В комнате ниже этажом отмечали начало нового семестра. Посидели, включили магнитофон. Танцы затеяли. А народу тем временем прибавлялось. Саяра танцевала с Абдуллой. Душно было, тесно. В какой-то момент их сильно прижали друг к другу. Саяра грудью ощутила тело Абдуллы, он был в легкой рубашке. Ощущение было таким жгучим и неожиданным, что у девушки ноги подкосились. «Мне дурно», — прошептала она. Абдулла услышал и вытащил ее в коридор, проводил в комнату. Он был, как всегда, безукоризненно вежлив, принес ей воды, посидел немного и, убедившись, что все в порядке, отправился к себе.
Вот какой у нее был случай… с Абдуллой. Можно ли назвать это «отношениями»? «Конечно нет», — решила Саяра. Просто она наконец повзрослела. Это ей предсказывала еще на первом курсе Лиля, соседка по комнате. Потом она перевелась в другой институт. «Ты, Саяра, еще ребенок, — говорила Лиля, — смеешься, когда девушки о своих парнях рассказывают. А я их понимаю. И ты поймешь, — она пристально посмотрела на Саяру, — сейчас скажу когда… Перед пятым курсом».
Как в воду глядела Лиля. Теперь Саяра уже не маленькая. Мать права. Прошло время, когда она порхала словно стрекоза. Многие в ее возрасте уже детей имеют. А у Саяры даже любимого человека нет. Действительно, она «случай замедленного развития», как говорит другая ее подруга — Света. Поэтому, наверно, родители и беспокоятся. Даже подсказывают! Абдулла… А почему бы и нет? Ведь он ей нравится, ей-богу, нравится, по крайней мере, больше, чем все другие. Серьезный человек, будущий ученый. И потом, он просто красивый парень. Удивительно, но он тоже «случай замедленного развития». За девушками не ухаживает, нет у него никакой девушки в Ленинграде. Да и в Ташкенте тоже нет. А то бы не торчал все лето в кишлаке. А как он относится к Саяре? Хорошо относится. Может, он ее даже и любит, только не говорит? Он такой сдержанный… Однажды он как-то странно на нее посмотрел, когда они загорали на пляже, там, внизу, возле стены Петропавловской крепости…
И вообще все-таки что такое любовь? Сейчас умные люди нам все объяснят. Саяра расхохоталась, взяла с книжной полки томик Стендаля и принялась перечитывать знаменитый трактат «О любви».
Через некоторое время за стеной, в соседней комнате, включили радио на полную громкость. Девушка поморщилась, бросила взгляд на будильник, стоящий на столе.
— О-ля-ля! — проговорила Саяра. — Ведь уже шесть. Они, наверно, меня заждались! Что бы такое надеть?
Девушка вскочила с дивана, подбежала к шкафу и вынула брюки. Немного подумала и положила их обратно. Сняла с плечиков темно-зеленое платье. Быстро оделась и, посмотрев на себя в зеркало, осталась довольна собой. Оглядела напоследок комнату, тряхнула коротко подстриженными волосами, взяла на руку плащ и быстро спустилась вниз. Около двери ее остановил вахтер:
— Вам телеграмма.
— Спасибо! — Саяра взяла бланк, порвала узкую бумажную ленточку и прочла: «Отца избрали академиком мама». Девушка захлопала в ладоши и выбежала за дверь.
Абдулла и Пулат стояли напротив общежития, опираясь на парапет набережной. Она побежала к ним через проезжую часть, не обращая внимания на машины.
Водитель серой «Волги» притормозил, высунулся из окна, погрозил ей вслед кулаком.
— Ребята, простите! — взмолилась девушка. — Я больше никогда не буду опаздывать.
— Прощаем, — сказал Пулат. — Ладно хоть под машину не попала. В другой раз уж лучше не спеши. Абдулла, ты только посмотри, в каком она красивом платье. Хорошо бы к такому платью еще и денег полные карманы…
— Ты угадал, Пулат, — девушка улыбнулась ему. — Вчера пришел перевод от матери на семьдесят рублей.
— Семьдесят рублей? — переспросил Пулат.
— Да. Их надо получить. Пойдем?
— Еще спрашиваешь… Не пойдем, а полетим!
Они направились к почте. Саяра взяла парней под руки.
— Сегодня я вас угощу.
— В чем причина такого великодушия? — спросил Абдулла.
— Сейчас узнаешь. Вот, — Саяра вытащила из кармана плаща телеграмму, — читайте.
— Поздравляю! — произнес Абдулла и протянул ей руку, — Это большое, даже очень большое событие.
— Я рад за тебя, — серьезно сказал Пулат. — Турсунали-ака настоящий ученый. Верно, Аду?
Друзья иногда называли его так.
— Верно, — с чувством произнес Абдулла. — Академик… Это звучит! Академик…
— Аду, — девушка повернулась к Абдулле, — и ты будешь академиком. Вот увидишь.
— Я тоже так думаю, — сказал Пулат. — Могу поспорить: через десять лет Аду станет академиком. Эй, слышишь? Через десять лет…
— Оставьте ваши шуточки, — буркнул Абдулла и покраснел.
Конечно, ему до академика еще ой как далеко… А интересно, что сейчас чувствует Турсунали-ака?! Что он сейчас делает? Может, в институте или дома? Но где бы он ни был, все идут к нему, поздравляют… А он так слегка улыбается и произносит, наверно, нараспев: «Спасибо, спасибо…» И Абдулла живо представил себя на его месте. Вот он сидит в кресле. Кресло большое, мягкое, как в доме у Саяры… И вот идут чередой люди с поздравлениями. На лицах у всех улыбки, но есть и такие, которые поглядывают искоса. Но Абдулла тепло здоровается и с теми и с другими. Что они теперь могут поделать, ведь он академик! Вот подходит на цыпочках Хасанхан. Он прижал ладони к груди, улыбается сладко.
«Абдулладжан, поздравляю, поздравляю от чистого сердца, — произносит учитель, и голос у него такой заискивающий. — Я горжусь тем, что когда-то, хоть и немного, имел счастье быть вашим преподавателем: Как поживает Иргаш-ака… э-э, Гафурджан-ака? Как его здоровье? Как это будет выглядеть, если я навещу его? Найдет ли он время принять меня?»
Абдулла отрицательно качает головой.
«Понимаю, понимаю, — торопливо продолжает Хасанхан. — Сейчас он очень занят. Столько гостей, всех надо уважить, принять… Я беспокоюсь за его здоровье. Если бы вы передали, чтобы он себя не слишком утруждал…»
Да… Вполне мог быть подобный разговор, если бы он стал академиком…
— Он долго смотрел себе под ноги вдумчивым взором ученого, — услышал он голос Пулата.
Саяра рассмеялась.
— Что? — спросил Абдулла.
— Да ты призадумался, а он шутит, — объяснила Саяра.
— А… Я и в самом деле задумался, — сказал Абдулла.
— О чем же это, Аду? — спросила девушка.
— Во-первых, где мы будем ужинать?
— Да там же, в Петергофе, — ответил Пулат.
— Побежали! — Саяра потащила их вперед. — Боюсь, как бы касса не закрылась.
В Петергофе Саяра сразу повела ребят к Большому каскаду. Веселый блеск высоких водяных струй, позолота скульптур, нарядный фасад дворца, зелень листвы и газонов — все сливалось в удивительную картину.
Они приблизились к богатырской фигуре Самсона, раздирающего пасть льва. Из пасти зверя бил могучий двадцатиметровый фонтан — самый высокий в Петродворце.
— Вот красотища-то, а? — сказала Саяра.
— А мне Самсон не очень нравится, — вдруг заявил Пулат. — Другие скульптуры хороши, а Самсон как-то грубовато сделан.
— Это оттого так кажется, — объяснил Абдулла, — что мы подошли к нему слишком близко…
«Правильно, — подумала про себя Саяра, — четыре года назад он бы этого не сказал…»
— Разве не так? — спросил Абдулла.
— Ладно, я сейчас не буду с тобой спорить, — Пулат махнул рукой, — мне надо сначала поесть!
— Не торопись, может, мы здесь в последний раз. В последний раз, понимаешь?
— Ты прав, Аду! — грустно сказала Саяра. — Когда мы это еще увидим, кто знает?
— Не переживай. У нас такая работа, — сразу посерьезнел Пулат, — будем приезжать сюда в командировки.
— Ну, приезжать по работе…
Эти слова Саяры заставили парней задуматься. Да… Осталось всего восемь месяцев. Восемь месяцев юности, восемь месяцев студенческой жизни.
— Интересно, — проговорил Пулат, — что лучше — учиться или работать?
— Я бы так и осталась студенткой, — сказала Саяра.
— Какая бы в таком случае была от тебя польза?
— Стало бы на одного плохого физика меньше. Только и всего. Вот вы с Аду — другое дело.
— Не равняй меня с Абдуллой, — сказал Пулат. — Он, по-моему, создан для работы. А я, говоря откровенно, поучился бы еще годика два. Жаль, что это невозможно.
— Всем нам будет трудно на первых порах. Но ничего, привыкнем… — Абдулла улыбнулся. — Однако, Саяра, я никак не могу представить тебя, к примеру, возле реактора.
— Может, мне поступить в библиотечный институт?
Абдулла рассмеялся, покачал головой:
— Нет. Мы будем работать вместе. Мы так будем работать, что…
— Все станем академиками, — заключил Пулат.
— Вот именно…
В ресторанах Петергофа осетрины в тот день не оказалось. Они погуляли немного по парку, а потом поднялись по лестнице и встали над каскадом у балюстрады, протянувшейся перед фасадом дворца. Вдали серебрился Финский залив, по сторонам в бесконечном разнообразии тонов зеленел парк, вперед к морю уходила узкая полоска Морского канала с двумя небольшими мостиками. А ближе, прямо у их ног взлетали и падали, пенились, кружились, шумели бесчисленные водяные струи…
