— А зачем тебе это нужно?
Всеслав крепко сцепил обе руки и посмотрел наверх. На соседней елке, на пушистой ветке сидели две серенькие белочки и с любопытством на них смотрели. Но вряд ли посланник их заметил.
— Я слышал, что у ведьмы ее вторая душа вылетает во время сна в виде огненного шара. А поймать ее можно только мужскими исподними штанами, — сообщил он довольно злобно. — Вот, решил проверить. Интересно мне посмотреть на вторую душу ведьмы.
Любава потрясенно молчала, только глядела на него своими синими-синими глазами.
— Ну зачем ты спрашиваешь? Неужели не понимаешь, отчего делают такое предложение?
— Нет, Всеслав. Не готова я стать твоей подругой. Да и с Сольмиром мне пока не все ясно. И потом… Не поможет твое покровительство. Послушай меня внимательно. Тебя, конечно, сейчас муромцы уважают. Ты обещал им покровительство Черниговского князя и сдержал обещание. Но в моем случае задействованы силы более могущественные, чем ты думаешь. Никто не обратит сейчас внимания на польского посланника. Да и на полоцкого тоже. Если ты не хочешь, чтобы от тебя вообще все начали скрывать, никому не говори о своей симпатии ко мне. Ничего особенного, конечно, но скорее всего эти волхвы притворятся, что с тобой согласны. Однако поступят все равно по-своему. А потом скажут, мол, извини, мы вообще-то тебе очень благодарны, но так неприятно получилось…
Всеслав смотрел на девушку пристально, прищурив глаза.
— Значит Суждаль, ты сказала?
Они помолчали. Потом Всеслав шагнул к понурившейся Любаве, поднял с пенечка и придержал за плечи.
— Так что, ты говоришь, чувствует пешка, которую приносят в жертву?
— Она очень не хочет. И ей страшно.
Он обнял ее и крепко прижал к себе. Любава не сопротивлялась и тихо стояла, прижавшись головой к лисьему воротнику его тулупа. Постепенно страх отступал. Ведь Гостомыслу совершенно не выгодна ее смерть. Он тогда не сможет больше управлять Рагнаром. Возможно, что его план еще сложнее, чем она думает.
— Всеслав, не знаешь, как проходит жертвоприношение?
Тот еще крепче прижал Любаву к себе, думая о том, что ему, видимо, придется просто похитить упрямую девицу перед жеребьевкой. Яснее ясного, что это не будет против ее желания. А в этом случае не возбраняется похитить даже колдунью.
— Нет. Точно не знаю. А всякими слухами пугать тебя не хочу.
Они еще постояли, обнявшись. Потом Любава неохотно высвободилась.
— Благодарю тебя, Всеслав, — неожиданно робко сказала она. — Мне уже не так страшно. Я пойду домой… Темнеет.
И действительно, смеркаться зимой начинало рано, особенно в лесу.
Девушка развернулась, не дожидаясь его ответа, и быстро побежала домой.
Дома Любава как могла, старалась отвлечься от своих тревожных мыслей, занимаясь хозяйством. Но в ближайшую же ночь ей приснился в кошмаре черный дракон с серебряной чешуей и желтыми глазами. С утра все начало валиться из рук. Не так-то это просто, молча ждать, пока тебя принесут в жертву. Да и еще в таком мерзком месте. Потом она начала подозревать своих новгородцев в том, что те все знают, но молчат, чтобы ее не пугать. К вечеру второго дня ее остановил Творимир, с беспокойством спросивший, что, мол, случилось. Любава выронила из рук кринку со сметаной. Творимир на лету перехватил кринку, вернул ее на стол и вопросительно посмотрел в тревожные глаза дочери своего друга.
— Не скажу, — мрачно ответила она. Лгать и изворачиваться Любава не могла, а доверять почти перестала. Творимир нажал девушке на плечи, усадив на лавку, сел рядом и стал ждать.
— Можно подумать, ты сам не знаешь, — пробормотала Любава, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. — Ты сам говорил, что нужен повод для появления в Муромле дружины Ярослава.
— Я сказал тебе все, что знаю, — мягко ответил Творимир, — расскажи остальное.
— Всеслав сказал, что в этом году решено принести человеческую жертву. И Коснятин, на днях вернувшийся из Суждаля, уговорил нанести мое имя на палочки для жеребьевки.
Творимир выдохнул сквозь зубы.
— Опять же, Всеслав сказал, что всех остальных девиц родители сейчас выкупают. Там останусь чуть ли не я одна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В избе наступило молчание.
— Рагнар перед отъездом взял клятвы с Харальда, что наш варяг не допустит, чтобы с тобой что-нибудь случилось, но…
И он замолчал.
— Что? Больно Гостомыслов план хорош? — с ехидными интонациями Всеслава поинтересовалась Любава.
Творимир отвел глаза.
— Да! — наконец, ответил он. — Только в последний момент нужно будет тебя спрятать. Достаточно уже будет и того, что на тебя упадет жребий. Незачем тебе будет находиться рядом с капищем, когда его окружат воины Ярослава. Только, девонька, не сделай сейчас ничего неосторожного. И успокойся. Мне ли напоминать духовной дочери отца Игнатия, что и волос не упадет с твоей головы без воли Божией? Ты только кажешься одинокой и беззащитной, а на самом деле ты сверх мыслимого защищена.
— Понимаешь, Творимир, — смущенно ответила Любава, — этот черный дракон — кошмар из моих детских снов. Знаешь, каково это, встретиться наяву с ночным кошмаром? Не очень кори меня за малодушие.
— Все мы подвержены страху. Но победу в брани одержит только тот, кто победит страх.
Творимир легко обнял девушку за плечи, чуть встряхнул. И когда он ушел, Любава поняла, что он и вправду ее успокоил. Война есть война.
Совсем на ночь глядя, в сумраке ее избы неожиданно возник Сольмир.
— Ох, Любава, не смог не зайти, — с несчастным видом произнес он, усевшись в темном углу на лавке. Любава налила медвяный квас в кружку и протянула сказителю. — Тебе ведь сказали, что мне отец запретил ходить к тебе?
Она кивнула.
— Женишься на Любомире, — сказитель с отвращением скопировал отцовские интонации, — как будто я не парень, а… Ну, в общем, тошно мне.
Любава села рядом с ним на лавку.
— Давай, я тебе что-нибудь по-гречески расскажу. И непонятные слова переведу, — грустно сказала она.
— Можно, я к тебе иногда буду ходить потихоньку, когда стемнеет? Когда совсем невтерпеж станет? У тебя так тихо, так спокойно. И притворяться не надо.
— Можно, конечно, но ты так долго не продержишься, — рассудительно произнесла новгородка. — Ты не думал о том, чтобы перейти в дружину князя Ярослава?
— Давно уже думал, — еле слышно ответил Сольмир.
* * *
Занятая своими переживаниями, Любава не заметила, как подошли Волчьи дни. Конечно же, отгрызать ветки для гадания, как это делали зубастые муромские девицы-красавицы, она не ходила. Но ее так настойчиво приглашали на девичьи посиделки, что отказаться, не обидев юных любительниц ночных зимних бдений, новгородка не могла. Вооружившись не только кинжалом, но и парным к нему мечом, подаренными ей Рагнаром на пятнадцатилетие, девушка прошла в сгущающихся сумерках к указанной ей просторной бане. Там, внутри, в натопленном помещении уже сидели полторы дюжины девиц. Любава сняла с себя шапку. Тулуп она снимала много раз тренированным движением. Так, чтобы меч в ножнах оказался в особой петле изнутри тулупа. А перевязь осталась под теплым нарамником, надетом поверх рубахи. Сложив свой меховой тулупчик в уголочке, сняв валенки, перекинув косу через плечо, Любава с улыбкой переместилась из предбанника в баню. Девицы, рассевшиеся на лавках и на теплом полу, травили страшные байки.
— … и вот, видит он, на поляне под деревом, на котором он сидел, собралось множество волков. Вдруг раздался свист, от которого пригнулись все деревья, попадали наземь звери лесные, забились в норы мыши полевые. И на поляне между волков появился лютый зверь, змей трехглавый, крылатый. Тут все волки начали к нему ластиться как кутятки к мамке, мордами о чешую тереться, под горячее брюхо залезать и на спине перед ним валяться. Навалялись, наластились вдоволь, и заговорил с ними зверь лютый, змей трехглавый крылатый. Ты, говорит, Серко, беги в такую-то деревню, там бабы младенца недосмотрели. Будет тебе пропитание. А ты, говорит, Мохнатко, беги к городу Муромлю…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})