— Где их взять только…
— Они под рукою. Перебросить по железной дороге 24-й стрелковый корпус, вот сюда — на линию Екабпилса и Двинска — сюда выйдет танковая группа немцев. А это шесть дивизий, но перед ними течет река, большой такой крепостной ров с водой.
— В Двинске десантники из 5-го корпуса, две бригады — шесть тысяч с легким вооружением и несколько батарей горных орудий и «сорокапяток», три роты плавающих танков. Да две крайне ненадежные по духу дивизии, которые не перебрасывать на фронт, а отводить надо…
— Это литовцев убирать надо, а латыши с немцами драться будут, надо только меры немедленно принимать, — Николаев достал свернутую листовку и протянул ее генералу.
— Это мы отпечатали в Либаве, и получили две тысячи добровольцев из города и уезда. А здесь одна Рига может дать втрое больше — целый полк Рабочей гвардии недавно распущен. А в Двинске вообще преобладает русское и еврейское население — столько же можно под ружье поставить. Две бригады «латышских стрелков» сформировать можно, и стойких, если в каждый из трех батальонов по кадровой стрелковой роте дать. А в «латышские» дивизии по сто-двести местных коммунистов и комсомольцев, активистов и сочувствующих в каждый батальон влить нужно немедленно. Они заставят своих соотечественников драться, а заодно и доукомплектуют дивизии до штатного состава. Набрать десять тысяч человек дополнительно на корпус, еще семь тысяч на две бригады — латышей, русских, евреев — возможно в самый короткий срок. Вам только нужно обратиться в ЦК компартии Латвии напрямую, и сегодня с утра уже начнется сбор добровольцев. А там и к мобилизации перейти можно.
Серафим Петрович старался не горячиться, приводя доводы и видя, что командующий серьезно задумался. А потому как Федор Исидорович тряхнул головой, он понял — решение принято.
— Думаю, и ЦК компартии Эстонии тоже нужно обратиться — в Таллинне и Нарве много рабочих, есть и коммунисты с комсомольцами. Неделя на доукомплектование 22-го корпуса, три дня на переброску — к 3-му июлю начнут занимать позиции. На девяносто километров фронта будет уже три корпуса — четыре дивизии и три бригады, плюс дивизион бронепоездов из Виндавы. И под управлением штаба 27-й армии объединить — должны удержать фронт до подхода резервов из Ленинграда или Москвы.
— Можно передать четыре управления укрепрайонов, что были на новой границе. Развернуть каждый в два пульбата по две пулеметных и стрелковой роте, добавить артдивизион из старых трехдюймовок, сапер. Бойцов и командиров по тысяче в каждом, по пулемету на двести метров берега — десять километров фронта держать смогут непродолжительное время. Мобилизовать население на восстановление старых укреплений — гораздо быстрее сделать можно, чем новые траншеи копать. Кадры Рижское пехотное училище даст — курсантов в лейтенанты произвести, а младший курс в сержанты. Всего потребуется на четыре полевых УРа двести пулеметов, полсотни орудий, три тысячи винтовок.
— Старое оружие на окружных складах есть, причем в одном Двинске хватит до приведенной тобой потребной нормы. А в Ригу уже перебросили штаб 65-го корпуса с частями управления, вот только нужны эшелоны для 16-й стрелковой дивизии, что в Эстонии…
— А разве флот вам не подчинен, товарищ генерал?
— Действительно, полки в портах — Пярну, Гапсале и Таллинне. Тогда дней пять всего потребуется, а то и четыре. На старые позиции за реку корпус направим, дивизию с бригадой — к этому времени ее, надеюсь, сформируем. Ладно, будем считать, что решение принято, так что не зря я тебя из Либавы вызвал. Обратно полетишь?! Уже рассветает, риск большой, или лучше тебя на машине отправить под охраной. Хотя долго — двести шестьдесят километров по дороге, семь часов ехать придется, не меньше.
— Лучше лететь — на бреющем полете есть возможность пройти, время дорого, мало ли что может случиться.
— Хорошо, лети. Вот еще что — отводить буду войска медленно, с боями — нужно выиграть время. Учти, Серафим Петрович — Либава будет вскоре отрезана, помощи дать вам не сможем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Будем сражаться, пока флот не вывезет из порта все запасы и не выведет корабли — строить их долго, лучше в Таллинне или Ленинграде отремонтировать. Затем только эвакуация на Моонзунд — если флот за нее возьмется. Иначе гарнизон впустую погибнет — город простреливаться будет насквозь, глубина в три километра. Потому 67-ю дивизию, как только 10-й корпус в Латвию отойдет, надо отводить как можно быстрее к Риге. А 114-й полк должен идти на Ригу уже сейчас — позиции успеет занять.
— Хорошо, приказ на отвод дивизии генерала Дедаева отдам, как только ситуация станет того требовать. С эвакуацией Виндавы сами определитесь на месте — удержать ее невозможно, если фронт по Двине пройдет. А если в Эстонию нас выдавят — то тем более.
— Уже надо береговые батареи с южного берега Ирбен убирать — орудия постараться демонтировать и на Моонзунд отправить, вместе с имуществом — а на это время нужно.
— Сам решение примешь, я приказ нынче отдам о формировании Приморской группы войск. В нее войдут 67-я дивизия, две стрелковые бригады, 41-й укрепрайон. Моряки тоже в твоем распоряжении будут, как и два авиационных полка. Управление 45-го укрепрайона себе возьми — у них ничего нет, только на бумаге числятся. Сам все решай — на тебе вся ответственность лежит, теперь ты уже не комендант укрепрайона, а член Военного Совета Приморской группы. Командовать которой будет генерал-майор Дедаев — вы с ним хорошо сработались…
Глава 4
24–25 июня 1941 года
Либава
Член Военного Совета Приморской группы
дивизионный комиссар Николаев
— Стреляют и стреляют, угомониться не хотят!
Клевенский в раздражении бросил фуражку на стол, устало вздохнул — было видно, что начальник Либавской ВМБ невыносимо устал, глаза воспаленные, с красными прожилками.
— А что ты хотел, Михаил Сергеевич, здесь гражданская война идет. За нас четверть населения, четверть против, остальные на стадии скрытого враждебного нейтралитета. Учти, за нас твердо стоит большинство населения Либавы и Двинска — рабочих много, но не только латышей, евреев и русских хватает, особенно на востоке. В Риге ситуация похуже, пожалуй так еще в Виндаве — портовый городок, но вот в остальных местах постреливают. А вот стрелять евреев и коммунистов начнут по-настоящему, когда немцы здесь утвердятся. Истреблять будут, так что миндальничать с айзсаргами нельзя — при малейшем подозрении давить, как бешеных собак, ибо они ни женщин, ни детей щадить не будут. Всех евреев, коммунистов и русских душить станут, да во рвы скидывать — руки у них по локоть в крови будут, даже гестапо до таких зверств не додумается.
— Страшные вещи ты говоришь, Серафим Петрович, даже представить трудно. Хотя, как знать, скорее ты прав — айзсаргам всех кровью обрызгать нужно с ног до головы, вот и начнут палачествовать. Да, действительно, гражданская война тут пошла…
— Она и не кончалась — вспомни красных латышских стрелков в революцию. Сейчас тоже самое — и мы за одно будущее боремся, они за другое — и победит тот, за кем правда. Хотя и мы массу ошибок понаделали, чего скрывать, что есть то есть. Ну да ладно, чего уж тут!
Николаев вздохнул, огорченно кивнул головой — в самолете спать не пришлось. Вертел головой по кругу, страшась увидеть хищный силуэт «мессера». Но долетели, хоть на часах уже шесть утра было, и сразу поехал в штаб, позвонил Дедаеву — на Барте начались ожесточенные бои, немцы отчаянно атаковали главными силами — в Скуодисе начались уличные бои. А вот у Ницы были только мотоциклисты, которые тут же отошли, явная демонстрация. От Руцавы самокатчики и пехотный полк пошли восточнее, по линии узкоколейки, и попытались сбить заслон из двух батальонов «южного отряда» — схватка пошла тоже страшная.
— Ладно, дело такое, Михаил Сергеевич, буду говорить прямо — два дня тебе хватит, чтобы из Либавы все нужное для флота морем вывезти? И что сейчас с кораблями и пароходами?
