Когда вождь Люг, прозванный Смертным Боем за сокрушительные удары, которые наносил в битве,
покинул Священные острова Сок и появился в Великондаре, ему исполнилось двадцать пять лет. На архипелаге у Люга оставались три жены и восемь детей. Вождь не думал о них: свои позаботятся о своих. Вождь шел навстречу новой судьбе, ибо удостоился Посвящения в жрецы Великого Яго.
Большую часть жизни благородный сокт проводит на раскачивающейся палубе военного корабля. Флотилии Священных островов бороздят океан вдоль побережий Четырех Империй, не зная равных в быстроте и беспощадности к врагам, будь то беловолосые пираты кушога или мечущие дротики варвары с архипелага Табе. Три из древних Империй: Эгерин, Фетис и даже могучая Карнагрия уже несколько веков безропотно платят им морскую дань. Четвертая Империя, Самери, лишь недавно присоединила свою долю к остальным. Причиной ее упорства было то, что в Самери до самого последнего времени все еще оставались сильны приверженцы Змеебога Аша, Мудрого Аша. Острова же Сок, Острова Великого Яго, для самерийцев были не Священными, а Проклятыми. Но, по мере того как умалялась сила Аша, слабела ненависть самерийцев к соктам. И наконец четвертая Империя примкнула к трем остальным. Тем более что кушога, неуязвимые с суши, отделенные от Самери цепью скалистых гор, собирали дань куда большую и куда более кровавую.
Люг жег селения кушога, плавал и дальше, к берегам диких племен Дан. Ходил и на юг, за Фетис, мимо земель Кансу, пожирателей человечьего мяса, к южным пределам мира. Как-то полный месяц плыли его корабли вдоль пустынных побережий Джехи, страны демонов. Видели и самих демонов, но не поддались страху. Известно ведь: огненные демоны боятся моря. Однако через месяц пришлось Люгу повернуть обратно, так и ке достигнув Земли Мертвых. На кораблях кончалась вода и появилась опасность, что отважные сокты окажутся в стране Мертвых самым обычным путем.
Таков был вождь Люг, воин опытный и бесстрашный, искушенный и благочестивый, когда прибыл, по велению Яго, в столицу Карнагрии. Прибыл не как посланник Островов, а как простой воин. Такова была воля Яго. И свела Судьба Люга с могучим Фаргалом, не императором еще, а простым сотником наемников на службе у царя Аккарафа, предшественника Йорганкеша, свергнутого Фаргалом. Здесь, в Карнагрии, несколько лет спустя получил Люг в дополнение к прежнему прозвищу еще одно — Друг царя. И сохранил его на протяжении всех шестнадцати лет правления Фаргала. Самого долгого правления за летописный срок, если не считать Шаркара-Победителя.
Глава шестнадцатая
Ночью к царю пришел Сон. Сон, который следовал за Фаргалом вот уже двадцать с лишним лет. Лики Сна менялись, но одно всегда оставалось неизменным: Фаргал карабкался вверх по скале.
Царь понимал, что спит. Хотя бы потому, что он лез вверх, не зная, что ему нужно там, наверху. Хотя бы потому, что запах жареной козлятины, поднимающийся снизу, отдавал пряностями карнагрийской, а не эгеринской кухни. Хотя бы потому, что его спутники-цирковые, расположившиеся вокруг потрескивающего пламени, словно и не заметили, что мальчик-акробат ни с того ни с сего вдруг встал и полез наверх, вместо того чтобы взять кусок жареного мяса, протянутый ему старшиной Тарто.
Сон был знаком. Таким же знаком, как реальное желание бросить все и вскарабкаться по каменной стене, когда-то овладевшее отроком-Фаргалом.
Руки царя легко отыскивали трещины и подтягивали вверх тело там, где не было опоры для пальцев ног. Фаргал лез вверх. Долго, бесконечно долго, а край гребня, казавшегося таким близким, почему-то становился все дальше и дальше. И Фаргалу не показалось странным, когда стена перед ним вдруг стала опрокидываться на него.
Фаргал вцепился в сухие пучки травы, повис, не удивляясь и тому, что тонкие, режущие кожу стебельки выдерживают его вес.
Бездна была внизу, твердь — наверху. Гибельное нарушение законов Ашшура. И только он, Фаргал, мог спасти мир от гибели. Но не знал — как.
Фаргал помнил тот, первый, раз.
Тогда он просто разжал руки и полетел вниз. Отроку повезло: он упал не на камни внизу, а на свернутый шатер. До сих пор Фаргал помнил ужасную боль в голове и хруст ломающихся костей. Только спустя три дня, выйдя из забытья, мальчик узнал: хрустели не его кости, а деревянный шест, на котором была подвешена над землей свернутая ткань.
Три дня видений, притягательных и тошнотворных. Три ночи странствий в мирах безумия. Трое суток между жизнью и смертью.
Фаргалу рассказывали, что он даже не бредил: просто лежал неподвижно, глядя вверх широко открытыми, ничего не видящими глазами. Колдун, которого пригласил Тарто, не закончив и первого заклинания, поспешно собрал свои амулеты и сбежал, не дав никаких объяснений. Только безусловное повиновение старшине, запретившему трогать Фаргала, удержало цирковых от того, чтобы унести полуживое тело подальше от лагеря. Или перенести сам лагерь подальше от Зла, так напугавшего кол-дуна-лекаря.
Трижды взошла луна, пока душа юного Фаргала странствовала по грани мира живых. К исходу же третьей ночи, когда душа Фаргала истончилась до последнего предела, он впервые увидел Ее.
Свора демонов, слизывающая жизненную силу Фаргала, как псы лижут кровь беззащитной жертвы, растаяла, словно их и не было никогда. Глаза Фаргала ослепли, но он мог чувствовать прикосновение к своей груди. Ожог наслаждения. Неизгладимый след. Тавро, которым пастырь метит агнца. Невидимый знак власти, коим боги помечают избранных.
Весь дрожа, Фаргал силился открыть глаза, но когда непомерным усилием воли он сумел сделать это, то увидел лишь желтую ткань шатра, просвеченную утренним солнцем.
Фаргал вернулся в мир людей.
Лишь через несколько лет вновь встретил ту, оставившую на его груди невидимую печать.
И с тех пор никогда не забывал о величайшей, чье имя на языке смертных: Таймат.
Сон всегда оставался неизменным. Словно выполняя обряд, царь карабкался вверх, повисал и, разжав руки, падал в бездну, соединяя два мира своим крохотным человеческим телом.
Вот и сейчас Фаргал просто разжал руки и полетел вниз. Сердце его прыгнуло к горлу в ожидании боли… Но боли не было. На сей раз Повелитель снов избавил его: Фаргал проснулся.
Но не там, где уснул.
Царь лежал на плоской каменной плите посреди невероятных размеров пещеры. Совершенно пустой и освещенной так ярко, словно наверху сияло солнце. Только не было солнца под уходящим на тысячи локтей вверх сводом.
Фаргал попытался встать, но тело его будто прилипло к камню. Все, что удалось: закрыть и открыть глаза. Камень был твердым и теплым. Почему-то в голову Фаргала пришла мысль о жертвоприношении. Но где тот бог, которому он предназначен? И как его могли украсть из тщательно охраняемого дворца? Как чужое колдовство осталось не замеченным его магами?
