Этельфлед все еще колебалась, не сводя глаз со стоящих на коленях мужчин. Отчасти она наверняка понимала мою правоту, но ею руководило унаследованное от отца благочестие. И готовность Леофстана поверить. Леофстан был её ставленником. Этельфлед убедила архиепископа из Контварабурга рукоположить Леофстана, писала епископам и аббатам, восхваляя его искренность и горячую веру, жертвовала серебро храмам и церквям, чтобы склонить их в пользу Леофстана. Церковь предпочла бы более красноречивого человека, способного увеличить земли епархии и вытянуть больше денег из знати северной Мерсии, но Этельфлед желала святого.
И этот святой теперь выставлял обращение Хэстена как знак того, что небеса одобряют выбор Этельфлед.
— Только представь себе, госпожа, — Леофстан наконец отпустил руки Хэстена, и по-прежнему стоя на коленях, повернулся к Этельфлед, — представь, какое ликование начнется, когда язычник поведет своих воинов к Христовому престолу!
Эта идея прельщала и Этельфлед. Её отец всегда прощал обращенных датчан, даже позволял им селиться в Уэссексе. Альфред часто заявлял, что борьба идет не за создание Инглаланда, а за обращение язычников. Этельфлед узрела в этом массовом крещении язычников-датчан проявление Господней силы.
Она подвела Гасту на шаг вперед.
— Ты клянешься мне в верности?
— С радостью, госпожа, — воскликнул Хэстен, — с радостью!
Я смачно плюнул в сторону вероломного мерзавца, вогнал Вздох Змея в ножны и взобрался в седло Тинтрига.
— Лорд Утред! — резко окликнула меня Этельфлед. — Куда ты направился?
— Назад к реке, — коротко ответил я. — Финан! Ситрик! Все за мной!
Мы поспешили прочь от фарса, что вот-вот разыграется под стенами Эдс-Байрига.
За мной последовало сто двадцать три человека. Мы миновали свиту Этельфлед, повернули на север и поскакали к реке.
Но стоило нам войти в лес и скрыться с глаз окружающих Этельфлед глупцов, как я повернул своих людей на восток.
Потому что намеревался сделать работу христианского бога.
И прибить Хэстена.
Мы скакали быстро, лошади петляли между деревьями. Со мной поравнялся Финан.
— Что мы делаем?
— Берем Эдс-Байриг, — ответил я, — что же еще.
— Иисусе.
Я помолчал, поскольку Тинтриг провалился в небольшой овраг, поросший папоротником, и рысью поднялся по невысокому склону. Так скольких людей вел Хэстен? Он заявил, что пятьсот восемьдесят, но я ему не верил. Он лишился своей армии вместе с репутацией при Бемфлеоте. В той битве он не участвовал, но я удивился бы, окажись при нем сотня воинов. Впрочем, несомненно, и Рагналл оставил часть людей в крепости.
— Велика ли крепость? — спросил я Финана.
— Эдс-Байриг? Велика.
— Сколько выйдет шагов, если обойти стены?
Финан задумался. Я слегка свернул на север, пустив Тинтрига по длинному склону, заросшему дубами и кленами.
— Девятьсот? — предположил Финан. — Может, тысяча?
— Так я и думал.
— Большая крепость, не сомневайся.
Король Альфред пытался втиснуть жизнь в правила. В основном эти правила, конечно же, проистекали из священного писания, но были и другие. Построенные им города тщательно вымеряли, исследовали каждый клочок земли. Измеряли городские стены, чтобы узнать их высоту, ширину и протяженность. Именно эта последняя цифра, длина стен, определяла количество воинов, необходимое для защиты города. Число это вычислили заумные священники, что пощелкали деревянными шариками на ниточках и решили, что в каждом бурге требуется по четыре защитника на пять шагов стены. В руках Альфреда Уэссекс превратился в сплошной гарнизон — его границы усеивали новопостроенные бурги, чьи стены защищал фирд.
Каждый крупный город окружили стенами, чтобы датчан, вторгавшихся вглубь Уэссекса, отпугивали укрепления. Эти укрепления защищало точное число людей в соответствии с общей протяженностью стен. Это сработало, и теперь Мерсия следовала по тому же пути. Отвоевывая исконные земли Мерсии, Этельфлед укрепляла их бургами, вроде Честера и Брунанбурга, следя за тем, чтобы каждый гарнизон мог выставить четырех человек на каждые пять шагов укрепления. При первом же признаке угрозы жители отступали в ближайший бург, прихватив с собой скот. Для захвата бурга требовалась целая армия, и датчанам это никогда не удавалось. Они предпочитали вторгнуться вглубь, захватить скот и рабов. А если армия стояла на месте, стояла лагерем за стенами бурга, то её вскоре поражали болезни. Кроме того, вражеская армия никогда не оказывалась достаточно большой, чтобы обложить бург и взять его измором. Стратегия бургов работала.
Но работала она, если хватало защитников. Каждый мужчина с двенадцати лет считался годным к сражению. Может, это и не были обученные воины, вроде ведомого мною по лесистому склону отряда, но могли держать копье, бросать камни или размахивать топором. То был фирд — армия крестьян, мясников и ремесленников. Фирд не носил кольчуг или щитов из липы, но мог удержать стены бурга и разбить врага, попытайся тот взобраться на укрепления. Топор дровосека в руках крепкого крестьянина — грозное оружие, как и заостренная мотыга, если замахнуться как следует. Четыре человека на каждые пять шагов, Эдс-Байриг был в тысячу шагов, следовательно, Хэстену требовалось по меньшей мере семьсот человек, чтобы защитить всю линию укреплений.
— Меня удивит, — сказал я Финану, — если у него две сотни наберется.
— Тогда почему он здесь остался?
Хороший вопрос. С чего Рагналл оставил гарнизон в Эдс-Байриге? Я ни на мгновение не поверил, что Хэстен решил остаться к югу от Мерза ради покровительства Этельфлед. Он остался там, потому что так велел Рагналл. Теперь мы замедлили темп, лошади шли шагом вверх по склону, копыта гулко стучали по палой листве. Так почему Рагналл оставил Хэстена? Хэстен был не лучшим воином в армии Рагналла, возможно, даже худшим, но лжеца искусней него не сыскать. И тут меня осенило. Я решил, что Эдс-Байриг должен был усыпить бдительность слабого короля Эофервика, но нет. Он был нацелен против нас. Против меня.
— Он остался, — сказал я Финану, — потому что Рагналл вернется.
— Ему прежде надо занять Эофервик, — сухо ответил Финан.
Я осадил Тинтрига и поднял руку, призывая остальных остановиться.
— Оставайтесь в седле, — наказал я, а сам соскользнул с седла и бросил поводья Годрику. — Держи коня здесь, — велел я ему.
Мы с Финаном медленно поднялись по склону.
— Сторонники Ингвера разлетятся, — сказал я Финану. — Ингвер — слабак. Рагналл без труда станет королем Эофервика. Ярлы уже, должно быть, стекаются к нему, приводят людей, присягают на верность. Ему даже нет нужды самому идти в Эофервик! Он может послать три сотни, чтобы отбить город у Ингвера и вернуться к нам. Он хочет, чтобы мы думали, будто он направляется туда.
