— Но… — Хейнц растерянно нахмурился, словно только сейчас понял, что недавно проснулся, что это не сон, что он не брит, не причёсан.
— Оглядитесь вокруг, — тихо сказала ему Жюстин. — Мы все одеты в эти чёртовые куртки.
— Вот как?
— Нам всем велели их надеть.
— Почему?
— Потому что такая же куртка у вас, — Жюстин знала, что сейчас на неё смотрят все коллеги, смотрят неодобрительно, но она не могла остановиться, не могла замолчать.
— Потому что у меня такая же куртка? — переспросил растерянно Хейнц, огляделся, даже потрогал материал куртки Жюстин. — У меня не такая куртка, — сказал он. — Все эти куртки из репликатора, а моя из настоящей кожи, — в его глазах не было ничего кроме пустоты, смущения. — Да и пахнет моя куртка совсем не так.
— Да, запах я тоже отметила, — улыбнулась Жюстин. Хейнц кивнул, снова огляделся.
— Так это… они все… вы все… вы так оделись из-за меня? — он увидел, как Жюстин кивнула и выругался. Окружившая его толпа переглянулась. — Нет, так не пойдёт, — сказал им Хейнц. — Я здесь для того, чтобы писать о вас, а не о себе. Понимаете? Мне, конечно, льстит, что вы хотите одеваться, как я, но… Чёрт возьми, вы ведь так не одеваетесь, когда меня нет! — он заглянул в глаза Лари Эншо, не особенно понимая, кто стоит перед ним, просто выбрал того, кто был ближе других. — И что, по-вашему, я должен написать теперь? Назвать вас приспособленцами?
— Хотите, чтобы мы сняли куртки? — спросил его Лари Эншо…
Никто не заметил, как ушла Жюстин. Лишь голоса эхом раздавались за её спиной. Она не знала, почему снова идёт на крышу фабрики, бежит на крышу. Захлопнув дверь, Жюстин прижалась к ней спиной. Морозный воздух коснулся раскрасневшихся щёк. Жюстин закрыла глаза, отдышалась, попробовала успокоиться. Воображение рисовало голоса коллег. Коллег, которые остались где-то далеко-далеко. Казалось, весь мир остался где-то далеко. Жюстин хотела, чтобы так оно и было. Но она слышала этот мир. Слышала далёкие голоса. Слышала шум жизни. Шум чужой, незнакомый. Жюстин даже не сразу поняла это — просто стояла и пыталась понять, откуда исходят эти странные звуки, что их рождает. Но ничто в мире не могло стать хозяином этих звуков. Жюстин слышала приглушённый, скомканный голос людей, музыку. Но это было где-то далеко. Главным звуком был звук льющейся из крана воды. Он эхом разносился в пустом помещении. Помещении, которого не существовало. Или нет? Жюстин зажмурилась, тряхнула головой, осторожно, недоверчиво открыла глаза. Мир, который был ей знаком, мир, где с неба падал редкий тяжёлый снег, и кожу обжигал холод, смещался, бледнел, смешивался с миром, который она слышала. Жюстин видела кран, из которого течёт вода, видела писсуары в мужском туалете. Видела так, как если бы кто-то невидимый, некий прибор, спроектировал из пустоты картинку на реальный мир. Но картинка не была статичной. Сначала Жюстин увидела, как вода течёт из крана, разбивается о поверхность белой раковины. Эта раковина находилась за пределами крыши, но под ней не было пустоты. Нет. Под ней был бледно-синий кафельный пол. За ней — большое зеркало. Жюстин не хотела верить глазам, но теперь какой-то незримый, мистический проектор показал ей мужчину. Мужчину у раковины. Сначала это был лишь силуэт, но затем реальность окрепла. Она искрилась, теряла краски, становясь чёрно-белой, дрожала, словно флаг на шквальном ветру, но была. Была здесь и сейчас.
— Я спятила. Я определённо спятила, — тихо сказала Жюстин, но мужчина у раковины, казалось, услышал её.
Он вздрогнул, обернулся, вглядываясь в пустоту перед собой, в пустоту, где стояла Жюстин, но стояла в другом мире. Для него в другом. Жюстин видела это в его глазах — растерянность, сомнения, удивление.
— Кто здесь? — спросил незнакомец.
Его голос долетел откуда-то издалека, и проник, казалось, в самый мозг. Жюстин вздрогнула, вжалась ещё сильнее в закрытую дверь за спиной. Незнакомец прищурился, сделал шаг в направлении Жюстин, в направлении миража, который прорезал его мир.
— Стой, где стоишь! — сказала Жюстин.
Незнакомец сделал ещё шаг и замер — голос девушки из другого мира долетел до него, проник в мозг. Почувствовал он и холод, который лился с другой стороны, увидел падавший с неба редкий тяжёлый снег. Жюстин видела, что он дрожит. Дрожит так же, как и она. Он был напуган. Они оба были напуганы. И оба знали об этом, видели это.
— Кто ты? — спросил незнакомец, прислушался.
— А ты кто? — спросила его Жюстин.
Связь между мирами была зыбкой, вязкой, подобно густому туману, без которого не могли бы соприкоснуться два мира. Но жить можно и в тумане, общаться, идти, ища выход.
— Меня зовут Эдвард Ной, — сказал незнакомец. — А тебя?
— Меня? — Жюстин вздрогнула. В какой-то момент ей показалось, что если сейчас она назовёт своё имя, то назад пути не будет. Это безумие захватит её, подчинит.
— Не бойся, — сказал ей незнакомец. Нет. Уже не незнакомец. Теперь у него было имя. Эдвард Ной. Эдвард Ной! Эдвард Ной!!! — Тебе ничего не грозит. Это не опасно.
— Откуда ты знаешь? — спросила Жюстин, слыша, как дрожит её голос.
— Такое уже случалось, — сказал Эдвард Ной.
— Случалось? — Жюстин почувствовала, как у неё начинает кружиться голова. — Случалось с тобой?
— Не только со мной.
— Но как такое возможно?
— Есть много теорий о слиянии наших миров.
— Теорий? Миров? — теперь к головокружению добавилась тошнота. Мир вокруг изменился, но Жюстин чувствовала, как сознание отказывается принимать перемены, приспосабливаться к ним. — Нет, я не верю. Это розыгрыш, безумие, — Жюстин открыла дверь, собираясь сбежать с крыши.
— Нет, не уходи, пожалуйста!
Голос Эдварда Ноя утонул в топоте шагов Жюстин. Она бежала по лестнице вниз, к людям.
Глава третья
Ной ждал, что незнакомка вернётся, почти четверть часа, затем связь с чужим миром задрожала, надломилась. Мужской туалет стал снова мужским туалетом. За дверью зал кинотеатра, тишина, гул музыки и спецэффектов ночного киносеанса. Огромный исследовательский корабль бороздит бескрайние просторы вселенной — мечты, которые так и остались мечтами. Мечты, на которых базировались многие книги и фильмы. Базировались не один век. Хотя уже мало кто верил, что в действительности удастся покорить Вселенную. Нет. Эта тёмная даль навсегда останется мечтой. Поэтому голосование и выбирает подобные темы снова и снова. Люди голосуют за мечты, за мишуру, за то, во что не верят, но хотят видеть на экранах и читать книги. И даже развитие технологий застыло, замерло в мире. Последний прорыв закончился семь веков назад. Потерпев фиаско в покорении вселенной, наука устремила свой взгляд на человека, на природу, которая создала его. Сначала научились изменять плод в утробе. Родители могли выбрать цвет глаз ребёнку, избавить его от склонности к полноте, от облысения. Потом, не прошло и века, учёные добрались до мозга. Плодам вживляли навыки, способности, таланты, которые развивали с рождения. Факторы, которые могли помешать развитию, удалялись, вычёркивались, стирались. Родители могли заказать ребёнка согласно своим мечтам, а не тому, каким он станет в процессе жизни, в процессе становления личности. Но наука пошла ещё дальше. Теперь она хотела забираться не только в мозг ребёнка, но и в мозг взрослого, изучать его, копировать умения, навыки, знания, а затем закладывать это в мозг ребёнка. Сначала никто из гениальных людей того времени не возражал. Почти никто. База гениальности росла, крепла. Но потом появился учёный ренегат. Он выращивал клонов, собирая их внешний образ так же, как другие собирали интеллект младенцев. Так появились точные копии президентов, актёров, певцов. На судебном процессе его признали виновным и поместили в психиатрическую клинику, но механизм был запущен. Вирус поселился в сознании простых людей. Учёный ренегат был ещё жив, когда после долгих судебных тяжб, его опыты были признаны правомерными, а исследования продолжены. Так мир заполонили точные копии знаменитостей. Это было первое поколение конструкторов. Потом люди решили изменить своих кумиров, удаляя всё, что им было неинтересно, всё, что они не хотели принимать. Теперь новые персонажи собирались согласно веяниям времени и моды. Подобный шаг помог снизить тенденцию молодых родителей менять будущего ребёнка. Ребёнка просто делали здоровым, а гения всегда можно было собрать путём голосования. Большинством собирались певцы и музыканты, писатели и художники, даже учёные. Прошло чуть больше века, и подобный подход распространился на президентов и правителей. Их больше не избирали, их собирали на голосовании. И так было повсюду. Простые люди теперь сами творили кумиров и гениев. Мир расцвёл, заискрился. Мир, которым впервые в его истории правили простые люди. Никто не хотел стать президентом или рок-певцом — нет, мода и взгляды менялись слишком быстро, а вместе с ними менялись и кумиры, герои. Некоторые люди, сначала в сфере науки, когда у них обнаруживался талант к математике или физике, обращались в специальные корпорации, во главе которых стояли собранные людьми директора, и просили изъять из мозга талант. Подобные поступки породили длящиеся не один десяток лет дебаты, результатом которых стало постановление принудительного изъятия талантов и не требующихся простому человеку навыков у всех людей, которые не были собраны голосованием. Споры по этому законопроекту длились несколько поколений, но решение никто не отменил. Менялись люди, менялся мир, но правовая база оставалась неизменной. Вспыхивали и гасли новые таланты, новые способности. Появившиеся у людей способности к телекинезу и чтению мыслей было решено на голосовании изъять, наделив ими лишь отдельных, собранных кумиров. Этим двум возможностям, талантам, были даны номера 678 и 702. То, что случилось с Эдвардом Ноем, когда он увидел девушку из другого мира, называлось талантом номер 1173. Способность эта была модой новой, неизученной. Первые упоминания о ней появились два поколения назад. Никто не знал, что послужило этому причиной. Возможно, способности людей вышли на новый уровень, на новую грань бытия, расширив способности видеть. Видеть не только свой мир, но и смотреть сквозь грань, сквозь занавес, который разделял прежде то, что было здесь, и то, что было за гранью. А возможно, просто настало время, и миры сблизились, позволив людям увидеть тех, кто был скрыт от них так долго. Выдвигались ещё несколько теорий, но конкретного ответа не было. Нужно было ждать.