— Это не шутка, ребята, — мягко обратился к ним АБВ. — Габриэлла Попа умерла.
Дана уцепилась за Влада и начала тихо плакать. Побледнев, Влад смотрел в ее увеличившиеся от ужаса глаза.
— Когда? Как?
— Море вынесло ее тело…
Снова наступила тишина. Наконец Мирча неуверенно сказал:
— Хотя… двое мертвых за несколько дней, в одном и том же месте… В романах о шпионах…
— Какие там романы, тут не до романов… Тут вам действительность! — воскликнул Димок, закуривая сигарету.
— Давайте попробуем отыскать научное решение: все можно свести к математическому уравнению. Итак, Петреску будет «X», Габриэлла — «У».
— Поставим выпивку на место общего знаменателя, перемешаем все и посмотрим, что выйдет, кону Алек.
— Сразу видно, что математика — не ваша сфера, господин Димок.
— Погодите, товарищи… не ссорьтесь! Надо подумать… тут что-то есть, в том, что он говорит… ведь и Петреску всего три дня как приехал, и ему тут же дали по голове…
— Кто-то из деревни.
— Может, и так. Но почему это не случилось раньше? Ведь ссориться он с ними все время ссорился, а убивать его не убивали.
— Может, теперь была ссора покрупнее, — заметил Джелу.
— Нет, он не успел… Я интересовался.
— Ладно… допустим. Но какая связь между Петреску и Габриэллой?
Вопрос Джелу был обкатан со всех сторон, проглочен, переварен. Но ответа не последовало. Казалось, все одинаково недоумевают. Наконец, Милика прервала молчание.
— Какой-нибудь маньяк… — сказала она неуверенно.
— Или шпионская сеть… Петреску был главой, а барышня Попа сговорилась с ними или, наоборот, должна была раскрыть сеть.
— Мирчулика, ты меня убиваешь! Что может искать шпион в Ваме?!
— Товарищ Нае, это вы-то, человек с образованием, задаете такие вопросы? Разве вы не знаете, что мы должны быть бдительными всегда и всюду?
— Господа, я думаю, что шпионаж нужно исключить. Мой отец, когда он командовал третьим полком кавалерии, захватил, во время войны, шпиона. Ну так вот, господа, отец рассказал мне все подробно… Они…
Барбу, не вынеся, поднялся, сунул трубку в карман и коротко заметил:
— Самоубийство, и точка. Все остальное — глупые домыслы… Я иду спать. Пошли, mon cher, ведь Мона убьет тебя, если узнает, что ты полуночничаешь… и у вас будет третье преступление, — осклабился он по адресу всех присутствующих.
Алек встал со стула, сделал рукой нерешительный жест и ретировался.
— Симпатичный человек, этот Барбу, но такой циник, иногда… — вздохнул Мирча.
— Давай, Милика, милая, пойдем мы тоже… Поспим хоть пару часиков. А завтра поговорим с товарищами из Милиции… они нам все разъяснят… и уедем куда-нибудь в цивилизованное место… потому что — зачем же нам создают все условия, если мы ими не пользуемся?
— Я никуда не пойду.
Цинтой взглянул на нее недоумевая.
— Не пойду! Останусь здесь до утра. Это преступление! И преступник — садист… Стоит и ждет… Как выйдешь — он тебе по голове!
— Ты с ума сошла!
— Нет, не сошла! Не видишь? Как кто-нибудь выходит за ворота, так и умирает. Там ждет садист…
— Пошли, матушка, над тобой все смеются… что это ты? Здесь люди серьезные, надежные…
— А эти длинноволосые, с рюкзаками, которые шляются по всему пляжу? Если это один из них? Ведь ты сам говорил, что их всех надо посадить, потому что они опасны. Забыл?.. Я не пойду. Переночую здесь.
— Милика, не говори глупостей. По пляжу расхаживают пограничники… они охраняют собственность страны и нас вместе с ней.
Джелу, которому порядком надоела эта семейная сцена, вмешался в разговор:
— В самом деле, уже поздно… Возьмите мою комнату… то есть, ту, в которой вы жили. А я найду, где переспать.
— Вот это я понимаю… Браво! Давайте, дядя Панделе, ложитесь здесь. Завтра, когда придет милиция, будем все вместе, людям хоть не придется вас искать, — заключил Димок.
— Мы не хотели бы беспокоить…
— Мы никого не беспокоим, Милика, иначе человек не стал бы нам предлагать. Товарищ инженер, мне нравится, что вы не злопамятны. Сон — это одно, история с умершей — другое. Хотя я считаю, что вы должны очень серьезно проанализировать этой ночью положение и проверить, чиста ли у вас совесть.
— Бросьте, дядя Панделе, можно и завтра проанализировать. А где будет спать господин инженер? Как, Мирчулика, пустишь его к себе в кровать?
— Я бы с удовольствием, но я храплю… И иногда, после тяжелого дня, мечусь в постели…
— Ладно, ладно, Мирчулика, не извиняйся, мы поняли. Ну, что же мне остается? Придется предложить вам, господин Джелу, половину моей кровати и моего жизненного пространства. Согласны?.. Вот и прекрасно! А теперь — баиньки! Всем! Мадам Милика, погасите свечки, как бы нам не погореть!
— И двери запрем! — попросила Милика.
— Запрем… Чтобы не пришел убийца и не убил нас в наших собственных постелях, — засмеялся Димок, поворачивая Ключ в замке. — Берите пижаму и приходите. Откажемся сегодня вечером от чистки зубов, согласны? — добавил он, широким жестом распахивая дверь своей комнаты… — Все, что имею… Вы предпочитаете спать у стены или на краю?
Пожав плечами, Джелу начал быстро раздеваться.
В комнате Нае царил образцовый порядок. Будучи меньше других, она казалась более просторной — может быть из-за того, что все вещи лежали на своих местах. На столе — ничего: ни цветов, ни часов, ни книг, ни даже газеты. «Ну и порядок у этого человека!» — сказал себе Джелу, размышляя о том, что пора бы и ему принять меры относительно своего будущего, начать с пустяков — утренняя зарядка, порядок в ящиках стола…
— Ну, что вы скажете обо всей этой чепухенции? — спросил Димок, со вздохом облегчения устраиваясь в кровати… — Она вам ничего не открыла? Ведь вы — как-никак — были ей самым близким…
— Если хотите… мне искренне жаль Габриэллу, но между нами не было ничего серьезного… Просто игра, которую, как вы говорите, она пробовала и с другими, до моего приезда.
— Вы правы, Габи была женщина «игривая», как верно выразилась Милика. Но я думал, что вы, как последний избранник, знаете больше других. Так-таки она вам ничего и не сказала?
— Нет, ничего… Вы думаете, она покончила самоубийством?
— Ну вот еще… выдумка Цинтоев, как и история с двойным преступлением. Я думаю, что это несчастный случай… Но вы тоже немного виноваты.
— Я не понимаю.
— Ну, когда она пригласила вас с собой… Если бы вы согласились, может, Эта сумасшедшая не вошла бы в воду… Но, видно, так уж ей было на роду написано. С приветом была, бедняжка… Ну как, гасить свет?
Заложив руки за голову, Джелу лежал, уставившись в потолок. Тьма постепенно смягчалась — по мере того, как глаз привыкал к ней. Джелу падал с ног от усталости, но заснуть не мог. Чужое тело, лежавшее рядом, казалось, было погружено в спокойный сон. Самые разные образы хаотически кружились в мозгу Джелу, не в силах выстроиться в стройный ряд. Габриэлла Попа умерла. Это — несомненный факт. Но каково его значение — этого Джелу не мог понять. И вообще имел ли он какое-нибудь значение? Может быть, произошел несчастный случай? Могла ли Габриэлла, подвыпившая, войти в воду и утонуть? Это было вполне вероятно. Но если… какое там «если», ну его к черту! Да, но какая связь может существовать между Петреску и Габриэллой? Между его убийством и ее смертью? Нет, это просто бессмысленно… абсурдно! И все же Джиби говорит: «Совпадение, дорогой, — это хлеб криминалиста…» Совпадений не бывает… Ну, какого черта? Жизнь полна совпадений… Карусель в голове Джелу начала вертеться все медленнее, все медленнее… и постепенно он погрузился в дремоту.
Двор утопал в тумане. В одном из окон дома горел огонек, с трудом пробивающийся сквозь вязкую тьму. Собачий вой, перемежающийся злобным рычанием, прерывал время от времени мрачное молчание ночи. Большие ватные волны тумана медленно передвигались, время от времени в их черные прорехи можно было разглядеть ограду.
Калитка ударилась о стену так, словно ее выпустила чья-то рука… приглушенный шум шагов пропал вдалеке. Словно привлеченный светом фонаря на шоссе, белесый пар закружился в молочно-белом хороводе. Проволочная ограда птичьего двора заколебалась под ударами крыльев. Тонкое шипение гусей разбудило всех птиц, потом беспокойство постепенно улеглось. Туман редел, обнаруживая неверные очертания двора. Посередине, казалось, двигалось темное пятно. Ужасный вой собаки раздавался со все более короткими перерывами. Сгусток двинулся, и в ночном тумане вырисовался мужской силуэт. Огромной тенью он вдруг метнулся к двери кухни. Казалось, он внимательно изучает ее. Потом на какое-то время замер, погрузившись в тьму, слушая или глядя в неизвестном направлении. Когда он задвигался снова, послышалось короткое металлическое звяканье. Тень быстро, как бы взвихривая вокруг себя редкий туман, метнулась к веранде. И опять замерла, прижалась к стене, привлеченная освещенным окном. Пронзительный крик разорвал тишину. Силуэт неподвижно стоял перед окном. Волоча, за собой тяжелую цепь, собака с лаем ворвалась во двор и кинулась к неизвестному. В несколько шагов тот домчался до забора и растаял в бездне.
