— Не думаю, что ты сможешь, Любава, — Сольмир, прислонившись к закрытой двери, мрачно смотрел девушке в глаза. — Сначала тебя затащат в святилище Велеса. Помнишь те медвежьи шкуры, которые я тебе показывал? Ты ведь ни разу не была с мужчиной, и после такого тебе будет не до защиты…
Вот ведь, она же ничего такого ему не говорила. Сколько всего сказитель сообразил еще?
— … а потом тебя во внутреннем дворе святилища будет ждать медведь-шатун. Берлогу уже обложили.
Любава с трудом сглотнула. Вздохнула, выдохнула. С усилием взяла себя в руки.
— Все не так страшно, Сольмир, — начала она.
— Да, ничего особенного, — криво усмехнулся сказитель. — Я знал, что дорогу в святилище ищет князь Ярослав. И я бы показал тебе дорогу.
— Тогда ты уже был бы мертв, — грустно сказала Любава. — Этого бы тебе не простили. За нами наблюдали. Наш поход обсуждался. Всеслав спрашивал у меня, зачем ты на руках нес меня в святилище… Я все равно нашла туда дорогу, Сольмир. Я никогда не сбиваюсь с пути, завязаны у меня глаза, или нет. Прости, я обманывала тебя, когда не сказала об этом. Но я боялась за тебя. Не хотела, вынуждать тебя добровольно выдавать эту тайну.
— Ах, вот почему ты плакала, — резко мотнул головой сказитель, хищно блеснула серьга в его ухе, — а я-то гадал. Но мне совсем не жаль Велесову берлогу. Она загораживает Муромлю путь в будущее. Эка, тоже мне, красота. Так князь Ярослав знает теперь дорогу?
— Знает, — подтвердил Харальд. — И в ближайшее время уничтожит святилище. Сольмир, ты едешь в Суждаль. Не думаю, что муромцы порадуются открытому тобой пути в будущее. А Любава… Я дал клятву Рагнару, что позабочусь о его дочери.
— Сегодня Рагнар не стал бы требовать у тебя соблюдения этой клятвы. Он христианин. И я христианка. А если дружинники князя задержатся? Да мало ли какая неожиданность может случиться? Как же мы можем позволить Ростиле оказаться перед медведем-шатуном?
Харальд просто отшатнулся после этих слов. Или он берет на себя ответственность за свою милую и отправляет ее в Суждаль, или что?
Творимир с загоревшимися глазами наблюдал за другом. Сольмир тоже внимательно за ними наблюдал. Не будучи христианином, он собирался умереть, но предупредить Любаву. Он ведь не знал, что ей все известно. Конечно, ему теперь было интересно, как поступят настоящие христиане.
— У меня нет выбора, — сказала Любава. — я должна остаться. И надеяться, что князь не опоздает.
— Да, за Ростилой идти уже поздно, — тихо подтвердил ее решение Харальд. — Но Сольмир и Добровит немедленно едут в Суждаль. Рассвет совсем скоро.
* * *
К середине следующего дня к Новгородскому двору подошло множество муромцев с требованием выдать сына старосты, прячущегося, по слухам, у колдуньи Любавы. Едва заслышав, что толпа собралась перед Новгородским двором, Всеслав на коне примчался к месту событий. В полураспахнутых и заклиненных воротах стоял Харальд в шлеме, кольчуге, с мечом на боку. Меч пока был в ножнах.
— У нас нет Сольмира, — негромкий и спокойный голос варяга разносился над затихшей толпой. — Заметьте, что наш двор построен так, что напасть всей толпой одновременно вы не сможете. Поодиночке мы перебьем всех, кто осмелится вступить на нашу землю без нашего разрешения.
Муромцы слушали очень внимательно. Помимо убедительного голоса за Харальдом еще и не менее убедительно реяла слава викингов. А именно: все знали, что норманны, вступив в битву, ничего не соображают, пока всех не перебьют. Правда это, или преувеличение, никому проверять не хотелось. Все ждали.
— Если вы решите поджечь наши дома, то подумайте, что ветер сейчас дует в вашу сторону.
Всеслав, слушая Харальда, думал о том, что собравшиеся муромцы, как бы их ни настраивали, не желают нападать. Если бы новгородцы прибыли большим, грозным войском, их бы встретили с оружием в руках. Кто бы победил неизвестно, но сеча бы была знатная.
Но они прибыли всемером. Овдовевший купец с маленьким сыном, юная лекарка и четверо воинов для их защиты. Маленькая капля во враждебном к Новгороду Муромле. И от них не стали защищаться. Их приняли, опустив щиты. И потому смогли восхититься маленьким мальчиком, с кулаками бросавшимся защищать обижаемых. Как было не удивиться кристально честному купцу Тишате? А еще новгородцы не мстили за причиненные обиды, доброжелательно относились к муромцам, с неподдельной любовью относились друг ко другу. А еще кузнец Житобуд так подружился с купцом Тишатой, что они еженедельно распивали совместно медовуху. Исцеленная Любавой и влюбленная Ростила уверяла всех женщин города, что нет среди муромцев ни одного, равного ее новгородцу. А была еще веселая колдунья Любава, так не похожая на прочих ведьм. Сольмир ходил к ней тайком, даже когда ему запретил отец. А сам Всеслав примчался, забыв обо всем, едва только услышал, что ей грозит опасность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И теперь жителей города было невозможно убедить, что эти самые новгородцы являются их врагами. Муромцы стояли, переминаясь с ноги на ногу, совершенно не желая зла этим неплохим, в общем-то, людям. Если бы горожане еще были в подпитии, можно было бы их подбить на нападение, но теперь в трезвом виде, в середине дня… Да они давно бы разошлись по домам после слов Харальда, если бы…
Но это было очень серьезное «если бы». В толпе находилось множество волхвов, собравшихся в Муромле к солнцевороту со всей Руси, а также их личные холопы, а также зеваки, прибывшие в город из самых неожиданных мест, заслышав о необычайном жертвоприношении. И вот эти коноводы толпы представляли серьезную опасность для новгородцев.
— Предлагаю выбрать несколько человек, которые пойдут и проверят мои слова, — спокойно сказал Харальд, цепким взглядом, окидывая крыши соседних домов, не появился ли где лучник. Но мысль о лучнике, а залесские охотники славились невероятной меткостью, пришла в голову только им со Всеславом. Хорошо, что среди волхвов воинов не было.
Несколько человек с длинными, заплетенными в косы бородами собрались вместе, обсуждая предложение Харальда. Всеслав соскочил с коня, привязал его к ближайшему столбику и подошел к воротам. Варяг внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал. Возражать не стал.
Послы быстро обыскали дома новгородцев. Сольмира там не оказалось. Тогда один из волхвов подошел к Харальду.
— Мы должны забрать с собой Любаву, — твердо заявил он варягу.
— Они успели провести жеребьевку, — ошеломленно подумал Всеслав. — А мне ничего не сказали. Любава была права. Только поползли слухи о наших с ней близких отношениях, как от меня все стали скрывать. Что же теперь делать? Ох, Любава!
— Это зачем вдруг? — изображая полное неведение, спросил Харальд.
— Если Сольмир появится, он к ней пойдет, а мы его поймаем.
Глупее объяснения не придумаешь, но воин не стал спорить, понимая, что правду ему не скажут. И то, вплоть до дня жертвоприношения Любаве ничего не грозило. Что уж теперь…
Обсуждаемая Любава в тулупе и шапке стояла во дворе. Всеслав старался на нее не смотреть.
— Где я буду жить? — спокойно спросила она. — Кто меня будет охранять? Кто поручится за мою безопасность?
— Нам необходима уверенность в ее безопасности среди чужих людей, — холодно подтвердил Харальд слова лекарки.
— Справедливо, — признал один из волхвов, добродушный на вид, раскосый, с редкой, заплетенной в жидкую косичку бородой. — Девицу будет стеречь наша стража, но один из вас может навещать ее и оставаться с ней, сколько захочет.
Волхв-то со властью. Недавно прибыл, — понял Всеслав. — Как это польского посланника, зачинщика переговоров с князем Мстиславом, с ним не познакомили? Не доверяют больше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Любава посмотрела на Творимира, и тот сделал шаг вперед. Польский посол с бессильной злостью смотрел им вслед. До зимнего солнцеворота осталось чуть больше шести дней.
На следующий день, после практически бессонной ночи, Всеслав нашел Харальда.
— Скажи, — без всяких предисловий он обратился к новгородцу, — вы собираетесь освобождать Любаву? Я пришел предложить свою помощь.
