«На кораблѣ третьимъ подшкиперомъ служилъ Джорджъ Ратфутъ. Я ничего не зналъ о немъ. Я узналъ его имя всего за недѣлю до отплытія, и узналъ только потому, что одинъ изъ приказчиковъ корабельнаго агента назвалъ меня: „Мистеръ Ратфутъ“. Случилось это такъ: я пришелъ на корабль взглянуть, какъ подвигаются приготовленія къ отъѣзду, и этотъ приказчикъ, подойдя ко мнѣ сзади въ то время, когда я стоялъ на палубѣ, тронулъ меня за плечо, сказавъ: „Мистеръ Ратфутъ, взгляните“ и указалъ на какія: то бумаги, которыя держалъ въ рукѣ. Мое же имя стало извѣстно Ратфуту черезъ день или два, когда другой приказчикъ (корабль стоялъ еще въ гавани), точно такъ же, подойдя къ нему сзади, обратился къ нему, назвавъ его „мистеромъ Гармономъ“. Должно быть, мы походили другъ на друга, но только ростомъ и сложеніемъ, а не лицомъ; я думаю, что даже и въ этомъ отношеніи сходство не оказалось бы поразительнымъ, если бы насъ поставить рядомъ и сравнить.
„Какъ бы то ни было, два-три слова, которыми мы обмѣнялись по поводу ошибки приказчиковъ и нашего сходства, скрѣпили наше знакомство. Погода стояла жаркая, и онъ помогъ мнѣ устроиться въ прохладной каютѣ на палубѣ, возлѣ своей. Кромѣ того, онъ началъ свое школьное образованіе въ Брюсселѣ, такъ же, какъ и я; тамъ онъ научился говорить по французски, тоже какъ я, и онъ разсказалъ мнѣ исторію своей жизни, — насколько правдивую — рѣшить не берусь, но походившую отчасти на мою собственную. Къ тому же я былъ когда-то морякомъ. Такимъ образомъ между нами установились короткія отношенія, и тѣмъ легче, что ему, какъ и всѣмъ прочимъ служащимъ на кораблѣ, было извѣстно по слухамъ, зачѣмъ я ѣду въ Англію. Мало по малу я разсказалъ ему о моихъ тревогахъ и сомнѣніяхъ: онъ зналъ отъ меня, что я хочу увидѣть предназначавшуюся мнѣ въ жены дѣвушку и составить о ней опредѣленное мнѣніе прежде, чѣмъ она узнаетъ, кто я; зналъ и о томъ, что я рѣшилъ испытать привязанность ко мнѣ мистриссъ Боффинъ и сдѣлать ей радостный сюрпризъ. Онъ хорошо зналъ Лондонъ и взялся быть моимъ проводникомъ. Мы сговорились запастись матросскимъ платьемъ, затѣмъ поселиться гдѣ-нибудь по сосѣдству съ Беллой Вильферъ, постараться обратить на себя ея вниманіе и посмотрѣть, что изъ этого выйдетъ. Если бы ничего не вышло, мнѣ не было бы отъ того хуже, и все ограничилось бы только отсрочкой моего визита къ Ляйтвуду… Погоди немного, Джонъ Гармонъ: такъ ли все было? Вѣрны ли факты? — Да, вѣрны.
„Его разсчегь былъ въ томъ, что мнѣ необходимо было нѣкоторое время скрываться. И надо было скрыться тотчасъ же по выходѣ на берегъ, иначе меня могли бы узнать, а это испортило бы все дѣло. Поэтому я сошелъ съ корабля съ однимъ только чемоданомъ въ рукѣ (какъ припомнили впослѣдствіи Поттерсонъ, корабельный буфетчикъ, и мистеръ Джекобъ Кибль, одинъ изъ пассажировъ, — моихъ товарищей по путешествію, — и дожидался Ратфута въ темнотѣ у этой самой церкви за Известковымъ Амбаромъ, что осталась теперь у меня позади.
«Такъ какъ я рѣдко когда бывалъ въ лондонской гавани, я зналъ въ ней почти что только эту церковь, и то лишь потому, что Ратфутъ еще съ корабля указалъ мнѣ шпицъ ея колокольни. Можетъ быть, я могъ бы припомнить, если бъ понадобилось, тотъ путь, какимъ я шелъ тогда къ этой церкви одинъ отъ рѣки. Но какою дорогой мы пошли потомъ къ лавочкѣ Райдергуда, какъ попали въ нее — я совершенно не знаю, какъ не знаю и названій улицъ, которыми мы шли. Путь быль выбранъ очень запутанный — вѣроятно, съ умысломъ…
„Но дѣло не въ томъ. Будемъ лучше выяснять факты, а не затемнять ихъ своими догадками. Не все ли равно, прямымъ или окольнымъ путемъ велъ онъ меня? Не уклоняйся въ сторону, Джонъ Гармонъ…
„Когда онъ вошелъ въ лавку Райдергула и обратился къ этому негодяю съ двумя-тремя вопросами, относившимися, повидимому, только къ меблированнымъ комнатамъ, было ли у меня тогда какое-нибудь подозрѣніе на его счетъ? — Никакого. Подозрѣнія не было и потомъ, до тѣхъ поръ, пока не явилось повода къ нему… Должно быть, отъ Райдергуда онъ получилъ пакетикъ съ отравой или вообще съ какимъ-нибудь одурманивающимъ зельемъ на тотъ случай, если бы понадобилось лишить меня сознанія. Впрочемъ, въ этомъ я далеко не увѣренъ. Все, въ чемъ я съ увѣренностью могу обвинить Райдергуда, это — старое, преступное сообщничество, несомнѣнно существовавшее между этими двумя людьми. Очевидная короткость ихъ отношеній и дурная репутація, которою, какъ мнѣ теперь извѣстно, пользуется Райдергудъ, дѣлаютъ предположеніе объ отравѣ весьма вѣроятнымъ. Но это только предположеніе. Выясняя себѣ факты, на которыхъ я основываю свое подозрѣніе, я нахожу, что ихъ только два. Фактъ первый: я помню, что когда мы выходили изъ лавки, онъ переложилъ изъ одного кармана въ другой какую-то свернутую бумажку. Второй: какъ мнѣ теперь стало извѣстно, — онъ однажды былъ арестованъ по подозрѣнію въ ограбленіи одного горемыки-матроса, которому была подсыпана какая-то отрава.
«Я убѣжденъ, что мы не отошли и одной мили отъ лавки, какъ очутились у какой-то стѣны. Тутъ мы прошли темнымъ ходомъ на лѣстницу и поднялись въ комнату. Ночь была особенно темна, и дождь лилъ ливмя. Припоминая подробности, я, какъ теперь, слышу этотъ шумъ дождя, лившаго на мостовую переулка, — не тупика, а сквозного, я это хорошо помню. Комната выходила окнами на рѣку, на какой-то докъ. Въ рѣкѣ былъ въ это время отливъ. Зная часы прилива и отлива, я зналъ и то, что вода въ рѣкѣ должна была стоять тогда на низшемъ своемъ уровнѣ. Да и кромѣ того, я хорошо помню, что когда въ ожиданіи кофе, я откинулъ занавѣску (темно-коричневую — какъ сейчасъ ее вижу) и выглянулъ на улицу, то увидѣлъ, по отблеску отраженія внизу сосѣднихъ фонарей, что они отражались не въ водѣ, а въ жидкой грязи, оставшейся послѣ отлива.
„Ратфутъ принесъ подъ мышкой холщевый мѣшокъ съ запаснымъ платьемъ для себя. У меня же не было съ собой другой перемѣны верхняго платья: я еще только собирался купить готовый костюмъ.
„— Вы совсѣмъ промокли, мистеръ Гармонъ, — сказалъ онъ, — а на мнѣ, благодаря моему макинтошу, все осталось сухимъ. Надѣньте мою запасную пару. Примѣрьте-ка ее, и вы увидите, что она вамъ придется не хуже того готоваго костюма, который вы собираетесь купить. А я, пока вы будете переодѣваться, схожу, потороплю ихъ тамъ съ нашимъ кофе.
«Когда онъ вернулся, я былъ уже переодѣтъ. Съ нимъ пришелъ слуга-негръ въ бѣлой полотняной курткѣ. Онъ поставилъ на столъ подносъ съ дымящимся кофе, но ни разу не взглянулъ на меня… Кажется, я ничего не пропускаю? Кажется, все было именно такъ? — Да, такъ.
„Теперь я перехожу къ послѣдовавшимъ затѣмъ смутнымъ, болѣзненнымъ впечатлѣніямъ. Они такъ сильны, что я не могу имъ не вѣрить, но между ними есть пробѣлы, которыхъ память моя не можетъ заполнить и которые не подлежать никакому измѣренію времени.
„Я выпилъ свой кофе; тутъ, мнѣ показалось, Ратфутъ сталъ вдругъ расти, раздуваться, и что-то точно толкнуло меня кинуться на него. Мы схватились у двери. Онъ вырвался отъ меня. Я все выбиралъ, куда бы лучше ударить. Комната вертѣлась вокругъ меня, и между нимъ и мною мелькали огоньки. Я упалъ. Помню, что когда я, обезсилѣвъ, лежалъ на полу, меня перевернули ногою съ одного бока на другой, потомъ перетащили въ уголъ за шею. Я слышалъ голоса людей, о чемъ-то переговаривающихся между собой. Потомъ меня опять перевернули, ногою. Я увидѣлъ на постели человѣческую фигуру, очень похожую на мою и въ моемъ платьѣ.
«Затѣмъ настало забытье. Сколько времени оно продолжалось: нѣсколько часовъ, недѣль или лѣтъ — я не знаю. Тишина была нарушена шумной вознею людей по всей комнатѣ. Эти люди нападали на человѣческую фигуру, похожую на мою; въ рукѣ у нея былъ мой чемоданъ, который они отнимали. Я слышалъ звуки ударовъ, и мнѣ казалось, что это дровосѣкъ рубитъ дерево. Если бы меня въ ту минуту спросили, какъ мое имя, я бы не могъ отвѣтить, что зовусь Джономъ Гармономъ: я не помнилъ своего имени, но зналъ его. Когда я услыхалъ удары, я только подумалъ о дровосѣкѣ и о топорѣ, и у меня явилось смутное представленіе, что я лежу въ лѣсу…
„Такъ ли все это было? — Все такъ, за исключеніемъ того, что теперь я не могу уяснить себѣ, какъ оно было, не употребивъ слова „я“. Но то былъ не я. Ничего близкаго моему сознательному „я“ не было тогда въ той комнатѣ, насколько я могу припомнить.
„Только послѣ того, какъ я скатился внизъ сквозь что-то похожее на трубу, и послѣ оглушившаго меня шума и треска, какъ отъ огня, самосознаніе вернулось ко мнѣ.
«— Это Джонъ Гармонъ тонетъ! Джонъ Гармонъ, спасай свою жизнь! Призови Бога на помощь и спасайся, Джонъ Гармонъ! — громко закричалъ я въ смертной мукѣ; по крайней мѣрѣ теперь мнѣ кажется, что я закричалъ. И то тяжелое, ужасное, непонятное, что давило меня, куда-то исчезло, и я одинъ боролся за жизнь въ волнахъ рѣки.
„Я былъ очень слабъ, страшно измученъ. Одолѣваемый дремотой, я, какъ бездушное тѣло, несся внизъ по теченію. Глядя передъ собой вдоль темной воды, я видѣлъ огни, мчавшіеся мимо меня по обоимъ берегамъ, какъ будто они спѣшили скрыться отъ меня и оставить меня умирать въ темнотѣ. Былъ отливъ, но я въ то время этого не соображалъ. Когда, уносимый все дальше и дальше яростнымъ потокомъ, я наконецъ, съ Божьей помощью, ухватился за привязанную у пристани лодку, одну изъ длиннаго ряда стоявшихъ тамъ лодокъ, меня засосало подъ нее теченіемъ, и я вынырнулъ по другую ея сторону еле живой.
