– Не думаю, что она что-то знает, – сказала Мэри.
– Нет? А я думаю.
– Ты любишь пофантазировать.
– Я не фантазирую. Тебе известно, что эта девушка недавно сказала? Она сказала, что ей хотелось бы ничего не знать. Довольно занятный способ выражать свои мысли. Готов поспорить, она что-то скрывает.
– Что именно?
– Наверное, она имеет к делу какое-то отношение, но не совсем это осознает. Надеюсь кое-что у нее выведать.
– Филип!
– Так не годится, Полли. У меня в жизни своя цель. Я считаю себя обязанным раскрывать людям некоторые интересующие их тайны. С кого же мне начать? Думаю сначала заняться Кирсти. Она довольно простодушна и бесхитростна.
– Я бы хотела… о, как бы я хотела, – запричитала Мэри, – чтобы ты отказался от этой безумной затеи и вернулся домой. Мы были счастливы, все так хорошо складывалось… – Она замолчала и отвернулась.
– Полли! – нахмурился Филип. – Тебе в самом деле этого хочется? Не пойму, что тебя так расстроило.
Мэри обернулась, в глазах засветилась надежда.
– Значит, ты поедешь домой и обо всем забудешь?
– Вряд ли я об этом забуду, – ответил Филип. – Буду только переживать, строить всякие предположения, размышлять. Давай останемся здесь до конца недели, Мэри, а там будет видно.
Глава 16
– Не возражаешь, если я ненадолго задержусь, отец? – спросил Мики.
– Разумеется, нет. Пожалуйста. На работе порядок?
– Да. Я позвонил шефу. Он сказал, что до конца недели можно не возвращаться. Тина тоже останется.
Мики подошел к окну, посмотрел в него, прошелся по комнате, заложив руки в карманы, внимательно осмотрел книжные полки. Потом заговорил отрывистым, сдавленным голосом:
– Знаешь, отец, я полностью оценил все, что ты для меня сделал. Только поздно понял, каким неблагодарным я был.
– О благодарности нет и речи, – сказал Лео. – Ты мой сын, Мики. Только так я тебя и воспринимаю.
– Странно же ты держался по отношению к сыну. Никогда не бранил, никогда ничего не приказывал.
Лео Эрджайл улыбнулся отрешенной, многозначительной улыбкой:
– Ты и в самом деле полагаешь, что единственное предназначение родителей – командовать своими детьми?
– Нет, – ответил Мики. – Я так не думаю. – И торопливо заговорил: – Я был чертовски глуп. Да, чертовски глуп, до смешного. Знаешь, что я сейчас обдумываю? Я думаю над предложением поступить на работу в одну нефтяную компанию в районе Персидского залива. Ведь мама настаивала, чтобы я начал с нефтяной компании. Но я и слушать не хотел! Руками и ногами отбивался.
– Ты был в том возрасте, когда хочется выбирать все самому и несносна даже мысль о том, что за тебя будут решать другие. Такой уж ты уродился, Мики. Если мы хотели купить тебе красный свитер, ты настаивал на голубом, хотя и мечтал о красном.
– Вот именно, – засмеялся Мики. – Несносным я был созданием.
– Просто совсем юным, норовистым. Хотелось поноситься без узды, неоседланным, на воле. Все мы переживали такую пору, потом это проходит.
– Да, наверное.
– Я рад, – сказал Лео, – что у тебя появились планы на будущее. Не думаю, чтобы тебя устраивала работа продавца автомобилей. Она неплохая, но бесперспективная.
– Я люблю машины и совсем неплохо торгую ими. Я умею обходиться с людьми и могу убедить их сделать покупку. Однако такая жизнь не удовлетворяет меня. Новая работа – нечто совсем иное. Она связана с техническим обслуживанием и ремонтом грузовых автомобилей. Весьма ответственная должность.
– Мне хотелось бы еще раз напомнить тебе, что в любой момент я готов финансировать твое собственное дело при условии, разумеется, что речь идет о солидном проекте. Как доверенное лицо, управляющее коммерческой деятельностью фонда, в который вложены внесенные на твое имя деньги, я обещаю, что ты получишь нужные средства, когда они тебе понадобятся.
– Спасибо, отец, но мне не хотелось бы злоупотреблять твоей добротой.
– Не о том речь, Мики. Это не мои, это твои деньги. Они выделены именно тебе, как и остальным нашим детям. Я лишь контролирую, когда и как их лучше потратить. Но деньги не мои, не я их тебе дал. Они твои.
– Значит, это деньги матери.
– Фонд был учрежден несколько лет назад.
– Не нужны они мне! – воскликнул Мики. – Не хочу к ним прикасаться! Не могу! Честное слово, не могу! – Брошенный на него отцом взгляд заставил Мики покраснеть. Он смущенно произнес: – Я неточно выразился, я не то имел в виду.
– Почему ты так упорно отказываешься от денег? – удивленно спросил Лео. – Мы усыновили тебя и полностью отвечаем за тебя во всех отношениях, в том числе и за твое материальное положение. Договор обязал нас воспитывать тебя как своего сына и обеспечивать необходимыми средствами существования.
– Хочу рассчитывать только на собственные силы, – повторил Мики.
– Да. Понимаю тебя… Ладно, Мики, но, если ты передумаешь, помни, деньги ожидают тебя.
– Спасибо, отец. Хорошо, что ты меня понимаешь. Или если не понимаешь, то, по крайней мере, не лишаешь меня самостоятельности. Хотелось бы объяснить тебе получше. Пойми, не хочу наживаться… не могу наживаться… О, черт, как трудно, оказывается, выражать свои мысли!
Вдруг в дверь постучали, или, точнее сказать, ударили чем-то тяжелым.
– Это Филип, я его ожидаю, – сказал Лео. – Будь добр, отвори ему дверь, Мики.
Филип лихо вкатил на своей коляске в комнату и радостной улыбкой приветствовал присутствующих.
– Вы заняты, сэр? – обратился он к Лео. – Если да, так и скажите. Я не буду мешать, просто тихонько полюбуюсь вашими книгами.
– Нет, не беспокойтесь, – ответил Лео. – У меня как раз выдалось свободное утро.
– Гвенда еще не пришла? – спросил Филип.
– Она позвонила, пожаловалась на головную боль и сказала, что не сможет сегодня прийти, – пояснил Лео. Голос его прозвучал бесстрастно.
– Понятно, – протянул Филип.
В разговор вмешался Мики:
– Ну ладно, пойду откопаю где-нибудь Тину. Заставлю ее прогуляться. Эта девочка терпеть не может свежего воздуха.
Легкой, пружинистой походкой он вышел из комнаты.
– Или я ошибаюсь, – заметил Филип, – или Мики неожиданно переменился? Куда исчезла его обычная угрюмость?
– Он взрослеет, – объяснил Лео. – Правда, на это у него уходит чересчур много времени.
– Что ж, хорошее настроение посетило его не в самый подходящий момент. Вчерашняя встреча с полицией вовсе не улучшает самочувствия, согласны?
– Безусловно, прискорбно, что дело вновь начинают пересматривать, – спокойно произнес Лео.
– Между нами говоря, вам не кажется, – продолжал Филип, медленно двигаясь в своем кресле вдоль книжных полок и небрежно прихватывая по пути то один, то другой томик, – что Мики похож на человека, терзаемого угрызениями совести?
– Странный вопрос, Филип.
– Вы находите? Во всяком случае, существуют люди, совесть которых никогда не подает своего голоса и которые не испытывают ни малейшего сожаления по поводу своих действий. Джако, например.
– Да, – сказал Лео. – В отношении Джако вы не ошиблись.
– И Мики меня удивляет. – Филип помолчал, а потом сказал доверительным тоном: – Вы не станете возражать, сэр, если я задам вам один вопрос? Что вам известно о происхождении ваших приемных детей?
– Почему вас это интересует, Филип?
– Наверное, простое любопытство. Наследственность загадочна и таинственна.
Лео не отвечал. Филип с интересом наблюдал за ним.
– Возможно, – проговорил он, – я докучаю вам своими вопросами.
– Почему же, – сказал, поднимаясь, Лео, – почему бы вам их и не задавать? Вы член нашей семьи. Шила в мешке не утаишь, а в настоящий момент эти вопросы сами собой напрашиваются. Дети попадали в нашу семью при исключительных обстоятельствах. Единственно лишь Мэри, ваша жена, была удочерена на законных основаниях, с соблюдением всех необходимых формальностей, а остальные появились у нас без всяких формальных проволочек. Джако был сиротой, его отдала нам престарелая бабушка. Ее убило при бомбежке, и он остался в нашей семье. Остальные истории столь же бесхитростны. Мики – незаконнорожденный, его мать волочилась за мужчинами. Ей понадобилось сто фунтов, и она их получила за сына. Нам неизвестно, что сталось с Тининой матерью. Она никогда не писала дочери, а после войны не потребовала обратно. Судьба ее нам неведома.
– А Хестер?
– Хестер тоже внебрачный ребенок. Ее молодая мать работала в Ирландии больничной сиделкой и вышла замуж за американца вскоре после того, как отдала нам ребенка. Она умоляла нас позаботиться о девочке и скрыла от мужа правду о ее существовании. В конце войны она уехала с мужем в Штаты, и с тех пор мы о ней ничего не слыхали.
– Поистине трагические истории. Никому не нужные бедняжки.
– Да, – протянул Лео. – Это и заставило Рэчел столь горячо полюбить их. Ей захотелось стать им настоящей матерью, захотелось, чтобы у них появился родной дом и они почувствовали себя желанными.
