Она, конечно, известила мэтра Хонниса о своих находках. Он согласился – и с ее толкованием этого частного случая, и с более общим предположением о том, что конечной целью Фелька является захват всего Перешейка. Как и Дардас в былые времена, лорд Вайзель жаждал полного господства.
И это означало, что война может захватить даже земли дальнего Юга, докатившись до Фебретри. Возможно, именно потому ее не особенно беспокоило то, что пришлось совсем забросить другие работы ради этой задачи – хотя тем самым она опасно отклонялась от пути академического успеха и обеспеченности.
Но холодный рассудок подсказывал ей, что подобное отклонение может оказаться благотворным. В стенах Университета нетривиальный образ мыслей мог гораздо быстрее привести к победе, чем дотошное следование учебным планам. Это придавало ее поведению и поступкам вид строго логический, что ей очень нравилось.
Однако еще больше ей нравился Ксинк.
В Синем корпусе студенческого городка жилось хорошо. По сравнению с ее прежним закутком комнаты для шестого курса были лучше, а уж относительно общежития сошли бы и за дворец. У Пролт теперь было почти вчетверо больше места, чем прежде. Полы паркетные, а не каменные. Она даже распознала сорт дерева – красный ясень, хорошая порода – и удивилась, что еще не все позабыла из премудростей торговли древесиной, которые в детстве, живя в Драл Блидсте, знала назубок. Даже печурка тут есть, чтобы она могла греть воду для чая – любимого толгринского чая: запасы его у Ксинка непостижимым образом не исчерпывались.
Главными предметами меблировки в комнате были письменный стол и кровать.
Широкий, солидный стол, при нем удобный стул в чехле. Разница же между прежней койкой и кроватью была, как между… э-э-э… девственницей и женщиной, вполне опытной в сексуальном отношении!
Подумав об этом, Пролт тихонько рассмеялась. Вот еще новшество, понемногу входящее в привычку: смех, улыбки. Она уже способна, когда Ксинк устремляет на нее свой чудесный жгучий взгляд, отвечать столь же (в ее представлении) откровенным взглядом.
Вспомнив их первый поцелуй, она рассмеялась громче: какой она была неуклюжей, чуть не сомлела – не из страсти, но из-за малодушного страха и неуверенности!
Теперь ей не верилось, что до Ксинка ни один мужчина не прикасался к ней любовно, не проявлял ни малейшего чувственного интереса к ее телу. Она не воспринимала это как пренебрежение, даже оглядываясь в прошлое. Ведь прежде она попросту не знала, чего ей недостает. Если и возникало у нее когда-то естественное любопытство, оно оказывалось погребенным под глубоко укоренившейся робостью и всепоглощающей страстью к науке. Потому на протяжении многих лет ее внутренний огонь был присыпан золой. Потребовалось появление Ксинка, чтобы пробудить ее. Да, он славно потрудился.
Пролт расхохоталась, уже не сдерживаясь.
– Неужели старина Хоннис вздумал подшутить?
Пролт подняла голову от бумаг. Стол был достаточно широкий, и бумаг на нем помещалось много. Она удобно разложила схемы проведенных Фельком сражений в хронологическом порядке.
Ксинк тоже удобно разлегся, растянувшись поперек мягкого тюфяка; его студенческая мантия висела на крючке у двери, рядом с мантией Пролт. Они устраивали чаепитие несколько раз в день, соответственно разжигали печку, и потому в комнате было постоянно тепло и уютно. Наверное, и зимой будет не хуже. За все шесть лет, проведенных в Фебретри, у нее не было такого замечательного жилья.
Тонкая нижняя рубашка – такую все они носили под платьем – обрисовывала стройное, но мускулистое тело Ксинка. У него были длинные ноги и длинные пальцы. Темные волосы, густые и нестриженые, казалось, поглощали свет лампы. Вот еще одно замечательное отличие этих комнат: светильник без копоти; лампа висела под потолком на бронзовом крюке, и казалось, масло в ней никогда не кончается.
И его лицо! Ах, его лицо…
Он так красив, так неслыханно красив! Брови тонкие и такие же темные, как его пышные, волнистые кудри; глаза, прозрачно-синие с золотыми искорками, казалось, пронзали ее сердце насквозь. А еще высокие, изящно очерченные скулы, и твердый подбородок, и нежные, сладкие губы…
Он сказал что-то, задал вопрос. Она вздрогнула и стала подыскивать ответ. Она любила его, да, горячо и беззаветно любила; но тем меньше хотелось ей выглядеть перед ним глупой.
– Подшутить? Вряд ли, – поспешно отозвалась она. – М-м-м… не тот случай.
Он улыбнулся открыто и доверчиво – чувствовалось, что ему тут хорошо и легко. Он просматривал статьи своей руководительницы, мэтресс Цестрелло, – через час она ждала его с отчетом. Очень здорово, что Ксинк иногда приходил сюда поработать: она-то просиживала в комнате день-деньской и порой ужасно скучала без него, нетерпеливо дожидаясь, когда настанет ночь и они заберутся в постель. А ведь когда-то постель была для нее просто спальным местом!..
– Что новенького сотворил твой лорд Вайзель? – спросил он рассеянно.
Он знал, чем она занимается. Конечно же, знал; она сама рассказала ему. Как же она могла не поделиться с ним всем, что имела? Она хотела отдаться ему вся, целиком. Ей пока еще сладко было чувство добровольного подчинения.
– Важно не то, что он уже сотворил, а что планирует, – сказала она, стараясь ответить на его естественную улыбку, но чувствуя, что получается лишь вымученная усмешка. – Именно это интересует Хонниса.
Зная, что Вайзель подражает тактическим приемам Дардаса, Хоннис велел Пролт дать прогноз дальнейшего продвижения армии Фелька. Вайзель находился теперь почти на равном расстоянии от трех городов-государств – Трэля, Грата и Старого Омпела – и мог нанести удар по каждому из них.
Пролт уже удавалось успешно предсказать некоторые менее значительные столкновения этой войны – операции по захвату небольших населенных пунктов, принадлежавших крупным государствам. После того, как войска Фелька ушли из Суука, она вычислила следующие ходы: разорение деревень и установление контроля на дорогах.
Некоторые из ее построений выглядели как интуитивные догадки, однако так только казалось. Она была способна подкрепить эти «ощущения» самыми прочными фактами. Так, на ее взгляд, было правильнее – убедить мэтра Хонниса, а заодно и самое себя, в надежности результатов.
Поверхность стола вдруг слегка затуманилась. Пролт протерла глаза и поерзала на стуле. Как он ни удобен, а сидеть на нем часами было своего рода пыткой. Тело, прикрытое такой же полупрозрачной нижней сорочкой, все занемело. Она снова взглянула на Ксинка.
Его бутон вдруг стал набухать. Она увидела, как изменилось выражение его глаз – это выражение, заставлявшее ее кровь вскипать, она распознавала безошибочно. Мгновенно в горле у нее пересохло, а другое место увлажнилось. Желание, болезненное, как агония, и одновременно полное блаженства, охватило ее. Она встала из-за стола, не чуя под собой ног, а он ждал на постели, готовый к встрече. Ждал ее, желал ее. Сколь многому она научилась! Сколь многому он обучил ее. Он был на три года старше. Ему двадцать пять, ей двадцать два. Он обладал не только знаниями, но и умением жить, опытом. Опыт теперь имелся и у нее, и щекочущее умственное удовлетворение так чудесно дополняло удовольствия телесные!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
