Прошла неделя, две, три, четыре. Билл несколько раз звонил и справлялся обо мне, но вернуться ни разу не предлагал. Во время одного разговора он сказал Кади, что Камфорт улетела в Сьерра-Леоне. Пыталась ли она разыскать меня, не знаю. Просто не знаю! Эта часть истории непонятна даже мне.
Суад, Хаджа и Фанта были всего на пару лет старше меня и все приходились Кади родственницами, хотя какими именно, я не понимала и считала их племянницами хозяйки дома.
Война заставила девушек перебраться во Фритаун. Каждая из них так или иначе сталкивалась с мятежниками, хотя нападению не подвергалась. Еще одним большим отличием от меня служило то, что на родине все они ходили в школу и осенью собирались на учебу в Канаде. Девочки звали меня с собой.
— В школе было весело! — беззаботно заявила Суад. — Мне нравилось учиться, читать, общаться с подружками.
Я расспрашивала девочек, как устроены школы в Сьерра-Леоне.
— По утрам дети примерно одного возраста собираются в одном здании, — объяснила Фанта.
— Я носила зеленую форму, которую мне сшила мама, — добавила Суад. — Нас учили всему: и как выбирать воду для питья, и английскому.
Если в Канаде школы бесплатные, то в Сьерра-Леоне родители вносят деньги за обучение и за форму. По словам Хаджи, почти все уроки ведутся на английском, хотя основные языки Сьерра-Леоне — крио, менде и темне. Все дело в том, что английский — самый распространенный язык в мире.
— Сьерралеонцы должны уметь общаться с партнерами по бизнесу, — пояснила Хаджа. — Ты же хочешь устроиться на работу?
Я, конечно же, хотела, только не знала, сгожусь ли для чего-нибудь.
Однажды вечером я призналась Абу, работавшему на канадское правительство, что родные надеются на мою поддержку.
— Мне нужно получить образование, а потом сразу найти работу, — сказала я ему.
— Не спеши, Мариату, — подмигнул мне Абу. — Я тоже помогаю большинству оставшихся дома родственников. Этого и ждут в Сьерра-Леоне от уехавших на Запад. Но образование растянется на годы, и лучше все делать правильно: сперва школа, потом университет или колледж. Если бросишь учебу и слишком быстро устроишься на работу, высокооплачиваемого места не найдешь. Только хорошее образование гарантирует хорошие деньги.
— А как ты нашел работу? — спросила я.
— Я окончил университет здесь, в Канаде: изучал политологию и экономику.
— Как думаешь, у меня так получится? — спросила я.
— Мариату, у тебя получится все, на что ты серьезно нацелишься. — Абу снял очки и заглянул мне в глаза. — В Северной Америке многие дети принимают образование как данность, но выходцы из бедных стран понимают, какие возможности оно дает. Знания открывают двери. Рук тебя, возможно, лишили, но ум-то остался, причем невероятно острый. Извлеки максимум из того, что имеешь, и добьешься успеха в жизни.
Вопреки ободряющим словам Абу, когда Суад, Фанта и Хаджа начали рано вставать, чтобы идти в школу, я переворачивалась на другой бок и снова засыпала. Осень перетекла в зиму, и на сердце у меня становилось все тяжелее. Дни напролет я сидела у окна гостиной Кади, глядя, как листья желтеют, краснеют и падают на землю. Потом пошел снег, который оказался не таким, как я себе представляла. Снежинки были не тяжелыми, как крупинки соли, а легкими как перышко и блестели на солнце. Порой я следила за отдельной снежинкой: представляла, что снежинка — это я, что я падаю с небес, где много мне подобных, и гадала, где приземлюсь.
Школа меня пугала. Хаджа, Суад и Фанта, уже имевшие определенную подготовку, оказались бы на класс старше меня, а меня определили бы в класс к чужим детям. Я мечтала научиться читать книги и писать, но не представляла, как справлюсь с этим без рук. Знакомых рядом со мной не будет, и я боялась опозориться.
Вечерами я слушала, как племянницы рассказывают о школе и сетуют на домашнее задание, которое надо выполнить. Девочки спрашивали, не хочется ли мне в школу, но я качала головой.
— Пока нет, — отвечала я, — но скоро пойду.
Мне нравилось жить у Кади и Абу, в доме которых всегда было много сьерралеонцев, говорящих на темне. Одни задерживались надолго, как племянницы; другие — на несколько дней или недель, пока не находили себе жилье. Ужинали мы большими порциями национальных блюд: ели все вместе, пока Кади и Абу не убегали смотреть очередную квартиру или заполнять иммиграционные документы для свежеприбывших беженцев. Когда племянницы расправлялись с домашним заданием, мы устраивались на диванах и смотрели музыкальные клипы. Нередко показывали девушек, исполняющих хип-хоп. Этот стиль мне нравился. Все девушки-исполнительницы были темнокожими, а в музыке присутствовал ритм, под который я могла двигаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мысли мои частенько возвращались к Сьерра-Леоне. Я скучала по шуткам Мохамеда; мечтала, чтобы на кухне возилась не Кади, а Мари. Ночами мне хотелось чувствовать радом теплое тело Адамсей. Я знала, что должна стараться если не ради себя, то ради двоюродной сестры, которая так и осталась в Сьерра-Леоне. Но она была так далеко… Иногда меня терзал вопрос, обрадовалась бы Адамсей, вернись я домой.
Как-то в субботу меня разбудили пятеро девчонок:
— Вставай, лежебока, вставай!
К Хадже, Суад и Фанте присоединились их родственницы, недавно приехавшие из Сьерра-Леоне, — Уму и Кадиату, или Кей-Кей, как ее все называли.
Обычно по утрам племянницы вели себя тихо: споласкивались под душем на цокольном этаже, шли наверх завтракать, а потом на автобусе уезжали в школу. Но дело было в субботу. Девчонки окружили меня и принялись расталкивать, теребить мне волосы, щекотать шею и живот.
— Вставай, соня! — воскликнула Уму, дуя мне в ухо.
— Еще рано, — пробурчала я и накрыла голову подушкой, но Суад подушку отняла и начала колотить ею Хаджу.
— Пора вставать! — пропела Фанта на манер хип-хопа.
Тут девчонки затянули песню на темне, которую я хорошо помнила с детства.
— Девственницей я родилась, девственницей осталась! — начала Уму.
— Если так, то докажи, докажи, докажи! — хором ответили другие.
На западе эту песню не услышишь, но у нас в деревне она была одной из любимейших. Дальше пять девочек исполнили другой сьерра-леонский хит.
— Моя лодочка где-то в Макени, — пели они в унисон, хлопая в ладоши и стуча по коленям в такт. — Вот бы, вот бы на лодочку мне!
Я не могла сдержать улыбку, глядя на своих соотечественниц, таких живых и бодрых в столь ранний час.
— Вовсе не рано! — засмеялась Уму, когда песня кончилась, — Ты постоянно спишь и не знаешь, какое сейчас время суток.
Девчонки впятером столкнули меня с кровати и заставили встать.
— Чисти зубы и собирайся, — велела Фанта. — Заплетем тебе косички, а потом поедем в библиотеку.
Несколько часов спустя я сидела, втиснувшись между Суад и Хаджой, на заднем сиденье синего минивэна Кади. Что такое библиотека, я не знала и спросила об этом попутчиц.
— Когда наконец начнешь учиться, придется пользоваться библиотекой, — ответила Уму, грозя мне пальцем. — Там берут книги, которые нужны для учебы.
— Возвращать их нужно вовремя, — предупредила Кади, поворачиваясь к нам с водительского места. — Ты, Хаджа, в прошлый раз сдала книгу с месячным опозданием. Мне пришлось заплатить большой штраф. Жду не дождусь, когда вы все начнете работать, — продолжала она, цокая языком. — Тогда я выйду на пенсию и буду жить на то, что вы мне должны.
— Конечно, тетя Кади, — отозвалась Фанта, сидевшая на переднем пассажирском сиденье. — Мы тебя лю-ю-юбим! — пропела она.
Хаджа начала играть с моими волосами, аккуратно заплетенными в косички с добавлением искусственных каштановых прядей.
— Мариату, ты такая хорошенькая!
— Хорошенькая, когда вылезаешь наружу! — поддразнила Суад. — Обычно же ты под одеялами прячешься. Или мы тебе не нравимся?
— Конечно, нравитесь, — улыбнулась я. Прежде мне никогда не говорили, что я хорошенькая, да и я сама так о себе не думала.
