XX
И очи зорких часовыхЗаметили,И дружно им полки ответилиНа изумленный крик.– Христос Младенец, братцы,Ушел от святотатцевИ к нам явился в станИз басурманских стран! –И вот креста знаменьемНа сотни верст вокруг, с необычайным рвеньем,Вдруг осенились пагубные рвы;И не осталось ни единой головыНеобнаженной,Непреклоненной;И отовсюду коренастые,Как дубы, – мощные, – скуластые, –Квадратные, – широкие, –И светлоокие,От бури погрубевшие,От боя закаленные,Герои серые сбежалисьИ на колени опустились.А вместе с витязями серымиСтояли генералы с офицерами,И очи всех горели, словно свечечки,И слезы, словно речечки,Бегут, бегут, бегут...И молвил кто-то тут:– Христос благословилНас, братцы, у могил!За дело правое мы бьемся,И только победив, вернемсяМы к нашим матерям,К могилкам, к алтарям.Кто за отчизну пал – довольно жил;Его Христос Младенец отпустил! –И слово пробежало по рядам: – Христос, Христос явился к нам! –
XXI
Да, он явился к вам, герои,Хоть осудил преступные устоиЧужой и вашей стороны.Он никогда благословить войныНе смог бы, но Он верит свято,Что вы, не ведая зачем, на братаБезумного пошли войной.Он верит, что неведомой рукойДобра, со злом зачем-то обрученным,Ведомы вы, что жизнью обновленнойЗакончится последняя война...
XXII
Ах, нет, не верит Он и в это:Его душа бесчисленные летаСтрадала на Голгофе, – и нашлаПокой за рубежом добра и зла.Он осуждает вас, как и враговЖестоких ваших, но из ваших слов,Из ваших душ возможно многоСоздать грядущего, живого; –Те мертвы, души их нарывы:Столетние приливы и отливыУбили в них загробное стремленье,Не приведя к земному очищенью.Вот почему Он вас благословилС мечом в руках среди чудовищных могил,А между тем по бледному челуЕго скользнула мысль: Ах, не противьтесь злу!
XXIII
Заслышав ликованьеВ обычно тихом русском стане,Насторожился врагИ, злобно протянув кулак,Открыл огонь и двинулся в атаку...– Скорее по местам, встречать собаку!К орудьям, к пулеметам! Пли! –Заколыхалась грудь земли;И снова грохот, стоны, крики,Остервеневшие и злые лики,Глаза обезображенные,Штыки, по рукоятку всаженные,Тела безглавые,Персты кровавые,Распотрошенные желудки...Закрыв печальное чело МалюткиЯ побежал в соседний лес;И скоро за деревьями исчезНеописуемый позор.
XXIV
Бежал я долго, но повсюду взорВстречал следы ужасных разрушений:Десятки, сотни выжженных селений,Разграбленных и мертвых городов,Лесов поваленных да взорванных мостов.Нет большеИзмученной, несчастной Польши;Поляки и евреи,Чтоб не носить ярма еще потяжелееИ от бесчестия и голода спастиДетей и жен, кто мог уйти,Со скарбом жалким убежалиИз места скорби и печали.А кто остался, словно лист осины,Дрожа, в мучительной пустынеЛежал, приникнув ухом к матери земле,Чтоб убежать при новом зле...Бежал и я всё прямо без оглядки,Пока не добежал до первой хаткиМужицкой, где услышал речьРодную, чтоб напиться и прилечь.
XXV
А! вот он, край родной, убогий,Многострадальный древний край,Еще не ведавший своей дороги,Но приводящий душу в рай!Худые, бедные избушки,Что, словно дряхлые старушки,Спят у извилистой речонки;Убогий храм, печально, звонкоВ нем черный колокол звонил.Ряды поросших лебедой могилИ ручки беленьких березок;Дорога пыльная; повозок,Визжащих на весь лес,С десяток, да гнилой навесУ постоялого двора.Зато червонные моряВокруг колосьев пригибались,И облака им поклонялись,И ширь и Божья благодатьВокруг, – и то, чего не рассказатьУбогим этим языком.Ну, словом, то, что отчий домДает заблудшемуся сыну,Что выпрямляет спинуИ раненую душу в бойВедет с превратною судьбой.Был праздник, но покой необычайныйЦарил в селе, – и не случайныйТо был покой. Обычно пьяныйРазгул, неистовство, поганый,Крикливый говор, сотни дракБывали в праздник. А теперь кабакЦарев зачем-то заколочен,Как будто бы в острог заточенПрикованный к цепи Зеленый Змей.Не видно плачущих детей,Не слышно воя битых баб.Лишь подле золоченых глав,У царских врат и у налоя,Смиренно на коленях стоя,Застыли тени бабушек и жен.Молитвы слышны, вопли, стон,И сотни исступленных устТвердят: Иисус! Иисус! Иисус!
XXVI
И пастырь древний в ризе старой,В высокой, золотой тиаре,Седой как лунь, на алтареЧитает письмена на просфоре,Твердя заупокойные молитвыЗа многих, многих павших в битвеГероев серых; рыцарей сивухиЕще вчера, – сегодня трезоруки,Сердца и жизнь отдавших за свободуРодного края и народа.И льются слезы, льются жаркиеНа восковые свечи яркие;И с образов святой синклитНа плачущих Марий глядитГлазами черными громадными.И жутко-жутко многострадныеВ покое неразгаданном,Окутанные синим ладаном,Глядят они на небо звездное,Что в куполе. И очи слезныеСвятых молят кого-то о пощадеИ о заслуженной наградеДля этих исступленных жен.Печальный поминальный звон,Лампады, пенье, духота теплицыПреображали лицаРабынь Господних, что без меры,Поддержанные верой,До дна испили чашу жизни,Без жалобы, без укоризны,Трудясь в поту лица за тех,Кто за отчизну смертный грехСвершает, не забыв Христа.Мне словно чистая мечтаЗаколыхала душу вдруг;И я вошел в священный кругИ с ношей светлой к золотым вратамСтал пробираться по рядам.
XXVII
– Позволь мне, батюшка, МладенцаХриста, Спасителя ВселенцаЯвить твоим смиренным чадам!Пусть приобщатся на земле усладамНебес хоть на одно мгновенье,В награду за великое смиренье.– Кто ты такой? – Не спрашивай, Отец!Рассказ мой был бы долог, наконец,Не важно это: самУзрев, падешь к Его ногам.– Яви Его! И снова я открылБлаговещенного тобою, Гавриил,Марии трепетной в краю далекомДля исцеленья душам одиноким.Он засиял, и тысячи МарийПодобно тем, которых Медный ЗмийВ пустыне спас, простерли длани,Как утопающие в океане,И сотни языков слились в один язык, –И исступленный крикПод сводами пронессяИ до Мистерии святой разросся...И очи бедные, слепыеЕще недавно, словно звезды золотые,Горели...И в этот мигДушою исцеленною постигЯ край долготерпенья,Его убогие селенья,Его святое назначенье,Его грядущую судьбу...
XXVIII
Пойдем! – сказал мне пастырь ветхий, –Пойдемте все, и женщины и детки,Во Киев стольный крестным ходом.Явим перед алкающим народомИспытанную нами благодать!Бери, Христова рать,Кресты, хоругви расписные,Бери котомочки худые,И, что есть мочи, с колокольни беднойЗвоните. Пусть толпой несметнойВалит на богомольеЧерез леса и пахотное полеНарод крещенный,Христом одушевленный.Запойте: Иже херувимы!И через край, Христом любимый,Идем... Ну, с Богом в путь! –Кресты, хоругви на дорогеЗатрепетали радостно и строго, –И тронулся молящийся народВ необычайный крестный ход.Я открывал его, несяХриста Младенца, рядышком плелсяСтарик священник, дряхленький и белый.За нами колебался крест тяжелыйИ лес хоругвей, а промеж стволовЕго: волна седых голов,Согбенных старцев, бабушек, детейИ овдовевших матерей!Как пчелы желтые, горели свечи,Как мотыльки, взволнованные речиНеслись к грудастым, сонным облакам,И пенье замирало по полям.Сперва нас было мало,Но весть крылатая опережалаНаш мерно льющийся поток,И отовсюду ветерокНавстречу нес нам колокольный звон,И отовсюду узенькие тропыВливали к нам алкающие толпы.Мы стали мощною рекой,Мы стали чащею лесной,И наша песнь, как океан,Когда он солнцем осиян,Когда он бурей опьянен,Когда он до неба вспенен,ТысячеустноНеслась и радостно и грустноИз края в край родной земли,Где мы в цепях, где мы в пылиИскали Бога...
XXIX
