– …но там мы можем искать неделю и не найти, – закончила за неё Рати. – Через Библиотеку будет быстрее.
– И повнимательнее, – добавила Рийо. – Если датчиков и засад не было в вестибюле, это не значит, что их нет выше.
Две широкие лестницы, охватывая портал бокового выхода, вели сначала на балкон, проходящий по периметру исполинского вестибюля примерно на уровне пояса монументальных изваяний, а затем, скрываясь в стенах, пронизывали Храм до самого верха.
– Какой же он огромный… – сказала Эрдени, выходя на балкон. – Здесь, наверное, тысяча колонн.
– Пятьсот двенадцать, – поправила Рати.
– Ох, а с той стороны, что, вторая половина?
– Конечно. Эта галерея идёт точно посередине от западного входа к восточному.
– Посмотрю?
– Обойди только, – удержал её за локоть Пятерня, не позволив наступить в тёмное пятно на полу.
– Что это? Кровь?
– Да, – капитан снял шлем. Скуластое лицо его было мрачнее тучи. – Здесь погиб один из защитников Храма. Кикс говорил мне, основной бой шёл внизу и на этих балконах. Внизу дройды-уборщики, должно быть, успели всё смыть, пока их не выключили, здесь кое-где осталось.
– А ты где был в то время? – Эрдени глядела на него в упор.
– В то время я был немножко мёртв. Меня ведь тоже подставили, как и твою сестру. И подпалили. Свои же. А капитан Рекс перестарался со стазис-препаратом, он ведь не медик. Очнулся через несколько месяцев в клинике ветеранов флота, там меня и вылечили. Обо всём этом, – Пятерня обвёл взглядом балкон, – я потом уже узнал, когда встретил Кикса.
Как ни парадоксально, задержка позволила нам некоторое время двигаться быстрее – по проверенному дройдами пути. Но вот мы догнали «Стражников», а лестница всё продолжалась и продолжалась. Я сбился со счёта, сколько этажей мы миновали, тем более, что количество пролётов от одного до другого могло быть неодинаковым. Номера здесь, по-видимому, считали излишними, текстовые указатели и без того были достаточно информативны.
– Библиотека, – коротко произнесла Осока.
На самом деле это, конечно, была не сама Библиотека, а высокий холл при входе в неё. Сюда открывались пролёты четырёх лестниц и высокие двери из цельного дерева, ведущие в собственно библиотечный зал. Они были распахнуты, за ними виднелись вторые двери, из голубоватого транспаристила. Одна из створок треснула почти пополам, другая, перекосившись, висела в проёме, вызывая неприятные ассоциации с ножом гильотины. С левой стороны в широком простенке входной арки был вмурован грубый белёсый камень, с правой – серая гранитная плита. На том и другой виднелись высеченные строчки какого-то текста.
– Кодекс Джедаев, – пояснила Осока. – Вот это, слева, самый древний известный барельеф.
– Интересно, – я подошёл поближе и стал читать. Удивился. Перечитал второй раз. И оглянулся на Осоку: – Слушай, а ведь здесь не совсем то, что ты мне цитировала. Вот это слово, что тут постоянно употребляется, оно мне знакомо по земному английскому языку. В переводе на русский получится вот что:
Эмоции, но и покой.
Неведение, но и знание.
Страсть, но и безмятежность.
Хаос, но и гармония.
Смерть, но и Сила
Осока посмотрела на меня долгим взглядом, медленно покачала головой:
– Алекс, я тебя очень люблю, но ты не прав. Или, хочешь сказать, последние пять тысяч лет Орден жил по неверно истолкованным правилам? А ты только пришёл и вот так сразу нас поправил? Посмотри напротив, там высечен современный текст, и он точно такой, как цитировала я.
– Да, там именно так, – согласился я, взглянув на противоположную плиту. – А здесь – нет. Я об этом и говорю. Ваш древний Кодекс был кем-то изменён, намеренно ли, нет ли, не знаю.
– Ну, хорошо. Тогда что, по-твоему, означает вторая строка в таком контексте, как ты её перевёл?
– «Нельзя объять необъятное». Можно знать много, но нельзя – всё. Неведение – естественное чувство, с которым сталкивается любой исследователь. Разве не так?
– А ведь верно, – неожиданно сказала Эрдени. И нараспев заговорила: – Не бойся эмоций, когда в тебе покой. Не бойся неведения, когда в тебе знания. Не бойся страсти, когда в тебе безмятежность. Не бойся хаоса, когда в тебе гармония…
– И не бойся смерти, когда в тебе Сила, – закончила Осока. Покачала головой, улыбнулась: – Ну, младшая… Сразила наповал. Никогда я ещё не слышала такой ёмкой и красивой формулировки. Больше всего нравится повторяющийся рефрен «не бойся». Страх ведь для джедая самое опасное чувство.
– Вот оно, новое поколение, а? – сказал я, легонько беря Эрдени за плечи.
– Так, ниспровергатели догматов, а где остальные?
– Прошли внутрь, – невозмутимо бросила через плечо Бета. Она стояла позади спиной к нам, готовая немедленно отреагировать на любую угрозу с тыла.
– Что ж, пойдём и мы.
Длинный библиотечный зал был освещён заметно хуже, чем холлы и лестница: сказывалась небольшая площадь светящегося потолка. Освещения хватало, чтобы чётко различать предметы, но цвета казались блёклыми, сероватыми, будто тронутыми налётом пыли. По обе стороны центрального прохода тянулись ряды стеллажей, встроенные в архитектуру самой Библиотеки. Высота их была примерно в четыре человеческих роста, двенадцать полок в каждом. Торцом каждого стеллажа служила одна из колонн, поддерживающих балкон, на котором имелись точно такие же стеллажи. Сейчас все они были пусты. Посветив фонарём, я убедился, что хранились здесь вовсе не книги, а некие электронные носители информации: в глубине тускло блеснули ряды разъёмов, куда они должны были присоединяться. Я двинулся дальше и чуть не налетел на кресло, стоящее у одного из столов по продольной оси прохода. После яркого света фонаря глаза не желали видеть в полумраке зала.
– В следующий раз уверни мощность лампы, – подсказала Бета. – Регулятор прямо под ручкой.
– Спасибо.
Остальных мы догнали в восьмиугольной ротонде, следующей за залом. Отсюда вели четыре арки по четырём сторонам света. В центре располагалась круглая стойка с терминалами и гигантской тарельчатой конструкцией высотой два с лишним метра.
– Система управления хранилищем, – пояснила Осока. – Координирует… вернее, координировала работу всего библиотечного комплекса в целом. Все внешние соединения шли через неё. А на верхушке – колоссальный голопроектор, таких даже в башнях нет. Его редко включали, но качество, скажу я тебе, фантастическое.
– Отстаёте, товарищи дорогие, – проворчала Рийо. – Идти надо.
– Да-да, прости, – Осока повернулась к твилеке: – Рати, твоё мнение, куда дальше?
– В конец Третьего зала, – сказала та. – В боковых нам делать нечего, там только хранилища голокронов, из них нет других выходов. А от дальних турболифтов можно попасть в служебные помещения.
– Хорошо, идёмте. Что же вы нас сразу не позвали? Мы как-то отвлеклись на философский разговор…
– Вот я и решила не мешать вашей беседе, – улыбнулась твилека. – Всё равно ни слова не поняла. Как ты только ухитрилась так хорошо обучить остальных вашему тогрутскому наречию?
Сёстры Тано засмеялись одновременно, к ним присоединилась и панторанка.
– С точностью до наоборот, Рати, – сказала она. – Это Алекс научил всех нас своему языку. Да так, что, забываясь, мы на нём и говорим. Особенно Осока.
– А механики? А фоллинка?
– У механиков свой язык немногим отличается, там без перевода понятно, – ответила Осока. – А Натуа… Пришлось ей тоже научиться понимать, чтобы не выглядеть белой вороной. Ох. Вот, пожалуйста, наглядное тебе подтверждение слов Чучи.
– А почему ты вообще решила, что у тогрут есть какой-то особый язык? – поинтересовалась Эрдени. – Мы, вообще, на базик дома говорим. Ну, какие-то местные слова у нас, конечно, существуют, но, по-моему, недостаточно, чтобы считать это отдельным языком.
– Так сказано в справочниках, – развела руками Рати.
– Дамы, прекращаем трёп, – голос Пятерни через вокодер шлема прозвучал грозно. – Не на прогулке в альдераанском парке.
Зал номер три во всём походил на первый, с одной лишь разницей: в дальней его части, где располагались три заурядного вида двери, у колонн имелись небольшие постаменты. На них когда-то стояли бюсты различных существ из материала, похожего на бронзу. Сейчас некоторые из них валялись на полу, два были повреждены попаданиями из бластеров. Двери, ведущие к турболифтам, оказались заперты, и Фарлон, прилепив на створку центральной из них несколько датчиков, подключил приборы к своей деке и занялся взломом электронного замка.
– Чьи это изваяния? – спросил я. – Древних мастеров?
– Бывших мастеров, – поправила твилека. – Тех, кто ушёл из Ордена по идейным соображениям. Их специально поставили здесь, чтобы помнить не только о победах, но и о неудачах Ордена, о том, что никто не совершенен.
