— Что ты так на меня уставился, приятель? — спросил он.
— Познакомься, Джордж, это СП, — представил меня капитан Признер. — СП, это Джордж Джонсон, знаменитый писатель.
— Как поживаешь, малыш? — Джонсон слегка осклабился, обнажив стертые, пожелтевшие зубы.
— СП работал проводником у жителей Древа.
— Это правда? — Джонсон слегка приподнял брови. — Значит, ты тоже тараканий прихвостень?
— Боюсь, в настоящее время летатели не питают ко мне особенной любви, — осторожно сказал я.
— Ну и черт с ними, нужны они очень!.. — рявкнул Джонсон. — Пошли бы они знаешь куда!..
— Полегче, Джордж, — предупредил капитан Признер. — Кстати, вот и официант. Закажи лучше себе что-нибудь. И вы, СП, тоже…
— Я хотел бы сначала посмотреть меню, — сказал я.
— Никакое меню тебе не нужно, — перебил Джонсон. — Я знаю, у них есть устрицы. Любишь устрицы, малыш?
Не дожидаясь моего ответа, он властным жестом подозвал официанта.
— Принесите нам для начала по порции «камамото». На второе мы возьмем омаров с салатом из шпината, только чеснока положите побольше. И принесите нам пару бутылок этого вашего тавельнского вина.
— Насколько я знаю, Джордж, молодой человек не пьет крепкого вина, — вмешался капитан Признер.
— Если он столько времени прожил с таракашками, значит, пьет, — отрезал Джонсон. — Эти твари выделяют сладкое молочко, которое можно сбраживать и перегонять. На этой планете пуритан нет — они там просто не выживают.
— Езли бы они там были, его преподобие озталзя бы без работы, — вставил граф Лэттри.
— Джим Пеннебакер без работы не останется — он слишком любит учить всех, как надо жить, — неприязненно ответил Джордж Джонсон. — И он, и эти долбаные таракашки… — Он снова повернулся ко мне и прищурился. — Послушай-ка, малыш, а это не ты работал с тем художником, который?…
— Да, я.
— Таракан — и рисует! Это ж охренеть можно!
— Отчего же? — вежливо спросил я. — Я хотел сказать — почему бы им не рисовать?
— И замечу, это у них получается очень неплохо, — сказал капитан.
— У меня в кабинете — конечно, не здесь, а дома — висит очень неплохая копия одной из его картин.
— Какой именно? — спросил я, невольно заинтересовавшись.
— «Крыльцо 7», — ответил Признер. — Это очень красивый туманно-голубой пейзаж, который… Вы его знаете? — Он беспомощно пошевелил пальцами, но я его понял. Трудно передать словами настроение, которое вызвано зрительным образом. Особенно, если речь идет о картине, написанной Генри.
Я покачал головой.
— Нет. Впрочем, Генри написал очень много хороших картин.
— И еще больше посредственных, — вставил Джонсон. Он хотел добавить что-то еще, но тут вернулся официант с вином и устрицами. Раньше я видел их только на картинках, так как в океанах планеты летателей не водилось ничего подобного. Серовато-белые блестящие моллюски лежали на створках перламутровых раковин и, казалось, чуть заметно шевелились. Джонсон выжал на свою порцию половинку лимона, потом посыпал каждую устрицу мелко нарезанным зеленым луком. Взяв раковину, он запрокинул голову назад, и моллюск соскользнул прямо ему в рот. Я проделал то же самое. Устрицы оказались довольно вкусными, особенно если не слишком задумываться о том, что ты ешь.
Когда с устрицами было покончено, подали омаров. Капитан Признер показал мне, как вскрывать панцирь и извлекать мясо с помощью специальной вилки. Вкус омаров тоже оказался приятным, хотя есть их мне было нелегко — уж больно напоминали они своим строением летателей. После омаров я заказал еще порцию устриц.
Между тем еда и выпивка, казалось, немного смягчили Джонсона. Он даже извинился перед сидящими за столом за свое поведение.
— Это все межзвездный перелет, — оправдывался он. — Каждый человек, которому предстоит прыжок, испытывает вполне понятное волнение.
— Да будет тебе, Джордж, — возразил капитан. — Ты-то летишь не в первый раз.
— Скажешь, я не прав? — Джонсон ухмыльнулся. — А ну-ка, малыш, — обратился он ко мне, — посмотри повнимательнее на нашего капитана. Сколько, ты думаешь, ему лет?
Я пожал плечами.
— Я не умею определять возраст людей, — признался я. — Для этого я слишком мало с ними общался.
— Все-таки попробуй, — не отступал Джонсон. — Ну-ка, Майк, повернись, покажи парню седину на висках.
Я немного подумал.
— Лет сорок, сорок пять?
— Ему двадцать шесть! — выпалил Джонсон, не скрывая своего торжества.
— Пока только двадцать пять, — поправил капитан. — Двадцать шесть мне исполнится лишь в следующем месяце.
Я невольно вспыхнул.
— Прошу прощения, сэр! — воскликнул я. — Я не хотел…
— Ничего страшного, малыш, — перебил Джонсон. — Капитан не барышня. К тому же ты его еще пожалел: по всем стандартам наш мистер Признер выглядит гораздо старше. Скажи-ка ему, Майк, сколько лет самому старому из капитанов на этой галактической трассе?
— Все капитаны межзвездных линий уходят на пенсию в тридцать два года, — ответил Признер. — Так записано в контракте, и это правило никогда не нарушалось.
— И сколько тебе было лет, когда ты начал готовиться к этой профессии?
— Двенадцать.
— А в каком возрасте ты совершил свой первый переход?
— Тогда мне исполнилось девятнадцать лет и три месяца.
— Видишь, малыш? Восемь лет подготовки и двенадцать лет службы! Не слишком долгая карьера, верно?
— Ну, учитывая количество приемов и банкетов, на которых мне приходится присутствовать, капитанская карьера может показаться даже чересчур долгой! — пошутил Признер.
Мы рассмеялись, потом капитан серьезно добавил:
— Прыжок действительно влияет на некоторых людей, но мы этого и не скрываем. Поле, которое заставляет корабль двигаться, обладает большой мощностью и способно воздействовать на живой организм, однако это вовсе не означает, что межзвездный прыжок как таковой вреден для человека. Столь низкий пенсионный возраст является лишь необходимой предосторожностью, на которую компания идет ради безопасности пассажиров.
— Но согласись, Майк, прыжки все-таки сказываются…
— О'кей, они действительно сказываются. Но все дело, скорее, в колоссальной ответственности, чем в реальном физическом вреде.
— Но ведь прыжки влияют не только на капитанов, но и на пассажиров, Майк, — не отступал Джонсон. — Иногда стабилизирующее поле начинает действовать на них, и тогда люди впадают в панику. Подобное происходит, к примеру, во время космического шторма, когда напряженность поля неизбежно возрастает.
Капитан отставил бокал.
— Послушай, Джордж, мне кажется, ты выбрал не самое подходящее время и место, чтобы говорить о таких вещах.
— А я хочу о них говорить, Майк. И не увиливай, пожалуйста… Как насчет «Утренней звезды»?
— Нет никаких доказательств, что в ее гибели виноват шторм, — сухо заключил капитан.
— Черта с два — нет доказательств! Я сам видел обломки, которые подобрали на месте крушения! — Джонсон повернулся ко мне. — У меня был приятель, Харви Дент, он занимался на Тансисе страховым бизнесом. Харви показывал мне кое-что со «Звезды».
— Лучше помолчи, Джордж! — предупредил капитан, но Джонсон не обратил на него никакого внимания.
— У Харви были неприятности с женой. Проще говоря, она его вышвырнула, и он несколько месяцев жил в своей конторе. Я столкнулся с ним в кафе на первом этаже нашего офисного здания, и Харви пригласил меня с ним выпить. Сам он сидел в кафе уже давно и успел изрядно набраться.
«Джордж, — спросил меня Харви, — хотел бы ты иметь кошку?»
А надо сказать, что на Тансисе кошки считаются предметом роскоши. Местные жители буквально с ума по ним сходят и готовы платить бешеные деньги за каждую хвостатую тварь. Когда дела Харви были в порядке, он купил своей жене кошку в рассрочку и с тех пор регулярно делал причитающиеся платежи.
«Я терпеть не могу кошек, — добавил он, — так на хрена мне за нее платить?»
Я ответил, что кошка мне ни к чему. Большую часть времени я проводил в разъездах и бывал дома редко. Кто станет ее кормить, спросил я. К тому же ее, наверное, надо выгуливать.
«Кошек не надо выгуливать, — ответил Харви. — Они гадят в ящик с песком».
Но я все равно не хотел брать у него кошку, и Харви принялся меня уговаривать. В конце концов он сказал, что если я просто взгляну на нее, он за это покажет мне нечто весьма и весьма интересное. Честно говоря, я не думал, что у Харви может быть что-то эдакое, но так устал от его нытья, что пошел с ним.
Мы вместе поднялись в его офис, который напоминал зону стихийного бедствия. Повсюду валялась одежда, стояли ящики и коробки с посудой, бельем и прочим барахлом. Его было столько, что Харви никак не мог найти свою кошку. В конце концов мы ее все же отыскали — она спала в нижнем ящике письменного стола. Это была пушистая рыжая зверюга с короткими ушами и круглой, как у совы, мордой. Мне она совершенно не понравилась. По правде говоря, выглядела она просто кошмарно.
