Серая форма, оскорблённый таким неучтивым обращением, пробует возмущаться:
- Ты чо, дура, орёшь, восемь-девять… Я теэ щас поору… Я теэ щас так, восемь-девять, того, ты у меня рядом с этим ляжешь…
- Что ты сказа-а-ал?!.
Разговор принимает забавный оборот. Очередь, потупив глаза, делает вид, что не слышит этой милой беседы. В воздухе на парах хлора и спирта повисает неловкость. Ни в чём не виноватые больные чего-то стыдятся и избегают смотреть друг на друга.
- Что слышала… Чмо больничное, орать ещё будет, восемь-девять…
Лицо доктора багровеет и принимает зверское выражение. Она широким, тяжёлым шагом направляется к серой форме. Однако последний предпочитает ретироваться. Дверь за ним хлопает, и доктору ничего не остаётся, как вернуться к больным.
- Каз-з-зёл! – напоследок бросает она и жахает кабинетной дверью.
Очередь облегчённо вздыхает и оживляется. Возникшее напряжение постепенно спадает…
- У тебя, мать, переломы в трёх местах... - говорит доктор, рассматривая на свет снимки Наденькиной руки.
- Как?!
- Да так… Больно?
- Нет…
- Здесь?
- Нет…
- Что ты мне голову морочишь?..
- Я не морочу…
- Тогда здесь и здесь должно быть больно…
Доктор остервенело впивается в Наденькину руку.
- Да не больно мне…
Доктор какое-то время смотрит на Наденьку, о чём-то думает, затем встаёт и направляется к выходу.
- А ну, пошли, - бросает она Наденьке…
Для повторного снимка рентгенолог усаживает Наденьку на лоснящийся стул. Наденька, уже знакомая с системой, укладывает руку на предположительное место падения рентгеновских лучей. Но, недовольная вторжением доктора, рентгенолог выворачивает повреждённое запястье, как мокрую тряпку.
- Так положи… Не крутись… Они крутятся, а ты переснимай… Вот так держи руку…
- Так больно…
- Чему тут болеть-то?.. Гос-споди!.. Был бы открытый перелом, а то чуть припухло – бегут… Рентген им делай… Всё. Можешь идти… "Больно!.."
Спустя четверть часа, Наденька выходит на улицу. Перелом не подтвердился. Всё позади. Наденьке легко и хорошо. Тихо падает снежок, мягко ложится и блестит в свете фонарей. Лёгкий морозец румянит щёки. В природе умиротворение и благодать. Уже поздно. Вокруг ни души. Тишина…
Забыв про голод и боль, Наденька улыбается…
Разочарование
Во время оно Нелли Поликарповна Андрофагина, дама статная и необычайно яркая, занимала пост Второго Секретаря районного комитета, что давало ей целый ряд преимуществ перед обыкновенными гражданами.
Во-первых, в её распоряжении был просторный, прекрасно обставленный рабочий кабинет окнами в парк, где росли старые, источавшие в летнюю пору густой, ни с чем не сравнимый кисловатый запах, дубы. Послушный ветру, запах иногда долетал до начальственного носика, навевал романтические настроения и отвлекал тем самым от работы. А осенью, одевавшие золотом землю дубовые листья, пели для Нелли Поликарповны свою тихую прощальную песнь. Тогда Нелли Поликарповна грустила, подходила к окну и, казалось, вспоминала о чём-то очень далёком, но чрезвычайно любезном её сердцу.
Во-вторых, по городу Нелли Поликарповна перемещалась не иначе, как посредством служебного автомобиля "Волга". Самой последней модели, с обтянутыми светлой кожей сиденьями, с бархатными занавесочками на задних оконцах, но главное - с телефоном! И не покидая пределов "Волги", Нелли Поликарповна могла связаться с любой точкой нашей беспредельной Родины! Водитель "Волги" Стасик, молодой человек, обязанный работой своей наружности, - нет, нет! Не подумайте ничего дурного! Не только Нелли Поликарповну, но и Первого Секретаря, и всех "замов" возили исключительно красавцы! - Стасик подгонял "Волгу" к подъезду, а Нелли Поликарповна, эффектно появившись в дверях райкома, шествовала засим к машине с таким видом, что, казалось, говорила: "Хочу быть Владычицей Морскою!" Завидев её, прохожие останавливались и, должно быть, шептали: "Матушка-барыня! Благодетельница!". И только, что не ломали шапок.
В-третьих, Нелли Поликарповна ненавидела очереди и потому отовариваться предпочитала в райкомовской столовке, где продукты были наисвежайшие, и отпускали их, как выразился классик, "по самой сходной, отнюдь не обременительной цене".
Но главное! Главное, и это в-четвёртых, заключалось в том, что, благодаря своему положению, Нелли Поликарповна имела обширнейшие связи. Она была знакома с директорами магазинов, дружила с главными врачами, была накоротке с артистами и художниками, с профессорами и генералами! Одним словом, у Нелли Поликарповны было именно то количество друзей, которое, как известно, ценится гораздо более, чем такое же количество денег. А потому стоит ли и говорить о прекрасной квартире, о даче в тихом месте, о прочих вожделенных вещах. У Нелли Поликарповны было всё.
Единственное, пожалуй, чего у Нелли Поликарповны не было, так это своих собственных детей. Но и здесь "наша Нелли", как называли её за глаза сослуживцы, не осталась обделённой.
В ту пору, о которой идёт речь, единственной дочери старшего брата Нелли Поликарповны было лет двенадцать. Или что-то около того. Востроглазую девочку с толстой косой и ямочками на вечнорумяных щеках звали Машей. Это была самая обычная девочка-подросток. Немножко легкомысленная, немножко угловатая, но в целом - милое и доброе создание. Она не знала ни в чём нужды, - при такой-то тётке! - была весела и беспечна. Одно только и омрачало её юность. Чуть распускалась листва, и появлялись первые цветы, как опухал у Маши нос, краснели глаза - начиналась аллергия. Заболевание, надо сказать, пренеприятнейшее, не признающее лекарств и вечно морочащее головы эскулапам.
Куда только не возили Машу, каким врачам только её не показывали - ничто не давало результатов. Врачи, точно сговорившись, в бессилии своём не признавались, а и вылечить зловредную болезнь никто из них не мог.
Так было до тех пор, пока Нелли Поликарповна однажды не воскликнула:
- Надо показать её настоящим специалистам!
И добавила:
- Я договорюсь...
И Нелли Поликарповна принялась перебирать в уме всех своих знакомых, так или иначе связанных с медициной. Перебрав почти всех, она внезапно вспомнила, что какое-то время тому назад присутствовала на банкете по случаю присвоения звания академика хорошо знакомому ей по работе в районе, врачу.
Всем хорош был новоиспечённый академик: и умён, и обходителен, и дело своё знал. Одно только и смущало Нелли Поликарповну. Академик этот служил главным врачом в... лепрозории.
Нет, нет! здесь нет никакой ошибки! Именно в лепрозории. Иными словами, в заведении, где лечат от лепры.
Надо сказать, что лепра - плохая болезнь. Такая, что и татарину злому не пожелаешь. Начинается она незаметно - с лёгкого недомогания. Засим проступает на коже белыми пятнами, которые вскоре обращаются в язвы. И тут уж только держись! Слабеет зрение, пропадает голос, рассасываются кости - человек превращается в трухлявый пень, рассыхаясь и рассыпаясь заживо. Заболевших, слава Творцу, немного, но, помилуйте, нельзя же допустить, чтобы эти несколько прокажённых разгуливали по улицам, обедали в ресторанах и вообще вели активнейший образ жизни! В средние века прокажённых, наводивших ужас на население, попросту изгоняли из городов, запрещая им всяческие сношения с людьми здоровыми, и обязывая каждого носить на шее колокольчик, звяканье коего предупреждало окружающих о близости больного. Но в наш просвещённый век существуют лепрозории, где заболевших не только лечат, но и привлекают к посильному труду, что, как известно, всегда благотворно влияет на процесс выздоровления. Говорят, будто научились лечить лепру. Чёрт его знает, может, и научились! Но ведь что должен чувствовать заболевший при одной только мысли: "А ну как, не научились..."
"А ну как, не научились..." - кусала губы Нелли Поликарповна, разглядывая портрет вождя мирового пролетариата, висевший, вопреки обыкновению, не над столом, а в простенке над дверью.
"А ну как, не научились... Хотя... Чего я?.. В Советской стране достигнуты значительные успехи в борьбе с инфекционными заболеваниями. С холерой, с тифом, с этой... как её!.. С чумой! Ну, и с лепрой, наверное... Советское правительство осуществляет ряд мероприятий по оздоровлению трудящихся и улучшению медицинского обслуживания населения. В результате чего в целом по стране снижена заболеваемость инфекционными болезнями и смертность от них..." - так думала Нелли Поликарповна, скользя взглядом по рыжей бородке и галстуку в горошек.
К успехам в борьбе с заболеваниями примешивалось чувство благоговения перед словом "академик". Слово это манило, внушало доверие и обещало моментальное исцеление от всевозможных недугов. К тому же других знакомых академиков от медицины у Нелли Поликарповны не было...
