И мы убивали. Паника в рядах врага смяла собственную стену из щитов. Мужчины, женщины и дети бросились к воротам, но их оказалось слишком много, чтобы выбраться сквозь узкий проход. Они столпились у ворот, где их рубили мои люди. Мы жестоки, мы свирепы, мы — воины.
Я позволил Тинтригу самому выбирать дорогу. Несколько человек попытались бежать, перебравшись через стену, но я снял их со стены Вздохом Змея, скорее ранив, нежели убив. Я хотел убивать, но также хотел, чтобы на север с вестью для Рагналла прохромали изувеченные враги. Пронзительные вопли отдавались у меня в ушах. Некоторые враги пытались укрыться в недостроенном доме, но воинов Финана охватила жажда резни. Копья разили людей в спину.
На глазах у детей умирали отцы, жены оплакивали мужей, но мои безжалостные воины продолжали сеять смерть, рубя топорами и мечами, пронзая копьями. Наш строй распался, в нем уже не было нужды, поскольку враг не сражался, а бежал. Некоторые пытались сражаться. Я заметил, как двое подскочили к Финану. Ирландец, наказав своим воинам посторониться, на моих глазах бросил щит, подначивая врагов. Отбив неловкие выпады противников, Финан, метнулся и проткнул живот одного из них, глубоко вогнав клинок. Потом, пригнувшись под свирепым ударом второго, выдернул меч, перехватил его обеими руками и вогнал в глотку нападавшему. Все это ирландец проделал непринужденно.
Ко мне подскочил копейщик с перекошенным лицом. Обозвав меня дерьмом, он нацелил копье в брюхо Тинтригу, понимая, что если свалит наземь коня, то я стану легкой добычей его меча. По моему шлему, по золоту и серебру, украшающим пояс, уздечку, сапоги и ножны, он догадался, что перед ним прославленный воин. Убив меня перед собственной смертью, он навеки прославит свое имя.
Скальды могли воспеть его подвиг, могли сложить песнь о смерти Утреда. Я подпустил датчанина, а затем легонько сжал бока Тинтрига. Тот метнулся вперед, копейщику пришлось дернуть копье, и вместо того, чтобы вспороть брюхо жеребцу, оно прочертило кровавую полосу на боку. Махнув Вздохом Змея, я перерубил ясеневое древко, но датчанин бросился за мной, схватил за правую ногу и попытался стащить с седла. Вздох Змея вновь опустился, скользнул по краю шлема датчанина и, угодив тому в лицо, отсек нос с подбородком. Кровь брызнула на мой правый сапог, когда противник отпрянул от внезапной боли и выпустил меня. Тут я опять его ударил, на этот раз разрубив шлем. Датчанин издал сдавленный всхлип, прижав руки к изувеченному лицу. Я же пришпорил Тинтрига и поскакал дальше.
Воины сдавались. Они бросали щиты, оружие и вставали на колени на траву. Женщины защищали их, крича на убийц, умоляя остановить безумие, и я решил, что женщины правы. Мы убили уже достаточно.
— Финан, — прокричал я, — бери в плен!
И тут за воротами протрубил рог.
Битва, начавшаяся столь стремительно, внезапно прекратилась, будто бы рог протрубил для обеих сторон. Он прозвучал снова, нетерпеливо, и я увидел, что толпа у ворот стала пробиваться обратно в форт.
Показался епископ Леофстан верхом на своем мерине, болтая ногами почти у самой земли. Вслед за священником въехала Этельфлед в окружении внушительного отряда воинов под предводительством Меревала. Замыкали шествие Хэстен со своими людьми и отряд мерсийцев Этельфлед.
— Ты нарушил перемирие! — обвинил меня отец Цеолнот, скорее грустно, нежели со злостью. — Лорд Утред, ты нарушил наше священное обещание!
Он не отрывал взгляда от распластанных на земле тел. Выпотрошенные тела превратились в мешанину внутренностей и разбитых кольчуг, из разрубленных шлемов вытекали мозги, на покрасневшие от крови трупы уже слетались мухи.
— Мы дали обещание перед Богом, — печально добавил он.
Отец Гарульд с искаженным от гнева лицом встал на колени и взял за руку умирающего.
— У тебя нет чести, — выплюнул он.
Я пришпорил Тинтрига и опустил кровавое острие Вздоха Змея, так что оно коснулось шеи датского священника.
— Знаешь, как меня прозвали? — спросил я его. — Убийцей священников. Только заикнись еще раз о чести, и заставлю тебя сожрать свое дерьмо.
— Ты… — начал он, но я с силой стукнул его Вздохом Змея плашмя по голове, свалив наземь.
— Ты лгал, монах, лгал, так что не говори мне о чести.
Священник затих.
— Финан, — проревел я, — разоружить всех!
Этельфлед подтолкнула кобылу к строю потерпевших поражение норманнов.
— Почему? — горько спросила она, — почему?
— Они враги.
— Крепость и так бы сдалась на Пасху.
— Госпожа, — устало сказал я, — Хэстен в жизни не говорил правды.
— Он принес мне клятву!
— А я еще не освободил его от клятвы, принесенной мне, — рявкнул я в ответ, внезапно разозлившись. — Хэстен мой, он мне поклялся! И никакие священники или богомольцы этого не изменят!
— А ты, — возразила она, — присягнул мне. Твои люди служат мне, и я заключила договор с Хэстеном.
Я повернул лошадь. Епископ Леофстан приблизился, но тут же отпрянул. Мы с Тинтригом были покрыты кровью, воняли ею, мой меч блестел от крови. Я привстал в стременах и закричал выжившим воинам Хэстена.
— Все христиане, шаг вперед! — я подождал. — Живей! — крикнул я. — Я хочу, чтобы все христиане встали тут! — я указал мечом в сторону пустующего лужка между двумя кучами бревен.
Хэстен открыл было рот, но Вздох Змея, метнувшись, уткнулся в него.
— Скажешь слово, вырежу тебе язык!
Хэстен закрыл рот.
— Христиане, — повторил я, — сюда, немедленно!
Вышли четверо мужчин. Четверо мужчин и около тридцати женщин. И всё.
— Теперь посмотри на остальных, — сказал я Этельфлед, указывая на людей, которые остались на месте. — Посмотри, что висит на шеях, госпожа. Ты видишь кресты или молоты?
— Молоты, — тихо произнесла она.
— Он солгал, — сказал я. — Заявил тебе, что все его люди, кроме нескольких — христиане, что они ждут праздника Эостры, дабы крестить остальных, но взгляни на них! Они, как и я, язычники, а Хэстен — лгун. Он всегда лгал.
Я пробирался сквозь толпу, говоря на ходу.
— Ему приказали удержать Эдс-Байриг до возвращения Рагналла, что вскоре произойдет. Хэстен лгал, потому что не мог говорить правду. Его язык изворотлив. Он нарушает клятвы, госпожа, и клянется, что черное — это белое, а белое — черное, и люди ему верят, потому что мед так и сочится с его языка. Но я его знаю, госпожа, потому что он мой человек, он принес мне клятву.
Сказав это я, наклонился, схватил Хэстена за кольчугу, рубаху и плащ и приподнял его. Он был намного тяжелее, чем я ожидал, но я перекинул его через седло и развернул Тинтрига.
