— У нас отношение к рабам не сильно отличается, только немного строже и все.
— Скажи мне, много ли ты видела рабов, кроме невольниц гарема?
— Нет, госпожа, только пару раз работников в соседних дворах.
— И в чем же отличается отношение к обязанностям между слугами и рабами, Эльма?
— Ну мы тоже выполняем приказы своих господ, и они… только они не могут отказаться или уйти.
— Прекрасно, Эльма. Прикажи я тебе сейчас сделать то, что навредило бы твоему здоровью, ты бы отказалась?
Служанка замялась, очевидно, боясь ответить.
— А если бы это угрожало твоей жизни? Или противоречило нормам морали? А рабы не могут отказаться. Кроме того, для них предусмотрены такие наказания, которым чаще не подвергают обычных слуг.
Эльма бросила короткий взгляд на её шею.
Да, так наказывали либо слуг, совершивших государственное преступление, либо особенно дерзко оскорбивших хозяина рабов. Эта метка опускает человека, но чаще — дракона, потому что люди не выдерживают боли, на самую низкую ступень, делая не просто бесправными невольниками, а даже их прислугой. И Эммилия знала на своем примере, как поступают с рабынями, отказавшимися выполнять приказ хозяина. Разве могла она не задуматься о том, чтобы прекратить эту жестокость?
Даже когда так наказывали драконов с их высоким болевым порогом, их регенерация не могла до конца излечить ожог, доставляя страдания и служа вечным напоминанием о «проступке», который зачастую мог являться отказом выполнять прихоть хозяина. А уж воспримет ли он это как ужасное оскорбление или нет — одному Великому алмазному духу известно.
Второй вопрос, который волновал Эммили — это разница в правах между людьми и драконами. Конечно, традиции, сложившиеся веками, будет очень сложно изменить. Но приняли же они её. Так почему не примут остальных людей, без страшного клейма. Многие люди, занимающиеся торговлей, имели производства, заводы, их капиталы вполне сравнимы с семьями драконов. Однако по-прежнему не могли принимать участие в решении политических и социальных вопросов.
Когда Эммилия говорила об этих вопросах с Айвери, та поддержала её и также дала несколько очень действенных советов. Но принцесса отличалась от остальных драконов своим добросердечием, врожденной мягкостью, а также уникальным даром, позволяющим одинаково чувствовать как драконов, так и людей. Именно поэтому для неё тоже не существовало разницы между социальными слоями, ведь все эмоции одинаковы: одинаково любят и страдают, одинаково испытывают боль.
Но обе девушки сошлись на том, что если именно Эммилия издаст указ о полном уравнении двух этносов, то это может создать больше негатива, чем если бы это сделал дракон, по праву занявший трон. И пока оставалась надежда, что этот трон может занять Арсель, именно с ним Эммили и заговорила о своих идеях. Принц долго думал, объяснял местные традиции, а затем пообещал, что со временем постарается убедить представителей великих родов о необходимости таких изменений. А пока можно начать с малого, позволив особенно отличившимся перед троном и государством людям занимать высокие должности.
Узнав от Эльмы и Альтари об одном купце, который занимается поставкой холодного оружия и брони для армии, а также владеет одним из крупнейших рудников по добыче драгоценных камней, именно его сначала пригласили во дворец для обсуждения вопросов восстановления торговли с соседями, а потом почти сразу назначили советником трона по торговле.
Купец оказался статным мужчиной лет сорока пяти, с огромным опытом, ведь принимал участие в развитии дела своей семьи с младых лет. А сколько невероятных идей скрывалось в его светлой голове! При этом, в нем не чувствовалось негатива к драконам, и он даже ни раз не взглянул на клеймо матери наследника, не разглядывал с обожанием его самого, не лебезил, как большинство, вел себя достойно, крайне вежливо и уместно.
В который раз Эммилия убедилась в верности своих поступков, общаясь с этим новым в её окружении человеком. И надеялась что вот точно так же, не торопясь и прислушиваясь к советам, найдет в этой стране и других достойных личностей, которые смогут с радостью служить на благо своей родине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Кроме того, купец выразил желание на постоянной основе собирать во дворце совет купцов (и людей и драконов) для совместного решения вопросов торговли и спонсирования благотворительных акций.
— Я буду очень рада, как и принц Арсель, если Вам удастся действительно организовать сбор средств на постоянной основе. Мы готовы заверить Вас в полной поддержке трона.
— Рад быть полезным как великому государству драконов, так и трону, госпожа.
Мужчина был очень последователен в своих действиях и собран, ровно до того момента, пока в кабинет не вошли две женщины, курирующие сферу благотворительности. Он застыл, совсем непочтительно засмотревшись на одну из них, а потом смущенно опустил глаза, и скомкано извинился, периодически нервно поглядывая на Эммилию. Оно и понятно, смотреть на наложниц короля строго запрещено. Только этот порядок они все вместе нарушили уже не раз. Тем более, красивой смуглой драконице тоже была приятна такая очевидная симпатия.
Что не могло не радовать Эммили. Она изо всех сил желала подарить этим чутким и мудрым женщинам хоть немного счастья, по крупицам вернуть им ту жизнь, которую они добровольно подарили королю. Её вот не спросили, и нормальную жизнь её забрали против воли, а самостоятельно она бы никогда не согласилась на подобную участь.
Подготовив за пару суток сразу несколько задуманных указов, Эммили скрепила их печатью трона. Потом ещё раз отметила про себя, что отмену рабства нужно начать с дарования свободы девушкам в гареме, и увела Амана на прогулку в сад.
Мальчик, засидевшись за день за книгами, уроками и застав часть переговоров по торговым вопросам, радостно смотрел вокруг, останавливаясь только, если видел каких-то диковинных птиц или мелких зверьков. Здесь он начинал словно оттаивать, становиться более похожим на обычного ребенка. Вдыхая свежий горный воздух, приправленный ароматом цветов, глядя на яркость двух солнц, Эммилия вспоминала, как любила прежде этот мир, так же радуясь каждому лучику, каждой диковинке. Как ей тогда хотелось остаться тут.
И вот спустя года, так и вышло. Даже если она сможет когда-то вновь вернуться на Землю, то только ненадолго, чтобы увидеть родителей. Но Аману там не место. А её место рядом с ним.
Глава 26
Арсель появился из-за деревьев неожиданно, как всегда наедине закружив её в своих руках.
— Когда ты уже наиграешься в большого мальчика? — Терпеливо улыбнулась Эммили, хотя сама была рада его непосредственному поведению. Принц словно начал оживать, как и её сын. И ради того, чтобы оставался таким, она готова была сама кружить его на руках. Хотя последнее, конечно, было бы проблематично, учитывая разницу их комплекций. Но получив порцию её эмоций, он отпустил сам.
— Аман у озера?
— Да, идем к нему.
— Постой, Эммили…
— Опять что-то случилось?
— Нет, просто…
— Да говори уже! Я же с ума от беспокойства сойду.
— Я узнал, где находится… брат.
— Что?! Как?
— Поговорил как следует с Эдвардом перед его отбытием из дворца. Кстати, семья Алаиды сделала крупное пожертвование в казну для благотворительности, в благодарность за её свободу.
— Какая Алаида, Арсель! Где он?
— Здесь, Эммили.
Она нервно обернулась, оглядевшись.
— Где «здесь»? Говори яснее и нормально.
— Он в замке… В самой дальней башне. Там почти никто не бывает, она была заброшена несколько столетий назад. Но он там.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— В смысле? Просто сидит в башне? Пока мы тут… Я не понимаю.
— Эдвард сказал, что он в клетке.
— В чём он?
— Долгая история. Просто он перестал контролировать дракона и теперь заперт в той башне. Никто кроме Эдварда к нему не заходил больше полугода. Да и последний тоже давненько не был.
