ожидал найти Тао ровно на том же месте, где и оставил. Тот лежал на полу и, похоже, спал. Фыркнув, Цен просто перешагнул через него, сбросил провизию на низкий столик и покачал головой, оглядывая дом.
Так не пойдёт. На секунду ему захотелось разбудить птенца и отвесить подзатыльников, но, с другой стороны, какая разница? Пусть лежит. Хоть не вопит.
Цен вздохнул, открывая кувшин и забыв о Тао, но вскоре тишину нарушил мрачный вопрос:
– Что значит «сам же видел»?
– А, ты не умер… Ну так поднимайся.
– Заана не было с нами. Ты сказал, что он сам всё видел.
– Столько уверенности… – Цен нахмурился. – Что ты вообще знаешь о нас, птенец?
Тао сел и подтянул к себе метлу, щуря глаза на свет фонарей, который проникал в дом через широкие окна. Сначала испарился гнев – когда его поймали. Теперь медленно исчезал страх, но на смену приходило тяжёлое чувство безысходности. Пока не было Цена, он всё думал, что ему сделать. Сбежать? Он видел эти чудовищные стены и ворота, а перелететь их с цепью невозможно. Попытаться убить Цена? Да он даже Раала задеть не смог. Неужели ему остаётся только ждать лун-вана?.. К чему это приведёт, если прибудет сам Юнсан? Как он ни бился над этим вопросом – снова и снова оказывался таким же беспомощным, как и в первую встречу с асурами.
– То, что говорили родители.
– А говорили они не так уж и много, верно? – Цен нашёл две пиалы и налил вина и себе, и Тао. – Выпей, а то ты так трясёшься, что помрёшь ещё. Вино успокаивает.
Тао медленно поднялся, кое-как выбрался на террасу и поплёлся к столу, перед которым, скрестив ноги, сидел Цен. Он с сомнением посмотрел на пиалу. Мать с отцом никогда не позволяли ему пробовать выпивку, Юнсан – и подавно. Но какая теперь разница?
– Верно. Что видел Заан?
– Заан видит то, что вижу я. Мы все связаны, птенец. Поразительно, как ты до сих пор этого не понял?
– Даже сейчас?
– Конечно. Старшие всегда говорят друг с другом. Заан сейчас смотрит на схему города. Первая прячет находки в шкатулку. Я трачу своё время на тебя. – Цен пожал плечами. – Все асуры связаны, а Старшие руководят. Это стая.
– Больше похоже на подчинение. – Тао сделал осторожный глоток, чуть поморщился, но тут же отхлебнул ещё. Если он и надеялся выудить из этого разговора что-нибудь полезное, то с последними словами Цена эта надежда умерла, даже не родившись. – Юнсан говорил, что у вас звания… как в войске.
– А ты веришь всему, что тебе говорят старшие, да? – Цен лениво зацепил когтем яблоко и бросил его Тао. – Тебе никогда не врали?
– Нам нет смысла врать друг другу.
– Даже так? Ну, что ж. – Цен пожал плечами. – Ты дэв, тебе виднее.
Тао задумался и покачал головой.
– И ты видишь то, чем занимается каждый… из ваших?
– Если захочу. Но это утомительно. Постоянно – только брата и сестру. Младшим не нужны вожаки, чтобы вести повседневные дела, знаешь ли. Ты охотился когда-нибудь?
– Нет.
– А видел, чем занимались твои родители?
– Нет.
– Интересный у них был подход к воспитанию.
– Отец говорил, что война скоро закончится, и мы будем жить в совсем другом мире…
– Без нас. Как мило! Ты пей.
Цен безмятежно развалился на напольных подушках и не торопил Тао, а тот прикусил губу, размышляя, правильно ли вообще о чём-то спрашивать. Всё, что сегодня происходило в Сораане, хоть и было жутким, но не напоминало те рассказы, которые Тао иногда слышал от родителей. Ему всё ещё было страшно повторить их судьбу, – страшно до безумия, – но каждая секунда пребывания в городе подтачивала его любопытство.
Солнце скрылось за горизонтом, и по щелчку пальцев Цена в доме вспыхнули свечи, затрещали угли в костровых чашах, окружая его и Тао дрожащими тенями.
– Так что такое стая?
– Говоря вашим языком – семья. В войске, дэв, есть субординация и цель. Подчинение не подразумевает связи, лишь исполнение чужой воли. У нас это невозможно, поскольку все мы – дети Тени. Сильные ведут слабых, вот и всё.
– Зубы заговариваешь. – Тао поморщился. – У вас есть цель – всё сожрать и опустошить.
– Конечно, птенец, поэтому мы разоряем земли и строим свой омерзительный улей. Видел выжженную пустыню вокруг Сораана?
– Я не видел… Эй! Ты смеёшься!
– У тебя забавные представления.
– Не смешно.
– Мне – смешно.
– Ты смеялся, когда убивал моих родителей?
Ветер загулял по полу дома, силясь подняться, но цепь Первой будто вытягивала из Тао все силы.
Цен даже не моргнул.
– Мы убили их, потому что они сделали то же самое. Мы давно друг друга уничтожаем, дэв.
– Почему?
– Не нравимся друг другу.
– Это не ответ.
– О, голос Юнсана прорезался, – хохотнул Цен. – Потому что кто-то когда-то на кого-то напал. Кто-то когда-то решил, что Циян слишком мал, чтобы всем на его землях хватало места. А кто-то… просто отказался терпеть старый порядок вещей.
– Я серьёзно.
– Я тоже. За душещипательными историями – это к дэви. С моей стороны всё проще.
Пиала Тао опустела, и Цен подлил ещё.
– Но… почему вы не можете остановиться?
– Мы?
– Заан. Юнсан.
– Спроси их. Солнце будет выжигать, а Тень – поглощать.
– Но так же было не всегда?
– Конечно нет.
– И ты помнишь, что было до войны?
– Жизнь. Какой она должна быть. – Цен пожал плечами. – Но теперь пролито слишком много крови. Ты играл когда-нибудь в кости или в карты?
– Нет.
– Чем вы там вообще занимаетесь? Знаешь, если повышаешь ставки, наступает момент, когда остановиться уже невозможно. Мы давно перешли этот рубеж, птенец.
– Мои родители не были ставкой!
– Как и наши дети. Мои братья и сёстры. Ничего личного, дэв. Помнишь, что тебе говорил Заан?
– «Земля обетованная станет вашей могилой. Вам придётся любоваться руинами каждый день».
– Либо нам, либо вам. Разве не честно?
– Тогда почему ты… я… Почему ты такой?
– Какой?
– Пьёшь вино. Не бросил меня в тюрьму.
– Хочешь, брошу? – Цен поднял голову и посмотрел на него, не мигая. – Сказал же – ничего личного. Или ты считаешь, что правильнее снять с тебя кожу и помучить?
– Я не это имел в…
– Вот и пей вино. И уберись, если не хочешь и дальше спать в пыли.
Забавный птенец, такой наивный, что зубы сводит. С другой стороны, они все милые, пока маленькие. Когда-то и Юнсан был очаровательным ребёнком, но пройдёт лет десять, и наивность сменит холодный, слепой и безжалостный свет.
Жаль.
15. Новый взгляд
Утро наступило слишком быстро. Печь успела погаснуть, и холод мягко прокрался в спальню, заставив Кана очнуться от тяжёлого сна. В первые мгновения он даже обрадовался, посчитав всё, что произошло ночью, кошмаром, и это казалось удивительно логичной мыслью. В неё хотелось верить, ограждая себя от ответственности и реальности, но, одевшись, Кан поскользнулся обо что-то странное, оказавшееся на ощупь отрубленной рукой.
Не приснилось. Как поступил бы отец? В спальне придётся убраться, если он не хочет соседствовать с трупными
