— Ладно, ты это… не гоношись… я ж могила, никому не скажу, как ты… хи-хи… кхм, в общем, пока я тут, с мальчиками завязываем.
— И надолго вы к нам в гости? — язвительно поинтересовался царь.
— Точно сказать не могу, — признался Иван. — Но уж, как говорится, гость пришел — улыбайся шире.
Отвлекшись на разговор, Иван и не заметил, как шаловливые девичьи руки растормошили таки царское достоинство, видать не весь интерес к девкам у царя потерян был.
— Ой, батюшка, велика же ваша сила мужицкая, — хихикнула бессовестно чернявая девка, слегка прикрыв рот ладошкой.
— Будем, батюшка, бутылочку крутить или сами выберите? — деловито поинтересовался Михалыч, наблюдая проснувшийся интерес царя.
— К-к-какую бутылочку? — закашлялся от неожиданности Иван. — Ты же мне только рюмашку подносил!
— Ваше Величество, бутылочка у вас на этот случай под кроватью всегда стоит, — деликатно прошептал, наклонившись пониже, на ушко царю Михалыч. — Вы бутылочку достаньте, девки кружком станут, вы ее крутаните, — терпеливо, как ребенку пояснял Михалыч, — на кого бутылочка покажет, ту и осчастливите своим царским благоговением!
Михалыч не выдержал торжественности момента и хихикнул. Девушки, моментально смекнувшие, о чем Михалыч с царем толкует, тотчас подтянулись, закрутились, начали оглаживать себя, прихорашивать, так и эдак показывая, кто из них самая прелестница.
— Михалыч, подь сюды! — поманил Иван камердинера пальчиком, — Это что же получается, я могу прям сейчас любую из них того…? А что батька ейный скажет, куды дите девать, если случаем чего боком выскочит?
— Ваше Величество, все будет нормально, а детей тех по царскому двору много шастает. И матери и ребенку то большое счастье к царской благодати прикоснуться. К тому же довольствие от казны положено, чай не байстрюки, а царская кровь.
— Да ты что?! — воодушевился Иван, представив сладкие картины любовных утех. — А если без бутылочки, всех разом?
— Господи, охолонись, дурак, — некстати вклинился царь. — Да тебя на одну бы хватило, куды ты позор свой тащишь? Хочешь, чтобы потом девки по всему дворцу разнесли, как царь многого захотел, да на первой и угорел? Одну бы осилить, не осрамиться, укроти норов свой жеребячий, дурень!
— Так нельзя, Ваше Величество, не поймут. Традиции для нас святы, на них империя держится! — деликатным шепотом пояснил камердинер, зная, по всей видимости, о царских возможностях.
— А так все хорошо начиналось, — вздохнул полуодетый Иван. — Отставить бутылочку, царь нынче не в настроении.
Ивану как-то не улыбалось заниматься приятным делом под прицелом десятка пар глаз, а как этим цари занимаются в самом деле, спрашивать было неудобно. И так уже дурнем через слово обзывают, к чему еще глупость свою напоказ выставлять?
— А что, царь, на эдакие твои шалости жена говорит? У нас бы из дому выгнала и на весь белый свет осрамила.
— Ваня, тут не казарма! Что она скажет? Думаешь, ее по утрам девки одевают? Ага, как же! Отдельная гвардейская рота при дворце есть, вся их служба в том и состоит, что царицу ублажать. У царей, Ваня, жизнь своя и есть в ней свои тяготы и проблемы, — царь тяжко вздохнул, — но тебе, дурень, этого не понять.
— Опять дурень? Не глупее некоторых, ты вот можешь кочергу в узел завязать? Что, съел?
— Ваня, дурень ты и есть, нечто сейчас можешь эдакое сделать? Угораздило же такому дурню в царскую башку заскочить, это же погибель Империи! Неисповедимы пути твои, Господи!
Иван посмотрел на свои руки и вздохнул, действительно глупо получается. И с девками может осрамиться, желания-то у него молодецкие, а возможности царские.
— Геть все отсюда, без вас оденусь! — нахмурившись, приказал Иван.
Девушки недоуменно переглянулись и одна за другой выбежали из опочивальни царя. Михалыч за ними дверь закрыл, собрался было помочь царю закончить одевание, но Иван отмахнулся, мигом оделся, на ходу прикидывая, что к чему одевается, причесал жидкую шевелюру пятерней, глянул на себя в зеркало, поморщился, вновь увидав оплывшую фигуру царя в отражении, махнул рукой и направился к дверям.
* * *
Не всегда новое — это забытое старое. Иногда это обычная лужа в необычном месте.
Иван решительно шагал по бесконечным коридорам дворца, удивляясь безумной роскоши и огромности дворца. Привычной функциональности и добротности, присущих военным сооружениям, или простоты и удобства, свойственных жилищам простых людей, взгляд не замечал. Все сделано так, словно кем-то была поставлена задача упихать в ограниченный объем дворца несметные сокровища Галактики. И при всем при этом Россия перед всяким прочими спину гнет и улыбается угодливо, чтобы не дай бог каких льгот торговых не лишили.
— Сколько же деньжищ в дворец вбухали, царь-батюшка? Да на такие деньги можно целую флотилию новую построить и с послами чужеземными не в улыбки играться, а кулаком треснуть и на дверь показать.
— То не твоего ума дело, Ваня! У тебя забыли спросить, как дворец строить, — сухо ответил царь.
— А мог бы и посоветоваться с народом, народ не дурак, глупого не скажет, — поучал Иван царя, стараясь по привычке удержать в голове путь от спальни до обеденного зала.
— Быть тебе, Иван, первым советником… — Иван расплылся в довольной улыбке, — при постоялом дворе, а в государственных делах ты как дитя малое. Не то ценно, что на стену повешено, а то, что за семью замками спрятано. Ты хоть задумывался, откеле в твоем баке горючее появляется? То-то же, а туда же — поуча-а-а-ть.
— Не пилотское это дело о горючке думать, на то техники и снабженцы имеются, пусть у них мозги об том болят. Наше дело врагов гонять, да из пушки стрелять!
— Вот именно, что видишь не дальше ствола своей пушки. А у царя голова должна обо всем думать. Вот ты сейчас о чем задумался? Можешь не отвечать и так понятно, что о бабах. Только об этом и можешь думать, тоже мне царь новоявленный.
— А ничего зазорного в том нет, коли мужик здоровый о бабах думает!
— Кто же сказал, что это зазорно, только у тебя, Иван, кроме этого в голове вообще ни одной мысли нет.
Иван, заболтавшись с царем, не заметил, как перешел с быстрого шага на трусцу, а потом и вовсе припустил, что есть мочи, словно в столовую гарнизонную к раздаче опаздывал. Встречные, завидев бегущего царя, испуганно прижимались к стенам и недоуменно переглядывались — отродясь такого не было, чтобы царь во дворце бегал.
Торжественно вышагивал — было, шел задумчиво — видали, весело хихикая и подпрыгивая по случаю именин собственных — случалось. А вот бегом, как выпущенная из лука стрела, никогда не было. Может, случилось что — недоуменно переглядывались придворные и пожимали плечами. Хуже того собирались в кучки и обсуждали увиденное, порождая слухи и сплетни во дворце.
Царя такое поведение придворных расстраивало до невозможности, но, не имея сил командовать собственным телом, вынужден он был лишь постанывать сквозь зубы и чертыхаться.
Михалыч, стараясь держаться вида важного и невозмутимого, с трудом поспевал за царем. Не было доселе такой причуды у царя по коридорам бегать, где же прыти набраться, чай не мальчик уже взапуски бегать. Да и не приспособлены царские коридоры к бегу — сплошь изгибы да повороты, вазы китайские, да диваны атласные. Неровен час при таком галопе что-то сшибить можно или во что-то врезаться ненароком. Как накаркал.
Иван, бодрой рысцой рванув за очередной поворот, запнулся о сгиб персидского ковра и полетел бы башкой вперед, сметая все на своем пути, но армейская выучка помогла. Сгруппировался как мог, крутанулся через левое плечо, уперся рукой в стену и только подумал, что сейчас задницей в ту же стену врежется, как случилось неожиданное.
Стеночка легонько скользнула в сторону, и Иван влетел в темное помещение. Стеночка, впустив гостя, бесшумно скользнула на место, свет померк.
— Ничего себе сюрпризы, — подумал про себя Иван, стараясь не шуметь в незнакомом месте.
Осматривайся боец, прислушивайся, принюхивайся, крути башкой, смотри во все глаза и готовься бой принять! В такой вот темноте самое то подкрасться и по башке стукнуть чем нибудь тяжелым. Без паники, солдат, без истерики.
— Где это мы, Ваня? — с явной растерянностью поинтересовался царь.
— Тебе виднее, это ж твой дворец, не мой, — резонно ответил Иван.
— Отродясь такого не видывал, — признался царь. — Как же нам отсюда вылезать обратно? Стукни по стеночке, может выпустит?
Иван стукнул. Чего не стукнуть, когда сила есть, только толку нет. Не захотела проклятая стеночка открываться, хоть ты тресни. И темно, хоть глаз выколи.
— Это ловушка! — охнул царь. — Я знал, я ждал, это заговор! — причитал он, впадая в истерику. — Нас, точнее меня убьют, на мое место посадят… господи, кого же на мое место? Жена?! Ах, сука какая! Вот же подлюка! Решила двух зайцев одним выстрелом убить — от меня избавиться и самой на трон вскочить! А может она тебя и подослала, чтобы меня в ловушку заманить? Ведь собственными ногами пришел!
