— Мистер, — обратилась к нему изрядно потрепанная женщина в грязном платье, когда он направлялся ко входу компании, — а дай-ка мне немного денег, я тебе про судьбу расскажу.
Сим недоуменно покосился на немытую руку.
— И что ты нового мне можешь сказать?
— А про судьбу твою странную, лунным ветром объятую, злом и добром битую. Про человека доброго — незнакомого — и злого — знакомого, но не человека вовсе. Про женщину твою и не твою…
Женщина лукаво посмотрела из-под неопрятных волос и улыбнулась.
— Да ты и сам все знаешь, что хочешь видеть, а вот что не хочешь, то я и расскажу, если услышишь.
— Тебе-то откуда знать… — проговорил Сим, кладя несколько монет в протянутую руку.
— Мне скорее не знать, чем знать — трудно. У меня и мать всегда все знала, и бабка, которую ее бабка научила. Так как же мне теперь не по тому пути идти? По пути душ людских, в тумане спрятанных, снегом припорошенных, злых и добрых, правду и кривду провожаючи в дорожку да-а-а-альнюю…
— Стой. Ты мне голову не морочь. Взялась говорить, так дело говори!
— Хочешь дело? До дела ты еще не дошел, только на пути к нему. Как гусеница, не знаешь, какой мотылек из нее получится. Судьбы своей не бойся, она к тебе добра. Бойся судьбы другой, темной, которая под луной койотом крадется, гиеной по ночам хохочет… И есть человек добрый, которого ты во зле уличаешь, но напраслина все это. И есть человек, которого бояться бы следовало, но поздно уже. Нет в нем ничего человеческого, когда-то было, да ящеркой под камень шмыгнуло. Да и где тот камень — никому не ведомо… И женщина, которая была не твоя, потом твоей стала. Теперь ты ее не своей знаешь, но ошибаешься — твоя она и ныне, а когда поймешь это, не успеешь порадоваться. Потеряешь ее навеки.
— Постой. Ты тут такого нагородила, я ничего не понял. Давай еще раз и попонятнее. О'кей?
— Ты все запомнил, да и не запоминал, а знал раньше. Вот только от себя прятал. От меня услышал и не спрячешь уже. Да и то хорошо. Немногим приходится с другим как с собой разговаривать.
— Ну и что же мне со всем этим делать? — спросил озадаченный Сим.
— А чего с жизнью делают? Живут. Я — не выходы искать должна, а говорить то, что человек сам знает, да видеть не хочет.
— Ну и что же я видеть не хочу?
— А ничего не хочешь. Себя только и видишь. Сам себя в болото толкнул, идешь по гати, как по бульвару, — не остановишься, и тебе, вдвоем с собой, никто не нужен.
— Говоришь складно, но туманно. Давай все-таки больше конкретики. Как это вдвоем с собой?
— А так это. Смотришь — ты один. А ведь двое вас. Один перепуганный, злой, слабый, только себя любит, но он на плохое не способен. А вот второй Тьмы выкормыш, благородный, сильный, мечтает о великом. Но от него одна беда будет. А может, и не будет, но ниточка тонкая, оборваться может…
Женщина пристально всмотрелась в лицо и, вдруг отпрянув и опустив глаза, скороговоркой закончила:
— Смерть за тобою ходит, а сама боится. Уж не знаю, что в тебе есть, что она тебя сторонится, да не уйдет совсем. Ждет чего-то. Зря я к тебе подошла, не наш ты.
На этих словах она резко повернулась и быстрой походкой ринулась вдоль улицы.
— Чей это "не наш"? — крикнул Сим ей вдогонку.
— Не наш, — упрямо повторила она, не повернувшись, и сделала рукой жест, показав то ли на дома вокруг, то ли на людей.
В зале, как всегда, было шумно. Сим прошел на свое место, и вскоре Тайлер начал планерку. Немного поговорив о том, что не так сделали вчера, он передал слово Курту:
— Вначале хочу поблагодарить всех, занятых в "Мальчишках". Хорошая работа. Ол, я просмотрел твои новые эскизы — это замечательно. Согласись, теперь это не стыдно показать кому угодно. Тобой была проделана колоссальная работа в сжатые сроки. Вот только я не до конца понял типаж кошки — эскиз шестнадцать. Правда, я вчера устал под конец дня, да и ты, видимо, тоже. Глянешь сегодня свежим глазом. О'кей?
Оливер кивнул и пометил что-то в блокноте. Вот так. Просто кивок, и все. Признал.
— Хасли, фонограммы хорошие. Спасибо. Да, кстати. Я вчера под вечер зашел к художникам. Там на стенде красовалась замечательная пленочка. Лесли, ты в курсе?
— Это кто-то пошутил, я пока еще не знаю кто. Приношу свои извинения. Я сам разберусь и накажу виновника.
— Наказать, конечно, надо, но мне понравился стиль. Согласись, твой шарж великолепен. Ракурс, пластика — все профессионально. Я уже не говорю, что автор умудрился на детской мордочке Никки, который висит у тебя на шее, отобразить такую похоть, что ведущие порнозвезды лопнули бы от зависти. Так что наказать накажи, но приглядись. У шутника хорошие данные.
В зале раздалось придушенное хихиканье. Лесли покраснел, сопя, сел на место и тихо пробурчал:
— Ну все, он у меня допрыгался. Выгнать — это слишком, а вот клея в растворитель подмешать, самое то. А то уже всех достал рассказами про свою новую кисть "старого мастера".
Было понятно, что завцехом знает шутника и уже строит планы мести.
— На сегодня остался последний вопрос — отдел заливки. Джек, сегодня накладная на краску появилась у меня в папке. К чему бы это?
— Я уже докладывал вчера. "Ванда" просто "жрет" материалы. Мы ведь стараемся, чтобы работа выглядела отлично, — пробурчал начальник отдела.
— Да, действительно. Жрет. По-другому и не скажешь. Ты бы поговорил с ним, а если не поймет, попроси — пусть зайдет ко мне. Может, я смогу объяснить…
— С кем — "с ним"? — растерянно переспросил Джек, а в зале снова раздалось хихиканье.
— С "Вандой". Уж больно много "жрет". Кстати, отсутствие у нас проходной дает возможность не только выносить что угодно, но и заносить. Так что мне показалось, что ты просто ошибся при составлении запроса на материалы. Может, ты просто пропустил эти грешные коробки?
— Как это я мог пропустить, это же не… — Джек осекся и уже другим тоном продолжил: — Хорошо, я посмотрю внимательно. Чем черт не шутит. Ведь действительно многовато получается…
— Вот и договорились. Теперь к сведению всех. Мы решили пока повременить с ревизией. До следующего "техника с тиосульфатом". А вот ежели таковой появится, то ревизия будет обязательно, причем только в том отделе, где работает пойманный техник. Я не сомневаюсь, что она ничего не найдет, но искать будет дотошно. Я думаю, эдак денька три-четыре. Для очистки совести. И заметьте, график у нас жесткий, и мы не сможем его сдвинуть ни на день. Выводы из услышанного каждый сделает сам. Ну, в общем, все. Планы работы у всех есть.
Курт сел. Тишь и благодать. Никаких криков, разносов. Все работают по плану, а Хасли даже с перевыполнением. Решил не ссориться с "новеньким" и сделать работу побыстрее…
В своем кабинете Сим принялся наверстывать упущенные за два дня дела.
Через некоторое время в комнату засунул голову посыльный.
— Может, вам кофе принести?
— Кофе… Да. Наверное… Кофе — это хорошо… Что? — Содержание вопроса наконец дошло до Сима.
— Я говорю — кофе хотите?
— Хочу. А почему ты вдруг решил спросить? Никогда не спрашивал… Ты всегда с таким… извини… лицом ходишь, вроде тебе хронически не платят.
— Да вот, вижу, вы — совсем бледный, шатаетесь. Глаза какие-то дикие. Лицо ему мое не понравилось, а вы на свое — давно смотрели?
Сим посмотрел в зеркало. Оттуда на него уставилась розовая ряшка "болезненно здорового" преуспевающего мужчины. Он перевел взгляд на посыльного и увидел… скорее, ему показалось, что правая нога паренька должна очень болеть… и еще, что кофе он не получит. Только показалось. Но это наваждение было надежнее реальности.
— Кофе я хочу, но ты мне его все равно не принесешь — правая нога разболится. Так что иди уж.
— Да ладно, я мигом.
Дверь за пареньком закрылась, и почти сразу Сим услышал грохот со стороны лестницы. "Сместил время", — пронеслась какая-то знакомая мысль. Но он уже выбежал к лифту и оторопело смотрел на маленького человека, лежащего у перил, стонущего и сжимающего разбитую правую коленку.
Паренька отправили к врачу, а Сим снова заперся у себя в кабинете. Утренняя встреча с гадалкой не выходила из головы. По всему миру, во всех городах и селах есть гадалки. Любой человек за жизнь встречается с ними много раз, но в основном это бездарные попрошайки, и он смиряется с тем, что гадалка — это миф. Но снова кто-то кому-то рассказывает, что слышал — есть женщина, иногда мексиканка, венгерка, калифорнийка, цыганка, бушменка или еще кто-то в зависимости от местности, которая сказала… И все так и было.
Ведь если разобраться — она была во всем права. Сын ночи — Рис, второе "я" Сима. И про мужчину этого — который не человек. Это наверняка доктор. С женщиной, правда, не совсем понятно. Его женщина. Значит это Кр… Ну, в общем, Она. Раньше была "не его". Ну, правильно, сначала он ее не знал. Потом она стала его — это тоже понятно. Потом снова — "не его", ясно. А дальше начинается бред. Это "не его" — на самом деле "напраслина". Какая же, к черту, напраслина, если он сам видел… И когда он это поймет, то потеряет ее, но уже реально и навсегда. И чего это Смерть его боится? Он что, такой страшный? А может, не его она боится, а Риса? Или того, во что Рис превращается? Хотя, если верить словам доктора, Смерть над Рисом уже не властна. Убить его ничто не может, и умрет он в определенное время. А со своей стороны, сам станет наподобие Смерти, только еще хуже." …не уходит, ждет чего-то…" Ясно, чего она ждет.
