— Один удар, — проговорил Маркиз, когда гул от удара затих и к нему возвратился слух. — Так эти часы отбивают четверть часа. А нам нужно дождаться, когда они пробьют четыре раза…
— Так это не скоро! — расстроилась Лола. — Сейчас еще нет двенадцати, а нам придется торчать здесь до четырех часов? Да мы тут умрем от голода! Правда, Пу И?
— От голода вы не умрете. Во-первых, вы только что перекусили, во-вторых, здесь наверняка есть где поесть, Выборг — вполне цивилизованный город…
— Ну, не от голода, так от скуки! Просидеть здесь полдня — это выше моих сил!
— Ну, ты сама со мной попросилась! — строго проговорил Маркиз, впрочем, тут же смягчился и добавил: — Может быть, нам не придется ждать до четырех. В надписи на золотых часах сказано, что нам нужно ждать четвертого удара, но вовсе не говорится, что он должен быть последним. Когда башенные часы будут бить двенадцать раз, четвертый удар тоже будет — может быть, он нам что-то подскажет. По крайней мере мне хотелось бы на это надеяться.
— Все равно, нам с Пу И надоело сидеть в машине! Давай хоть прогуляемся!
За этими препирательствами незаметно прошло еще пятнадцать минут, и часы пробили половину двенадцатого. На этот раз они били дважды, но теперь спутники были подготовлены и легче перенесли оглушительный грохот.
— Давай все же уйдем отсюда! — взмолилась Лола. — Хоть ненадолго! А то я просто оглохну! И Пу И…
— Я не хочу уходить далеко от этой башни… впрочем, ты видишь, на противоположной стороне улицы кафе? Можем подождать до двенадцати там…
— Ну ладно, пойдем в это кафе, не сидеть же в машине! Хотя кофе я только что пила…
— Ты не много ешь сладкого? — опрометчиво спросил Маркиз.
Он тут же понял свою ошибку, но было уже поздно.
— Что ты хочешь этим сказать? — обманчиво спокойным голосом спросила Лола. — Что я толстая?
— Да что ты, дорогая, вовсе нет! — заюлил Маркиз, умело отводя глаза. — Ну, даже если и есть немножко лишнего, это тебя нисколько не портит…
— Ты врешь! — возмутилась Лола. — Ты нагло врешь!
— Ну вот… — помрачнел Леня, — не хотел тебе говорить, но вырвалось…
— Леня! — Лола смотрела на него очень серьезно, и глаза ее из-за расширившихся зрачков выглядели огромными. — Леня, скажи мне правду! Ты не шутишь, я толстею?
— Ну, Лолочка, зачем принимать все так близко к сердцу… — забормотал Маркиз, наклонившись, чтобы Лола не заметила чертиков, прыгающих в его глазах, — какие вы, женщины, нервные…
— Это конец! — В Лолином голосе прозвучало самое настоящее страдание.
— Не надо так драматизировать…
— Не утешай меня! — отмахнулась Лола. — Я сама виновата, распустилась, с завтрашнего дня сажусь на диету! Нет, прямо сегодня!
— Но в кафе-то зайдем… — Маркиз и сам уже был не рад, что затеял это представление.
Просто Лолка с ее капризами успела ему порядочно надоесть. И дело такое мутное, непонятное. Опасное даже, ведь два убийства уже было. И «ниндзя» в соседнем трейлере. Что он там потерял? Хорошо, что питон вмешался. По всему получается, что шел-то злоумышленник к ним…
А все Лолка, ослица упрямая. Сказал же — не суйся в квартиру. Так она поперлась. Цацки свои забрать, шпильки-брошки. Ее и выследили.
И подозрительный зеленый джип теперь здесь болтается. Маркиз окончательно помрачнел.
В кафе Маркиз назло Лолке заказал десерт тирамису, хотя сладкого ему не хотелось. Пу И тоже немножко перепало, а Лола пила несладкий черный кофе и так тяжко вздыхала, что Леня даже слегка усовестился, что наврал про ее лишний вес.
Обслуживала их готическая официантка — то есть девушка с иссиня-черными волосами, с мертвенно-бледным лицом свежей покойницы и глазами, густо обведенными черной тушью. В довершение комплекта она была одета в черное платье и черные кружевные перчатки. Единственным светлым пятном в ее наряде был белый крахмальный передник — уступка правилам общественного питания.
Леня подумал, что такой готический образ как нельзя больше подходит к окружающему их средневековому городу.
Лола разглядывала узоры на кофейной гуще, оставшейся на дне чашки, Пу И играл бахромой скатерти, а Маркиз что-то рисовал на путеводителе, когда башенные часы пробили еще один раз — они отбили без четверти двенадцать.
Лола уронила ложечку, Пу И чуть не описался, а местные жители за соседними столиками не обратили на бой часов никакого внимания.
— Вот что значит привычка! — уважительно проговорил Маркиз. — Они слышат эти часы с детства и уже перестали их замечать… если бы ты жила в соседнем доме, ты бы тоже скоро к этому привыкла и по ночам спокойно спала бы под бой часов!
— Ну, не знаю… — пробормотала Лола, наклоняясь за ложкой. — По-моему, я бы раньше сошла с ума или оглохла. Единственное, что меня утешает, — это что нам осталось ждать всего пятнадцать минут…
Следующие четверть часа пролетели незаметно. Леня Маркиз с интересом посматривал на двух девушек, сидевших в дальнем углу кафе. Лола погрузилась в свои тяжелые мысли и ничего не замечала. Пу И спокойно спал у нее на коленях.
Без одной минуты двенадцать Леня отставил чашку и приготовился, как бегун на старте.
Лола тоже прониклась серьезностью момента, даже Пу И проснулся и опасливо подобрал лапы.
— А чего мы должны ждать? — шепотом спросила Лола своего старшего компаньона.
— Понятия не имею, — честно признался тот. — Может быть, поймем по ходу дела…
И тут часы снова начали бить.
Отзвучал первый удар, второй, третий…
Леня застыл в ожидании, но четвертого удара не последовало.
Часы затихли.
На всякий случай переждав еще минуту, Леня окликнул официантку.
— Еще что-нибудь? — Готическая девушка остановилась перед ним в ожидании.
— Вы меня простите, — Маркиз изобразил голосом несвойственное ему смущение, — у меня часы, что ли, отстали? На них двенадцать часов, а башенные часы пробили три!
— Все правильно, они всегда так бьют, — равнодушно ответила официантка.
— Что значит — всегда?
— Ну, каждые пятнадцать минут они бьют один раз, каждые полчаса — два раза, а каждый час — три раза, как сейчас.
— И что — они никогда не бьют больше трех раз? — недоверчиво переспросил Маркиз. — И в четыре, и в пять часов — все равно три раза? Хоть днем, хоть ночью?
— Ну да, — спокойно подтвердила девушка. — Может быть, еще кофе?
— Нет, спасибо… — разочарованно протянул Маркиз и переглянулся со своей спутницей.
Лола мрачно молчала.
Леня положил на стол деньги, и они вышли из кафе.
— И что теперь делать? — Лола огляделась по сторонам и тяжело вздохнула. — Зря только проделали такую дорогу! Это все ты — четвертый удар, четвертый удар! Мог бы заранее узнать, что эти часы бьют только три раза!
Леня молчал, решив не связываться со своей скандальной компаньонкой.
— Зря мы сюда приехали! Только намерзлись на этом ветру! — Она зябко передернула плечами. — Еще, не дай Бог, Пу И простудится… этого я тебе никогда не прощу!
— Но ты же сама за мной увязалась! — напомнил Маркиз своей боевой подруге.
Она в ответ только фыркнула. Никто не любит, когда ему напоминают о собственных ошибках.
— Все равно мы ничего здесь не найдем, только зря потратим время! И вообще, какой-то город негостеприимный… — ворчала она, — холодный, каменный…
Вдруг прямо у нее над головой раздался хриплый голос:
— «О скалы грозные дробятся с ревом волны и с белой пеною, крутясь, бегут назад…»
— Что это? — Лола попятилась, прижалась к Лене.
Тот же голос продолжил:
— «Но тверды серые утесы, выносят волн напор, над морем стоя…»
Леня запрокинул голову. Прямо над ними в стене была высечена каменная маска — суровое лицо с насупленными бровями, в остроконечном шлеме. Маркизу показалось, что именно этот каменный воин снова запел низким, грубым голосом:
— «От скал тех каменных у нас, варягов, кости, от той волны морской в нас кровь руда…»
— Что это? — повторила Лола, вцепившись в локоть Маркиза. Пу И затрясся всем телом и жалобно заскулил.
— Песня варяжского гостя из оперы «Садко»! — ответил Леня, пристально вглядываясь в стену над маской.
— Откуда такие познания? — восхитилась Лола. — У тебя что — когда-то была дама сердца, которая увлекалась оперой?
— Да нет, она была музыкальным критиком, — честно ответил Леня, за что получил весьма болезненный тычок в бок.
— Правильно, молодой человек! Ответ засчитан! — проговорила маска и снова запела: — «Мечи булатны, стрелы остры у варягов, наносят смерть они без промаха врагу…»
— Ленечка, мне страшно! — пролепетала Лола, не сводя глаз с поющей маски.
— Ну, я согласен, песня довольно мрачная, но ничего особенно страшного я в ней не нахожу.
В следующую секунду над каменной маской открылось маленькое круглое окошко, в него выглянула мрачная старуха в розовом кружевном чепце с завязанными под подбородком лентами и допела внушительным басом:
