«Под фризом?» — лениво удивилась я и пустила вдоль тела Силу. Через мгновение меня словно холодной водой окатили, аж зубы застучали б, если б они могли это делать. Увы, под фризом человек может только видеть и слышать. Все остальные функции — недоступны.
Рельсы дрожали все ощутимее и ощутимее, и я уже слышала некий шум.
«Ну чего ж ты, корова, разлеглась-то, — рыдал внутренний голос, — ползи, родная, ползи!»
«А кто мне глаза открыл, что я под фризом? — злобно осведомилась я. — Ты под фризом умеешь двигаться? Я — нет!»
«Ну так сделай что-нибудь!!! — заверещал голос. — Что, долго фриз снять, что ли???»
«Без водки, Силой снимать — минимум полчаса! — отрезала я».
«Н так хоть попробуй!!!»
Я закрыла глаза, прислушалась к шуму крови в венах и стуку сердца, открыла дверцу в душе и выпустила Силу, наказав ей убрать все зерна фриза из моего тела. И она потекла, медленно, но верно разъедая сковавшую мое тело заморозку. Очень медленно…
«Доволен? — холодно осведомилась я, — А теперь не мешай мне!»
«Ты что-то придумала? — с надеждой, больше смахивающей на подобострастие, спросил голос».
«Помолиться вот надо перед смертью, — вздохнула я и деловито забубнила: — Отче наш, иже если на небесех…».
«Господи, — подвывал голос. — За что, Госсподи! Я ж еще молод и почти красив!»
«Погоди, — изумилась я. — Ты что, парень?»
«А… ну не знаю, — смутился голос».
«А чего тогда от мужского имени вещаешь?»
Голос явственно шмыгнул носом и возмутился:
«Слушай, мы тут помираем, а ты пол мой выясняешь. Совсем сбрендила, да?»
Я скосила глаза вправо — Божечки, поезд-то уже показался!
«Все, отстань! — твердо сказала я. — Ибо настал час последней молитвы».
И тут волк, до того спокойно сидевший рядом, решил меня съесть. Он раскрыл свою пасть, сроду не чищенную колгейтом, и вцепился зубами в мое плечо.
Господь милосерден — под фризом не чувствуется боли. Я услышала лишь, как треснула ткань халата под его зубами, он глухо зарычал и трусцой побежал вдоль меня.
«Кусочек послаще ищет, — понял внутренний голос».
Волк тем временем ухватился за лодыжку и принялся тащить меня в лес. Разумное желание — я бы тоже не захотела обедать на пути у мчащегося поезда. Однако шло у него это дело с трудом, он пыхтел, ворчал, скулил, и периодически посматривал мне в глаза с некоей укоризной.
Последнего я совершенно не понимала, ибо дело двигалось.
«Поднажми, родной, — лихорадочно взывал к нему голос. — Немного уж осталось!»
«Странный ты, — осудила я его. — Ну вытащит он меня из-под поезда — так все равно ж это из огня да в полымя!»
«Там посмотрим», — туманно сказал голос, косясь на приближающийся поезд.
И тут волк дернул меня в последний раз и мы с ним кубарем полетели с насыпи. И надо ж было мне приземлиться в аккурат поперек волчьей спины! Волк хрюкнул от неожиданности и пугливым зайцем ломанулся в лес.
«Иго-го, лошадка! — радостно кричал голос. — Выноси, родная!!!!»
Я же изо всех сил сжимала веки и пыталась руками защитить глаза от веток — к счастью, руки уже начали меня слушаться.
Долго ли, коротко, а вынес он меня на чудесную полянку посреди сосен, одним движением скинул на землю и сосредоточенно завыл, вытянув мордочку кверху.
Я пошевелила руками — ногами, все работало. Села, принюхалась — и поняла: так это ж лес за Колосовкой! Только здесь так пахнет нечистью.
«А Колосовский лес мы с тобой как свои пять пальцев знаем!»— удовлетворенно сказал голос.
И он был прав. Ибо только тут мы, ведьмы, проводили свои шабаши. Только сюда мы ходили за травами — от дорог далеко, и простой народ траву не топчет — уж сильно дурная слава идет об этом месте.
Зато уж отсюда выбраться мне, ведьме — пара пустяков, хотя и чувствую, что я в самой чаще. А сама не смогу — так мертвых заставлю помочь, мертвых тут много.
Тут волк выдал особо жалостливую ноту, я вздрогнула от надрыва в его голосе и повернулась. Он сидел около пня и с непонятной надеждой смотрел на меня.
А во пне были воткнуты… ножи!!!
Мать честная!!!
Вскочив, я подбежала к пню и лихорадочно пересчитала — одиннадцать!!!
— Вытащил кто-то нож, что ли? — растерянно спросила я у волка.
Он усердно закивал.
— Так ты что, собака серая, человек??? — в полной прострации я села рядом с пнем.
Волк шмыгнул носом и кивнул на черную тряпичную кучу около кустика. Я подошла, схватила ткань, потянула, развернула — и предо мной оказалось длинное платье. Черное, простого фасона, плотное. В траве блеснул здоровенных размеров крест. А кто у нас ходит как пугало зимой и летом одним цветом? А кто у нас крест по все пузо носит?
— Святоша, зараза! Ты??? — укоризненно спросила я у волка.
Волк понурился. Вернее, понурилась, раз это Святоша.
— В общем так! — постановила я. — Искать того, кто у тебя ножик вытащил — мне некогда. Сейчас кругом очерчу, чтобы никто оставшиеся не упер — и домой. Ты со мной или тут останешься?
Святоша возмущенно зарычала.
— Не буду я твой ножик искать! — железным тоном еще раз повторила я. — И не надо мне напоминать, что ты меня из-под поезда вытащила! Проблем у самой выше крыши!
Я демонстративно наложила на ножи в пне заклятие, подобрала одежду и не оглядываясь пошла прочь.
Лора подумала и потрусила следом.
По дороге я злобно разглагольствовала:
— Вообще, Лора, тебе повезло что ты на меня наткнулась. Я добрая, и не скажу тебе всего того, что сказала б тебе Прасковья, Ольга, Галина, да любая другая ведьма! Я тебе не скажу — чего ж ты, зараза старая, поперлась в лес экспериментировать, если оборотничество ересь, а? Фарисейка ты, Лора! Попа тащишь к нам с проверкой, а сама втихушку тут же в лес шмыгнула проверять обряд — ну как это называется? Да еще и такую глупость сделала — ножи не заговорила от покражи! Лора, ты меня конечно извини, но ты вообще из ума выжила.
Святоша заскулила. Наверно от стыда.
— Да ладно, не плачь, я добрая, и потому я тебе этого ничего не скажу! Хотя тянет, Лора, ох как тянет все тебе высказать, — подвела я итог.
Дальше мы шли почти молча — как собеседница Лора всегда была отвратительной. В прошлом — излишне многословной, теперь вот наоборот.
Несколько раз я присаживалась на пеньки и коряги, переводила дух и шла дальше.
Отмахав километров двадцать, мы наконец вышли к околице Колосовки я возрадовалась и прибавила прыти. Скоро, скоро я окажусь дома! Первым делом понежусь в ванной, потом попью чайку с жасмином, а потом — в свою постельку, мягчайшую и чудеснейшую постельку в мире!
Лора как-то нервно рявкнула и прошлась глазами по мне сверху вниз. Я посмотрела и на себя вслед за ней и охнула. Весь халат в грязи, в дырах, рукав полуоторван — Лора постаралась, когда меня за плечо решила тащить. Лодыжка вся в крови — все же прокусила мне ее чуть Святоша, пока спасала, ну да я человек разумный и не в обиде.
— Гран мерси, мадам, за запасную одежку, — сделала я книксен волку, развернула Лорин балахон и махом скинула дырявый халат.
Волчица сдавлено хрюкнула, напряженно разглядывая мои прелести.
— Лор, ты уж меня прости, но у тебя с ориентацией все в порядке? — хмыкнула я, напяливая на себя ее платье.
Мы, ведьмы, друг друга не стесняемся. Порой ведь и в бане обряды приходится делать, есть обряды, где ведьма должна быть полностью обнажена. Это не распутство, ведь никто, никто этого не увидит кроме ведьмы и, если требуется, ее товарок.
Но Лорин взгляд мне не понравился.
И потому я в отместку надела на нее пояс от халата вместо ошейника и поводка. А сверху — ее крест, не в руках же мне его тащить, пусть сама о своем имуществе заботится!
Лора кресту обрадовалась, а вот поводку — не очень. Она рявкнула и нехорошо на меня поглядела.
— В городе иначе нельзя, родная, — мстительно сказала я. — Отловят тебя без ошейника и на мыло сдадут!
«Врешь!» — взглядом сказала она.
— Да с чего? — удивилась я. — Давным-давно такой закон — всех бродячих собак собирают и типа в питомник, да только кто его содержать будет? На мыло их и сдают!
Лора трагично завыла и я поняла — после обращения в человека она станет другом всех бродячих собак.
— А пока, милая, пошли-ка домой! — ласково сказала я ей и пошла в деревню.
Там я достаточно быстро нашла почти трезвого дедка, который сослепу принял меня за монашку (спасибо Лориному балахону) и охотно согласился меня подбросить до города на мотоцикле с коляской.
— Какая у вас, матушка, собачка-то умная, — кричал он мне сквозь свист ветра, уважительно поглядывая на чинно сидящую в коляске Святошу.
— Дрессированная! — кричала в ответ я, изо всех сил вцепившись в его спину.
— А так вообще как, злая? — снова орал он.
— Загрызет насмерть, коль ее разозлить! — хвасталась я. — Как охранница — лучше не сыскать. Вот, матери везу, пусть ей дом сторожит!
