– Ну, формально, ты действительноиз богемы, – вежливо вставляет Руперт, за что получает по голове мастерски запущенной подушкой.
– У Хани в жизни есть мужчина! – объявляю я, указывая на Фрэнка. – Так что ей не грозит вырасти лесбиянкой, до смерти боящейся мужчин. И у нее есть крестный отец – Руперт. И у нее есть я, а я люблю ее больше всех на свете. У нее прекрасная няня. Друзья. Отец обожает ее, посылает ей подарки, факсы, звонит по телефону. Он видится с ней при каждой возможности. К сожалению, сейчас он живет на другом конце земли. Но я совершенно спокойна за ее будущее. А теперь давайте сменим тему.
Некоторое время мы сидим в тишине.
– Как насчет фильма? – шепчет Фрэнк.
– А который час?
– Почти два.
– Давай посмотрим в другой раз. Я бы хотела завтра поспать подольше, но Хани все равно встанет рано. А завтра выходной, и я не пригласила Мэри.
– Ладно, ты, наверное, права.
– Я иду наверх принимать ванну, – говорю я и встаю. На ногах я держусь не слишком уверенно – не надо было залпом пить бренди Руперта.
– А я иду спать, – сообщает Фрэнк.
– А ты как? – спрашиваю я Руперта. – Не устал? Уже два часа ночи.
– Да нет, не очень, – отвечает Руперт, косясь на Крессиду, которая изучает пол.
– Крессида, ты тоже можешь остаться, – улыбаюсь я ей, направляясь к двери. – Спокойной ночи.
Пусть сами разбираются. Хотя она не похожа на девушку, которая даст на первом же свидании. Да что там, я же ничего в этом не понимаю, – может, она очень даже похотливая самка.
Быстренько принимаю ванну и засыпаю, как только моя голова касается подушки. Последняя пьяная мысль перед погружением в глубокий сон: “Интересно, а как будет выглядеть Фрэнк, если его перекрасить в шатена?”
12
– Я принесу тебе сок, – шепчет Фрэнк, словно возникнув из моего сна.
Глаза слепит свет. У меня жуткая пульсирующая мигрень, голову словно схватила чья-то огромная рука и сжимает, сжимает, сжимает...
– О-о-о, – стону я, отчаянно пытаясь вспомнить, что было вчера вечером. А вспоминаю я всегда туго – сплю очень крепко, будто в кому впадаю, с похмелья же соображаю еще хуже. – А ты что делаешь в моей постели?
– Стелла, я не в твоей постели,а в твоей спальне, -улыбается Фрэнк.
– А. – Я приподнимаюсь на подушке.
– Мне видно твою грудь, – радостно сообщает Фрэнк. – Ты замерзла?
– Эй... не смотреть! – Я натягиваю одеяло и подтыкаю его со всех сторон. – Который час? Где Хани? И почему ты здесь и строишь мне глазки? Перестань смотреть, я сказала. Ты пожираешь меня глазами, как... как похотливый самец.
Фрэнк смеется, прикрывает глаза ладонью и протягивает мне стакан.
– Твой папа оставил записку. Хани проснулась вчера в девять вечера и, видимо, потом долго не могла уснуть, потому что спит до сих пор. Он пошел по магазинам, в записке спрашивает, не хотим ли мы встретиться с ним в шесть в баре “Рида”. Руперта и Крессиды нигде не видно, и дверь в его комнату закрыта. Сейчас полдесятого. Прости, что расстроили тебя вечером. Но ты им тоже спуску не дала, – улыбается он. – И если ты себя чувствуешь примерно так же, как я, то, думаю, стаканчик сока тебе не помешает. А еще на кухне есть свежий чай. В памяти всплывают события вчерашнего вечера. Кажется, я нахамила Крессиде... или она нахамила мне? Перематываем дальше: Фрэнк, коктейли с личи, карри...
– Ах да, на автоответчике сообщение от Доминика, – говорит Фрэнк. – Спрашивает разрешения прийти на ланч. Он в Сардесон.
– Боже, – хриплю я, – как мне плохо. Будь добр, позвони ему и скажи, пусть приходит. Я спущусь через пару минут. Дома еда какая-нибудь есть? Душевное тебе спасибо за сок. Думаешь, с Хани все в порядке?
– Наверное. Просто она впервые так поздно заснула. Сходить проверить?
– Нет-нет. Пусть спит. А теперь выйди, пожалуйста, я хочу встать.
Он поворачивается и направляется к двери.
– Ах да, Фрэнки?
– М-м?
– Мне вчера тоже было очень весело. А теперь иди, мне надо одеться.
Фрэнк подмигивает и вежливо закрывает за собой дверь.
За ланчем собралась вся наша большая семья, которой я вчера вечером пугала Крессиду.
Папы, правда, нет – он у своего портного. Но зато здесь Руперт, с ним скромная, молчаливая Крессида, Доминик со своей супругой Кейко (она ужасно высокая, особенно для японки), я, Фрэнк и Хани, которая, проснувшись только в десять, приветствовала своего отца без обычного восторга и весь день не слезала с коленей Фрэнка. (Я вижу, что Доминик это заметил и ему не понравилось.) Хани в восторге от куклы, которую ей подарила Кейко, и она очень приветлива с Домиником, просто с Фрэнком она еще приветливее.
Несмотря на грандиозное похмелье, мы с Фрэнком сходили в магазин, нафаршировали и запекли двух куриц и целый грузовик тыквы. Фрэнк героически взял на себя чистку тыквы, нарезку пастернака, а я приготовила стручки фасоли. Мы накрыли стол в кухне и рухнули без сил в полдвенадцатого, размышляя, не опохмелиться ли. Фрэнк все-таки выпил стаканчик “Кровавой Мэри”. А я решила подождать до обеда.
Руперт с Крессидой объявились к полудню. Она – свежа, но немного взъерошена, он – излучает довольство и, возможно, сексуальную удовлетворенность.
– Как вкусно пахнет, – говорит Крессида. – Курица?
– Да. Хорошо выспалась? Или устала? – нагло спрашиваю я. – Все-таки легли поздно.
– О, – беспомощно бормочет Крессида. – О... – Краснеет и смотрит в пол.
– Прекрасное утро, – громогласно заявляет Руперт, потирая руки. – Омлетика нет?
– Нет, обед скоро. Выпей кофе – в кухне есть. На ланч придет Доминик.
– Ой.
– Не такой уж он страшный, Руперт. Если останетесь с ним наедине, то можете обменяться впечатлениями обо мне.
– О господи.. – округляет глаза Крессида. После обеда, когда я загружаю посудомоечную машину, Кейко хватает меня за руку:
– Ты показывай альпом! – И так раза три или четыре подряд, все время широко улыбаясь.
– Какой альбом? – не могу понять я.
На что Доминик, который сидит на полу и пытается развлекать уже слабо сопротивляющуюся Хани, комментирует:
– Думаю, она хочет посмотреть свадебный альбом.
– Я не знаю, где он, – ною я. – Где его сейчас искать?
– Он на третьей полке в кабинете на втором этаже, – сообщает Доминик. – Если только ты его никуда не перекладывала.
– Альпом, – повторяет Кейко и улыбается так широко, что я пугаюсь, как бы она не треснула пополам.
– Портвейна никто не хочет? – спрашивает Руперт. И я тут же вспоминаю, что выходные, оставаясь в городе, Руперт предпочитает проводить в хмельном тумане.
– Да, пожалуй, – отвечают все, кроме меня.
Я в это время отправляюсь наверх на поиски свадебного альбома. На это уходит минут десять, поскольку альбом я куда-то упрятала. В конце концов он находится, весь покрытый пылью, на гардеробе в спальне.
Я спускаюсь вниз с толстым альбомом в кожаном переплете.
– Ой, классно! – восклицает Крессида. – Обожаюсвадьбы.
– Это была не свадьба, – напоминаю я ей в сотый раз. – Мы просто устроили вечеринку.
– Но ведь у тебя было свадебное платье?
– Можно и так сказать. С Рупертом у нас было все по-настоящему, с кремовым платьем и фатой.
– А-а.
Но Крессида – душа добрая, поэтому заставляет себя улыбнуться.
– Ты женатая Руперта? – спрашивает Кейко. Пожалуй, я больше не буду пытаться передавать ее акцент.
– Да. Давно.
– Хо! – Кейко в восторге. – Хо! Много, много мужи! – И радостно хлопает в ладоши, как ребенок.
– Хм, только двое. Точнее, только один. Мы с Домиником...
– Я знаю, – расплывается Кейко в широкой улыбке. – Только заниматься трахаться.
– Любовью, – выкрикивает Доминик снизу, закрывая ладонями уши Хани. – Надо говорить “заниматься любовью”, Кейко.
– Ты мне говори “теперь трахаться, Кейко”. Ты мне говори “в постель”, – упрекает она Доминика. – “Трахаться, Кейко”, – повторяет она, чтобы все поняли. – Мистер Член. – После этой фразы мы все давимся со смеху. Даже Крессида хихикнула. Кейко кивает, все еще улыбаясь, и пару раз дергает бедрами для полной наглядности.
– Да поняли мы уже, – раздраженно говорит Доминик, шея у него вся красная. Вполне естественно в такой ситуации. Мистер Член!
– В общем, – обращаюсь я к японке, на лице которой сияет негаснущая улыбка, как у зайчика из рекламы батареек, – вот оно, платье. – Я открываю альбом.
Крессида и Кейко опускаются рядом со мной на колени, склонившись над альбомом.
– Аах, – вопит Кейко прямо мне в ухо. – Аах, какой красиво!
– Розовое, – вздыхает Крессида.
– Какой красиво! – опять визжит Кейко.
– Ярко-розовое. Что я могу сказать, Кресс? Это был мой второй брак.
– Ужасно красиво. Правда, несколько рискованно. Боже, смотри, какая у тебя грудь.
– Тити. – Кейко гордо выпячивает грудь. Соски натягивают тонкую бледно-розовую ткань блузки. – Много сися.
