Эй, кажется, сработало! В ее голове возник образ ее самой, Росса и трех ее детишек, живущих в одном из тех четырехэтажных домов с красивыми балкончиками, мимо которых она проезжала на автобусе. Может, они даже наймут няню. Только не слишком симпатичную. И дочки Росса тоже могут жить у них, только будет трудновато стать для них матерью, ведь они всего на два-три года младше нее самой.
— Проблемы — это всего лишь новые возможности, — говорила она себе, оглядывая свою кухню. Этот ужасный пластик под дерево. И дверь, которую городской совет никак не соберется починить. Да, и надо будет обязательно попросить Росса купить посудомоечную машину.
Кейт раздумывала над тем, как изменилась ее жизнь. То есть, их жизни. Для Чарли Эд оказался отнюдь не злым отчимом, а скорее сказочной доброй феей. Из тех жалких средств, что выделяла ему Бернис на воспитание дочери, он умудрялся выкраивать фунт-другой и потихоньку совал их Чарли, чтобы та могла купить на обед что-нибудь полезное и вкусное. «Сандвич с хлебом грубого помола, — говорил он ей. — И обязательно салат». Она кивала, говорила «спасибо» и уходила с довольным лицом, на котором крупными буквами было написано: «шоколад» и «чипсы».
Когда-то Чарли брала уроки игры на пианино, и это были нелегкие три года. Эд сумел договориться, чтобы старое пианино настроили, и время от времени он отрывал Чарли от компьютера и играл с ней простенькие дуэты, пока Джек в одиночку продолжал бороться с мировым злом. «Эта песенка нравилась мне больше всех», — слышала Кейт слова своей дочери, перелистывающей старый сборник детских пьес. Кейт не могла припомнить, чтобы Чарли нравилось хоть что-нибудь, связанное с пианино. На десятилетие дедушка подарил ей набор юного химика, и первое, что она попыталась взорвать, был именно несчастный инструмент.
Кейт заметила, что волосы Чарли становились все длиннее, а в один прекрасный день она нашла в мусорном ведре электрическую бритву. Когда она рассказала об этом Эду, тот сказал: «Ага, значит, сработало!», загадочно улыбнулся и отказался объяснять, что он имел в виду.
Джек уже не так долго засиживался у них, и Чарли стала спускаться на ужин, смотреть вместе со всеми телевизор, играть с Джорджией. А еще, подкрасив ресницы и губы, она стала заходить в магазин Кейт — поболтать и пофлиртовать с Дагги, полистать его журналы. И Кейт испытывала невольное облегчение. Раньше она часто представляла себе, как в ответ на расспросы ей придется говорить, что ее тридцатилетняя дочь живет со своей «подругой» Робертой.
— У Чарли только что окончился период, который мы в школе Томаса Крэнмера звали болезнью самоопределения, — сказал Эд.
— Ты работал в школе Чарли? — воскликнула Кейт.
— Ну… я некоторое время поработал воспитателем, думая, что смогу заняться педагогикой. Но оказалось, что это утомительный и деморализующий труд, а вместо благодарности получаешь только оскорбления.
— А когда ты там работал?
— В 1995 году.
— А, понятно. Это было задолго до Чарли. И как долго?
— С пятого по восьмое сентября.
Да, все складывалось на удивление гладко, думала Кейт, пробираясь домой сквозь толпы вечернего Оксфорда. Они с Эдом никогда не ссорились, и, что еще важнее, после рабочего дня она возвращалась в теплый и опрятный дом, где ее ждали вкусный ужин и относительно жизнерадостная Чарли. Если бы еще у Эда был какой-нибудь доход, все было бы просто идеально.
Дома она с порога крикнула «Привет!», принюхалась к ароматам, доносившимся из кухни, и прислушалась к разговору, происходившему в гостиной.
— Итак, — говорил ее дочери Эд, баюкая на руках Джорджию, — если кубический корень из пи плюс два квадрата радиуса равняется девяти, тогда икс будет равен квадрату гипотенузы, разделенной на четыре игрека минус радиус. — (Или что-то в этом роде.) Эд поднялся и закончил: — Ну, а теперь попробуй решить следующую задачу сама.
В такие минуты волна счастья захлестывала Кейт с головой, так что ей приходилось напоминать себе, что Эд неспособен превратить выброшенное на помойку кресло в нечто такое, что помогло бы оплатить три телефонных счета.
— Как прошел день? — спросил он.
— Тридцать пять.
— Все же лучше, чем вчера.
Она хмыкнула в ответ. Вчера было минус два пятьдесят — сумма, потраченная ею на обед.
— А как ты?
— Написал кое-что, пока Джорджия спала.
— Молодец. Сколько?
— Абзац.
— О!
— Зато какой. Хочешь почитать?
— Давай.
Он был прав. Абзац был великолепен. Но за чашкой чая они подсчитали, что со скоростью один абзац в день Эд закончит свою книгу к сорока семи годам.
— Когда Джорджия пойдет в ясли, я смогу писать быстрее, — сказал он.
Кейт закатила глаза и сказала:
— До тех пор еще жить и жить! — а потом спросила, чем это так вкусно пахнет из кухни.
— Курица с лимоном и эстрагоном. Разумеется, все экологически чистое.
— Но ведь это страшно дорого!
— Так мы же сегодня заработали тридцать пять фунтов, забыла?
— Мы? — чуть было не сказала Кейт, но сдержалась, вспомнив, что Эд совсем недавно увеличил стоимость ее дома на десять тысяч фунтов.
Мой главный герой, Рики, получался отменным молодцом. Где-то посередине первой главы я решил не обременять его малолетней дочерью: во-первых, потому что ее пришлось бы подвергнуть существованию в условиях недостатка кислорода на больших высотах, и, во-вторых, потому что Рики активно занимался сексом в палатках и чайных. Действие происходило в семидесятых годах, так что обилие свободной любви было абсолютно правдоподобно. Удалив все ссылки на маленькую Оливию, я принялся создавать характер с интеллектом инспектора Морса, дедукцией Шерлока Холмса, выносливостью шерпа Тенцига и внешностью Че Гевары.
— Если ты пишешь его с себя, то получается не очень похоже, — заметил мой брат и где-то с минуту заливался смехом на другом конце телефонного провода.
После этого я решил не рассказывать о том, что пишу. Кто-то сказал, что это подобно открыванию духовки, когда там печется суфле. И я стал возить Джорджию в одно замечательное кафе в восточном Оксфорде, где были детские стульчики, и игрушки, и другие малыши, которые могли занять ее внимание, а сам в это время строчил в большом блокноте — совсем как Джоан Роулинг[34]. Дома я дожидался, когда из школы вернется Чарли, вручал ей Джорджию вместе с платой за час сидения с малышкой и садился за компьютер: печатать все написанное за день, распечатывать на принтере и перечитывать вновь. Свои ежедневные труды я обычно подытоживал словами: «Чертовски здорово».
К концу января у меня уже было готово три главы и краткое содержание всего романа. Оставалось лишь выбрать, какое из литературных агентств осчастливить первым.
В конце января Донну по утрам тошнило, Зоуи и Мэтью проводили выходные вместе, а Росс налаживал отношения с «танцовщицей» из Ромфорда.
Бронуин и Гидеон воссоединились и регулярно встречались в баре поужинать и выпить пинту пива. Бронуин была счастлива, что он отрывал себя от кулинарных изысков Кристин ради того, чтобы провести вечер с ней, но правда состояла в том, что Кристин слегла с гриппом и еду готовил Боб. После одного особенно несъедобного омлета с курицей и Боб, и Гидеон в течение суток мучились расстроенными желудками, а слабая, прикованная к постели Кристин отчитывала Боба за то, что он предварительно не обжарил кусочки курицы. В следующий раз он все сделает правильно, отвечал ей Боб. В те дни, когда Гидеон предупреждал, что не придет ужинать, Боб делал себе тосты с сыром. С этим блюдом он отлично справлялся.
— Боюсь, моя хозяйка все еще плоха, — ответил Боб Эду, который позвонил, чтобы узнать о здоровье Кристин.
— Ай-яй-яй.
— Так что придется нам в следующий четверг собраться у вас, заодно посмотрим, что вы там переделали.
— Да, конечно. Думаю, Кейт не будет возражать.
— Напомни мне, как зовут того парня, чью книгу мы должны прочитать. Подожди-ка, лучше я запишу, а то опять забуду.
— Фар-ли Мо-у-эт, — по слогам произнес Эд. — «Не кричи «Волки!»».
— Ага. Триллер, да? Ну и кто же убийца?
Скорее всего, Боб не станет читать книгу, если узнает, что это реальная история о человеке, наблюдавшем за семьей волков в Северной Канаде, а Эду так хотелось, чтобы вся группа прочитала ее.
— Скорее повесть о выживании с эпизодами из жизни животных.
— То есть что-то вроде Дика Фрэнсиса[35]?
— Их часто сравнивают.
Боб положил трубку и вернулся к рубашкам Гидеона, только что вынутым из сушилки; насколько он мог судить, гладить их не было никакой нужды. Он повесил их на плечики, отнес в комнатку Гидеона, потом спустился вниз и вычеркнул из списка Кристины пункт «Постирай и выглади рубашки Гидеона (не забудь накрахмалить воротнички)».
