Глава 28
Вчера, дождавшись пока сын уснет, скрытая под покровом ночи, прячась от ещё пирующих на балу, она решилась всё же дойти до башни. Мысль о том, что подлый и жестокий мужчина заперт там один без еды и воды, все же не давала покоя. Как бы она его не ненавидела. Но может он умирает там, а они устраивают праздник.
Оправдывая свои действия тем, что она не такой монстр, как он, подошла к той самой заброшенной и заросшей сорняками двери. Хотя внутри всё равно чувствовала легкое предвкушение, сравнимое со злорадством, от их встречи, увидеть его в клетке — разве не этого она хотела бы? Поверженного, безумного, униженного. Да. Именно это, казалось, поможет, ей справиться со своими страхами. И наверное именно за этим она сюда и шла сейчас.
Эммилия стояла внизу глядя вверх, где под самой крышей темнел витраж. Он там? Её мучитель. Возможно, он прямо сейчас…
Жуткий рёв оглушил, и с той стороны каменной стены ударило что-то огромное и сильное. Эммили затрясло.
Он жив. И судя по грохоту и побежавшей трещине в стене, здоров. Пока. Во всяком случае, физически. И как раньше они не слышали этих ужасных звуков? Хоть башня и была самая отдаленная, но её крышу хорошо было видно со двора. Тело отозвалось скованностью и судорогами в ногах. Сколько бы не прошло времени, она по-прежнему ненавидела его и… боялась.
Обняв себя за плечи и стуча зубами как от озноба, девушка вернулась в свою комнату. И конечно не смогла заснуть. Прежде она никогда не видела его дракона вблизи. И сейчас уже не уверена, что хотела бы. Что вообще хотела бы видеть. Даже за решеткой, даже сломленного и наказанного. Лучше бы его и вовсе не было. Лучше бы он, и правда, умер.
А раз нет…
Эммили выдержит. Она отомстит. И ни за что не отдаст ему корону. Четко потребует отречения. Никогда больше этот жестокий псих не сядет на трон. Даже если ей придётся занять его самой. Никогда она не забудет последний разговор с ним. Никогда не простит того, что он сделал. И того, что хотел сделать. Лишил её гордости, самоуважения, самой себя, изваляв в грязи её искренность.
Да, она была глупой и доверчивой. Но наученная грустным опытом больше не поверит в его байки, и не станет склоняться, признавая господином. Хотя и унижать его ещё больше намеренно тоже не станет, как и звать по имени… Он ещё тогда оказался совершенно чужим и незнакомым драконом, от которого по нелепой случайности или насмешке судьбы, у неё потом родился ребенок. Теперь же, хотя она любила Амана всей душой, короля считала чудовищем…
Утро началось с того, что её сонную и невыспавшуюся осторожно тормошили мужские руки. И не успела она возмутиться или попробовать защититься, как узнала Арселя.
— Великий алмазный дух, что у тебя стряслось?
— Эммили, ты не представляешь!
— Ну ты же мне сейчас расскажешь. И говори потише, прошу тебя, такая рань.
Аман перевернулся на другой бок и продолжил сладко сопеть. Кровать была огромной, а полного доверия охране не было, поэтому она продолжала спасть вместе с сыном. На самом краю, чтобы оставить ему личное пространство.
— Арсель, подай верхнее платье, и будь добр, отвернись. Моя целомудренная ночная рубашка все же не предусмотрена для подобных визитов.
— Прости, да. Я просто…
Он поспешно протянул ей платье, отвернувшись к двери. Но по всему было видно, что ему не терпится поделиться. И когда они вышли из комнаты, первым делом Эммилия спросила, не обидел ли его кто, а принц радостно сообщил ей:
— Я провел ночь не один!
— Я сейчас тебя ударю! Ты ради этого разбудил меня после бессонной ночи и даже одеться толком не дал?!
— Понимаешь, я был с девушкой, мы целовались и не только!
Эммили застонала.
— Ты серьезно?
— Да, представляешь!
— Арсель, ты в самом деле считаешь, что мне жизненно необходима эта информация именно с утра?
— Но кому ещё я могу рассказать?!
— В самом деле, Арсель.
Сначала она хотела отмахнуться от него и отправиться спать, но его глаза так горели, что вздохнув, пришлось поступить иначе. Сейчас этот взрослый дракон меньше всего виделся ей мужчиной, вел себя словно ребенок опять. Хотя тема была наоборот сильно не детская. И если, чтобы сохранял в себе эту радость, которой не место в её душе, нужно будет слушать про его любовниц — она будет. Последние события доказали, что близкий друг у принца только один. И это сама Эммили. С остальными он общался хоть и спокойно, но немного настороженно, собственно, как и она сама.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Извини, я просто не выспалась. Но готова внимательно тебя выслушать.
— Ну, она сама подошла на балу и пригласила погулять по саду. И ты представляешь, там мы поцеловались. Она очень красивая. И сама предложила пойти ко мне в покои, и там… Чтобы мне золотого не видеть, Эммили! Она сказала, что ей было хорошо.
— Конечно, с тобой и не может быть иначе.
— И даже не испугалась моих отметин, хотя сама чистокровная драконица. И мой дракон был в восторге.
— Вот как? Ну это неудивительно. К тому же ты — принц, ты красив и умен, можешь понравится любой девушке, просто нужно выбрать ту, что понравится тебе, а не размениваться на каждую.
— Мне все нравятся! — Тут он немного смутился. — Вообще я думал, что меня никто не полюбит кроме тебя, Эммили, а тут…
— Если она провела с тобой ночь, это не всегда значит, что полюбила. — Девушка думала, что такие вещи ей придётся объяснять сыну лет через дцать, а не прямо сейчас взрослому мужчине.
— Но как же? Правда она ушла утром…
— А ты бы хотел, чтобы осталась?
— Не знаю.
— Вот видишь.
Она улыбнулась. Может не зря с момента совершеннолетия для принцев создавался гарем? Неуёмная сила и высокий потенциал её роста, а ещё бурлящая энергия, которая требовала выплеска. Ей говорили, что у драконов горячая кровь, но если старший наследник семьи Арселя получил все, то младший даже не целовался до момента триумфального возвращения во дворец.
— А если нравятся все — значит, никто конкретный, Арсель. Я не могу запретить тебе заводить случайные связи, и здесь это обычное дело. Но на моей родине чаще все иначе. Это тут гаремы, все дела.
— Расскажи.
— На Земле люди стараются найти своего человека и создать с ним семью, а несерьёзные отношения осуждаются. Хотя, признаться, многие тоже ведут себя вполне свободно.
— Ты говоришь об истинных парах?
— Нет, у нас такого нет. Только здесь. Но разве тебе не хочется встретить ту единственную, для которой ты станешь всем миром, а не одним из толпы, просто подарившим мимолетное удовольствие?
— Эммили… Не знаю, что тебе сказать. Если бы я встретил такую, как ты, то даже головы бы не повернул в другую сторону, а сейчас…
— Я не призываю тебя хранить целибат, — она рассмеялась, — просто озаботься, пожалуйста, тем, чтобы не плодить наследников по всей стране. И если хоть однажды я услышу, что ты кого-то обидел или ввел в заблуждение, а потом бросил, ты меня знаешь.
— За ухо оттреплешь?
Принц весело захохотал и прижал её к себе, снова вдыхая запах её волос.
— Ни одна даже самая красивая девушка не сравнится с тобой. И не пахнет, как ты. Я чувствую тебя издали, точнее, мой дракон.
— Твой дракон, похоже, бабник, а ты, я точно знаю, однажды встретишь ту, что будет гораздо лучше меня, и пахнуть будет вкуснее. Пусти уже, Арсель. И позови Эльму что ли, чтобы принесла нам завтрак в твою комнату. Оставим дверь открытой, чтобы я не переживала, что Амана выкрадут.
— Давай позову к нему Арлана, а мы спустимся в гостиную?
— Хорошо. Я пока умоюсь. И прекрати так широко улыбаться, раздражаешь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она шутливо толкнула его кулачком в грудь, и вернулась в свои покои, чтобы привести себя в порядок. Теперь, кажется, они будут обсуждать не только проблемы страны и свои внутренние переживания, но и личную жизнь принца.
Даже удивительно, каким серьезным он кажется со стороны, во время советов, военных кампаний, при решении важных вопросов, на тренировках. И каким ребенком становится рядом с ней, позволяя себе дурачиться, говорить о чем угодно, не стесняясь, доверяя. А она ещё боялась звать его во дворец… Как стыдно. Никогда ему в этом не признается. По всему выходит, что она для него — семья. Та, которой у него никогда не было. И так вышло, что во всем этом мире только они втроем с Аманом — родные друг другу, а остальные словно за скобками.
