вполне симпатичная молодая девка, эдакая плотненькая блондинка, навроде библиотекарши Тимофеевой.
Эх, дура баба! Что ж ты с собой сделала-то? Все водка, жизнь беспутная да забулдыги-дружки. А одета-то как – кацавейка грязная, рваные рейтузы… Тьфу!
– За все его в тюрьму! – нахмурился Ревякин. – Будет знать, как чужих кур жрать. Хотя…
Забулдыги переглянулись и с надеждой посмотрели на опера.
– Ладно, пока, может, и без тюрьмы обойдемся… – Хитрый инспектор как бы подумал и «подобрел». – Завтра явишься в отделение к Дорожкину. Напишешь, как там все было. И если претензий у хозяйки кур не будет…
– Да не будет! Мы ей забор вчера поправили… Она нам даже – маленькую…
– Ну, ладно тогда… смотри-и-и… Да! А Дылда где? Что-то я его не вижу?
– Так на рыбалку еще третьего дня ушел, – пожала плечами Щекалиха. – Куда-то в чухари, на озера. То ли в Койволу, то ли еще куда…
«Чухарями» в Озерске издавна называли вепсов, тех самых финно-угров, по чьи души приезжали экспедиции из Тарту.
– На рыбалку… Он что же, рыбак?
– Да никакой он не рыбак! – с непонятной яростью выкрикнул вдруг Ванька. – Так, балуется иногда. Больше водки попить, чем рыбы половить. Дождешься с него!
– А ты не знаешь – не говори! – Танька недобро прищурилась и сплюнула.
– Защищает еще его… – зашипел Кущак. – Синяк-то он поставил, в субботу еще. Как раз после танцев. Злой че-то пришел… Вот сгинул бы где-нить в болотах, никто бы и не заплакал.
В отделении Игната дожидался Дорожкин.
– Нет нигде Дылды, – войдя в кабинет, развел руками Ревякин. – В леса, говорят, ушел. На рыбалку.
– Да и черт с ним. Вернется – посадим. – Участковый махнул рукой. – Тут гражданка Марусевич приходила…
– Тамара?!
– Не, мать ее. Она брошку узнала.
– Какую еще брошку? – не понял Игнат.
– Ну, потерянную. Девчонки у клуба нашли. В траве. – Дорожкин вытащил из стола пачку «Примы» и… тут же убрал. – Нет, все же надо когда-нибудь бросить! Так вот, девчонки брошку мне отдали и объявление на афише повесили – мол, нашли. Марусевич объявление увидела и пришла – дочь ее, Тамара, такую совсем недавно купила. Там брак небольшой, в промтоварном предупредили – царапинка… Все сходится, я под роспись отдал. По идее, надо было Тамаре показать, но раз уж она пропала…
– А что за девчонки брошку нашли? – быстро сообразил Ревякин.
– Да знакомые все. Десятиклассницы. Катя Мезенцева и Колесникова Женя.
– Та-ак… Завтра же их опрошу!
– Не опросишь… – Участковый потянулся и хмыкнул. – В поход они ушли вместе с новым кружководом. Будут дня через три.
Новый пятиэтажный дом на улице Советской еще не был полностью заселен – одни окна светились, а в других было темно.
В квартире номер восемь, к радости Ревякина, ярко горел свет. Поднявшись по лестнице, он хотел было постучать в дверь, но заметил кнопку звонка… Надо же – звонок работал!
– Заходи-заходи, Игнат! – распахнув дверь, обрадованно промолвила Валентина.
Гость принялся смущенно вытирать ноги, хотя никакого коврика не было еще и в помине. Слишком уж по-домашнему выглядела сейчас Валентина Кирилловна, слишком… Черные спортивные штаны, синяя футболка «Динамо» с короткими рукавами. Все такое обтягивающее, тонкое…
– Я не слишком поздно?
– Да нет, что ты! Сейчас с тобой шкаф передвинем, а потом будем пить чай.
– Хорошая квартира, светлая… – похвалил Ревякин. – Ого – еще и балкон!
– А здесь вот за шкафом Коля спать будет… – Докторша улыбнулась. – Целый угол – его. Вернется – не узнает.
– У бабушки?
– Нет, в походе. От Дома пионеров, с фотокружком… Ну что, начнем?
– Валентина… да я тут сам… Ты покажи только…
– Ну, вот сюда…
Передвинув массивный двухстворчатый шкаф, Ревякин едва не свалил сложенные на подоконнике фотографии размером тринадцать на восемнадцать и даже восемнадцать на двадцать четыре. Рядом стояли фотоувеличитель, бачок, красный фонарь и ванночки. Набор юного фотолюбителя в полной красе! Под фонарем виднелся учебник немецкого языка для пятого класса, потрепанный и старый.
– Я фотографии вот сюда хочу. – Валентина показала на обратную сторону шкафа. – Здесь у Коли как бы своя комнатка будет. Закуток, как раньше говорили.
Игнат взял карточки в руки:
– Красивые… Автобус так вообще классно снят!
– Коля любит машины фотографировать.
– Да я вижу… – На одной из фотографий гость заметил знакомый двухцветный «Москвич». – Неплохое качество. А немецкий? У нас же, кажется, один французский в школе?
– А, это он сам захотел. Книжек про войну начитался, и вот. – Докторша рассмеялась и покачала головой. – Учебник в библиотеке подарили списанный, мы подклеили…
Вытащив из-под фонаря учебник, Валентина показала его Ревякину… Выпал, полетел на пол бумажный листок, вырванный из тетрадки в клеточку. Игнат наклонился, поднял:
– Вот потерялся… «ГАЗ-21 «Волга», «ЗИЛ-155» (он же – «ЗиС») – автобус, «Москвич-407»…
– Это он какие машины снял, все записывал. Те, что на карточках. Специально вместе с фотоаппаратом карандаш с собой брал и листочек.
– А, понятно…
А вот дальше под «Москвичом» ни фига было не понятно! Строчки вдруг стали какие-то торопливые, словно бы Коля писал впопыхах или боялся что-то забыть, упустить… Некоторые фразы были записаны на каком-то иностранном языке. Судя по всему, по-немецки, но русскими буквами, как иногда пишут школьники, плохо знающие язык: «Майн либер фройнд… Наш человек уже там… Да-да, я обязательно потороплю… Яволь… Все будет зер гут».
И еще одно слово – «Вена».
Глава 5
Озерск и окрестности. Конец июня 1965 г.
Тракторные сани – их еще называли «пена» – оказались тем еще транспортом. На ухабах немилосердно трясло, а иногда даже казалось, что железные бочки с соляркой вот-вот опрокинутся прямо на пассажиров. Из трубы трактора валил густой сизый дым, временами накрывающий «пену», так что все дружно кашляли. Хорошо хоть, боковой ветер (бейдевинд, как потом пояснил отличник и книгочей Коля Ващенков) сносил в сторону и выхлоп, и густую дорожную пыль, иначе запросто можно было задохнуться. Поговорить друг с другом ребятам тоже особо не удавалось: двигатель новенького «ДТ-75» ревел, как раненый динозавр, сразу было видно – эта мощная машина могла тащить не одну такую «пену», а целый поезд!
Туристы не унывали – пытались петь, перемигивались, смеялись… Женьке тоже нравилось… особенно те взгляды, которые украдкой бросал на нее эстонский студент Тынис Кург. А когда трактор с санями вдруг ухнул в глубокой овраг, показалось, что сердце выскочит из груди! Стало даже страшно: а вылезут ли сани из оврага? Ничего, вылезли, только дым на трубы стал гуще, да еще громче затарахтел мотор.
Колхозные поля, засеянные картофелем и турнепсом, вскоре сменились густым смешанным лесом. Узкую лесную дорогу
