глаза и увидела, что он уходит с какой-то деталью в руке.
Я застыла на месте, как вкопанная.
— Никогда об этом не думал, — протянул он. — Но думаю, что всегда был таким.
Почувствовав что-то неладное, я опустила взгляд.
Мои губы недоверчиво приоткрылись. Он перерезал лямку моего бикини.
У меня было чувство, что это даже не из-за комментария; он просто не хотел, чтобы я шла на вечеринку.
Голос Бенито просочился в гараж, хотя я не могла видеть его из-за машины.
— Я воспользовался твоим набором под раковиной, чтобы наложить пару швов. Надеюсь, ты не против.
Пока они разговаривали, я пыталась отдышаться и собраться с мыслями.
Я стянула верхнюю часть бикини под платьем — теперь оно ничего не стоило. Я не из тех девушек, которые могут ходить без лифчика. Не по меркам Бенито, но близко. Мне пришлось бы сидеть со скрещёнными руками на груди всю дорогу домой и сказать кузену, что у меня порвалась лямка. Он поверит и даже ничего не заметит. Мужчины ничего не замечали.
— Готова, Елена? — спросил Бенито. — Поехали.
— Поехали.
Когда я проходила мимо Николаса, то заметила, что Бенито был занят перепиской рядом со своей машиной, и бросила свой бикини под капот.
— Разве психи не любят сувениры?
Едва заметный намек на веселье тронул его губы, и одна испачканная жиром рука сжала белую ткань, прежде чем я вышла из гаража.
Бенито сидел на водительском сиденье, не снимая солнцезащитных очков.
— Извини, что так долго. Дерьмо, я потерял сознание, пока латал шов.
Как я и предполагала, он так и не заметил моего пропавшего бикини. Не задавал вопросов о порванной лямке. Он только отвез меня домой. Но не успели мы дойти до красной входной двери, как его подозрительный взгляд обжег мне лицо.
— Что у тебя на шее?
Я вытерла пятно, оставляя его на пальце. Беспокойство просочилось в мою кровь.
— Хммм, не знаю.
Он не ответил, не услышал, как мое сердце рикошетит в груди. Однако что-то темное промелькнуло на его лице прежде, чем я успела исчезнуть наверху.
Я не просила, Николаса Руссо, жениха моей сестры прикасаться ко мне. Но боялась, что Бенито прочтет на моем лице одну печальную истину… Мне понравилось.
Глава 15
«Я хочу жить своей жизнью, а не записывать ее».
— Джеки Кеннеди
ЕЛЕНА
Я уже начала думать, что это влечение было моим наказанием для него. Это карма. Пока он прикасался ко мне, я желала кого-то другого, и этот кто-то пришел в виде жениха моей сестры.
Остаток воскресенья прошел в атмосфере сырости, ледяного кондиционера и мыслей, которые не давали мне покоя. До него я была девственницей, никогда даже не целовалась с мужчиной. Там всегда был целый мир похоти и секса, но я не осознавала этого, пока не вошла в квартиру с низким доходом, держа за руку человека, которого едва знала. Он не знал Сладкую Абелли, и для меня это все, что имело значение.
Когда я вышла за дверь, со сломанным замком на цепочке и дешевым кольцом на пальце, это была совсем другая девушка, с красным пятном, которое я никогда не смогу удалить, и более глубоким, темным желанием в моей крови. Как только ты ступишь в этот туманный, плотский уголок мира, ты уже не сможешь вернуться. Самое остроумное заключалось в том, что вы даже не хотели этого делать. Я приписала это своей проблеме и смирилась с тем незначительным фактом, что теряю рассудок.
Когда несколько минут назад я услышала, своего будущего шурина в прихожей, стирая белье, чтобы скоротать время, я сделала все возможное, чтобы пересечься на его пути. Я не нуждалась в глотке воды, и уж точно мне не нужно было надевать самые крошечные шортики, которые у меня были. Я была близка, чтобы перейти черту, но не знала, как удержаться от того, чтобы не подойти к краю.
Я понимала свое влечение к этому мужчине. Его руки были грубыми, голос глубоким, а присутствие властным…
Всякий раз, когда он оказывался рядом, невидимая струна тянула меня к нему, вибрируя с обещанием трепета, если я поддамся тяжелому рывку. До него я и не подозревала, что мне так сильно не хватает самообладания. Часть, которая давала мне горький вкус, заключалась в том, что я даже не хотела проявлять сдержанность.
По крайней мере, я знала, что не могу полностью переступить черту. К счастью, для этого требовалось двое.
Николас разговаривал по телефону в фойе, когда я проходила мимо него. Его взгляд скользнул с мраморного пола по моим бедрам, по нелепым шортикам, о которых я теперь жалела, а затем по моему лицу. Он посмотрел на меня так, словно я была жвачкой на подошве его дорогого ботинка. Загадка, как я могла так увлечься им.
После этого краткого бессловесного диалога я пыталась придумать план, как преодолеть этот всепоглощающий интерес ко всему Николасу Руссо.
Я могла игнорировать его. Тем не менее, я уже сказала себе, что сделаю это, и посмотрите, куда это меня привело: на кухне я пила воду, в которой не нуждалась, в то время как была одета в крошечные шортики, которые можно было бы назвать нижним бельем. Я могла исповедоваться, а потом молиться, чтобы Господь спас меня, хотя, если мне повезет, отец Мэтьюз скажет моему папе.
Наиболее приемлемым вариантом было попытаться переключить влечение на кого-то другого. Это само по себе может вызвать проблемы, но, по крайней мере, я не буду вожделеть жениха моей сестры. Проблема состояла в том, что если бы это было возможно, я бы уже сделала это.
Разочарование охватило меня, и я вылила остатки воды в раковину. Я вела себя нелепо. Мне просто нужно поставить влечение позади себя. Разум над материей. Легко, верно…?
В конце концов, я не очень-то верила в себя, поэтому в понедельник вечером, когда мы ехали к Дону Луиджи, чтобы поужинать с семьей Руссо, я поставила гипотетическую ситуацию перед бабушкой. Она должна была быть расплывчатой — очень расплывчатой — иначе бабушка легко соединила бы это со своими проницательными путями.
— Бабушка, — нерешительно начала я, — Скажи, ты… хочешь… собаку.
Ее нос сморщился с того места, где она сидела в машине.
— Я никогда не заведу собаку. У меня аллергия.
Доминик сидел между нами и строчил сообщение. Он был моим самым тихим и задумчивым кузеном. И курил слишком много травки. Теперь я чувствовала запах.
Бенито вел машину, подпевая
