не из простых. Недаром Асаж Вентресс, тренируясь с моей подругой, почти всегда разъединяла рукоятки. Впрочем, Осока превосходила противника не только вооружением. Я видел, что она опережает его и в быстроте, не так, как тогда, с Инквизитором, а довольно заметно. Молниеносные серии Осоки заставляли аколита то и дело уходить в глухую оборону, вращая оружие перед собой настолько отчаянно, что в полутьме оно превращалось в сплошной огненный круг.
– Это ж меч, не оглобля, – пробормотала Осока. Выражения её лица я разглядеть не мог, но живо вообразил, как она недовольно морщится.
Рати, видя, что её участие более не требуется, перепрыгнула с одной балки на другую, потом мягко приземлилась рядом с нами. Фарлон кинулся к ней:
– Вы в порядке? Вы не ранены?
– Нет, мой милый, я не пострадала, – мягко ответила твилека, потрепав его по голове.
Удивление моё было столь велико, что я ненадолго отвлёкся от поединка. Что это с нашим хакером? Влюбился, что ли? Ах, да, конечно! Распалённая дракой Ситра помимо воли прямо-таки источала феромоны. На меня они пока не действовали, спасибо фоллинке, которая на прощание протёрла мне глаза своей слюной, а бедняга Фарлон пал жертвой химической атаки. Женщина прекрасно это понимала и делала скидку на его состояние.
Осока, между тем, в двух местах рассекла на аколите одежду. Изуродованная крага болталась на левой руке, мешая перехватывать меч, длинный разрез появился на груди, сквозь него виднелась тёмная полоса на алой коже. Слабое освещение мешало рассмотреть лучше, и слава богу: зрелище обугленной плоти – не из самых приятных. Вот, разорвав дистанцию, «расписной» круговым движением кисти обрезал о лезвие лохмотья краги.
– Не поможет, – усмехнулась Осока. – И это тоже.
Две просвистевшие межу поединщиками облицовочные плиты не задели мою подругу, наоборот, вторая, в последний момент странным образом изменив траекторию, зацепила аколита по рёбрам. Несильно, он почти сумел увернуться и, промедлив не более полсекунды, снова бросился в атаку. И тогда наступила развязка. Размалёванный забрак нанёс нижний удар справа, затем верхний косой слева, и в промежутке между этими двумя движениями Осока внезапно убрала зелёный меч на пояс. И встретила красное лезвие одним жёлтым. Выражение злобного торжества озарило лицо аколита, он давил, давил… и не успел даже приподнять от изумления брови, лишь в глазах его промелькнуло выражение ужаса. Таким я и запомнил его лицо в свете двух клинков, когда Осока подхватила пылающее золотым пламенем лезвие ладонью и толкнула от себя сразу двумя руками. Затем молниеносный пируэт, удар подошвой в колено, и вот уже она стоит спиной к аколиту. Спиной, но его жуткое двухлезвийное оружие – у неё в высоко поднятой правой руке. Сцена эта отпечаталась в моём сознании как статичная, но движение продолжалось. Молниеносный перехват меча, и спустя один удар сердца жёлтое лезвие глубоко вошло в грудь аколита. Уже потом, позднее, Пятерня мне сказал, что вся схватка Осоки длилась минуту двадцать семь секунд.
