— Подожгли, — покачивая головой, продолжал майор, но комендант молчал. Он все еще смотрел в подзорную трубу. Лицо его было растеряно, нижняя губа дергалась.
— Геннадий Андреевич, надо подать команду… дело нешуточное… во-он сколько их высыпало из аула, — резким голосом сказал майор.
— Чего ж теперь делать… орудия бьют, солдаты стреляют… а дальше…
— Да командовать, командовать надо, черт бы вас побрал! — свирепея, заорал майор Опочинин.
Сучков нерешительно огляделся и тихо предложил:
— Бери на себя команду, решай сам… Я что-то не в себе, — и бочком пошел с крепостной стены.
Майор выхватил из его рук подзорную трубу и, перегнувшись через бруствер, закричал:
— Вторая полурота, в поле! Фальконетам открыть огонь! Пушкарям стрелять по аулу и дороге… — затем, не отрывая глаз от поля, на котором все больше и больше скапливалось конных и пеших мюридов, крикнул горнисту: — Играй «Все вперед!».
Услышав сигнал, солдаты перестроились в правильную, похожую на треугольник, группу, стали бить залпами.
Стоявшие позади заряжали ружья и передавали их стрелкам. По бокам, чуть выдвинувшись вперед, рассыпались пикеты, охранявшие тылы и фланги роты. Они тоже вели огонь по противнику. Несколько казаков, спасшихся от конницы Кази-муллы, спешились и через полуоткрытые ворота вошли в крепость. Никто их ни о чем не спрашивал, так измучены, взволнованы, почти невменяемы были они.
Из Андрей-аула выехала группа конных с двумя зелеными значками и полумесяцем на шесте.
— Пушкари, цель верней по этой группе.
Все орудия крепости стреляли по мюридам, держа их в отдалении от ворот. Сделав одну-две попытки атаковать роту, горцы с гиком бросились вперед, но огонь крепостных орудий и ружейные залпы защитников охладили их.
Пожар на месте бывшей слободки уже затих, и только дымные хвосты тянулись по ветру из-под головешек.
— Третья рота, в ружье и за ворота! Дальше валов и рва не идти… стрелять пометче, не жалеть зарядов, в случае чего — в штыки! — приказал майор, и третья рота карабинеров, топтавшаяся во дворе, скорым шагом высыпала на подмогу егерям.
Одна из гранат, пущенная из флангового капонира, удачно разорвалась возле конной группы со значком. Двое всадников упали, свалился и значок. Когда рассеялся дым, в крепости увидели, как бились в агонии кони, а пешие мюриды уносили в аул трех человек.
Цепь горцев, наступавшая со стороны бывшей солдатской слободки, остановилась, ее сейчас же накрыли орудийным огнем с верков крепости.
— Ур-ра-а! Бей их… коли басурманов! — видя, как шарахнулась назад цепь, закричали солдаты, взбегая на вал. Кое-кто даже выбежал за ров, но четкий сигнал ротного горниста отрезвил горячие головы, и солдаты поспешно отошли обратно.
Мюриды, по-видимому, не очень торопились со штурмом крепости, а быть может, и вовсе не думали об этом.
Конница отступила к аулу и скрылась, пехота, остановленная огнем русских и удачными попаданиями гранат, отошла. Из аула к ней потянулись женщины и дети, неся еду и питье.
Скоро на поле можно было рассмотреть сидящих на траве, прохаживающихся или мирно спящих воинов. Казалось, это не место битвы, а поле, на котором отдыхают утомившиеся работой люди.
Русские тоже перестали стрелять, но через каждые пять-десять минут то там, то тут в крепости били барабаны, играли сигнальные горны, раздавались команды офицеров.
Было около одиннадцати часов дня. Солнце обжигало кумыкскую плоскость, ветерок, еще час назад овевавший землю, уснул. Камни и хребты накалялись, и зной все сильнее охватывал людей.
Комендант не показывался, и майор Опочинин, взяв на себя всю власть над крепостью и гарнизоном, приказал выдать солдатам, занимавшим охрану перед крепостью, воду, хлеб и по куску вареного мяса.
Майор в сопровождении переводчика, прапорщика Аркаева, спустился со стены крепости и вышел за ворота, направляясь к сидевшим группами солдатам. На валу стоял фальконет, возле него человек двенадцать стрелков, слева от них еще одна команда застрельщиков, как тогда называли отличных стрелков. Во рву, укрывшись в холодке, лежали солдаты, отдыхавшие от боя.
— Не вставать, лежи, братцы, как лежали, — еще издали закричал майор и, подсев к ним, спросил: — Ну как, жарко было?
— Хватало, ваше высокбродь, дюже сердито пошли они на нас, да спасибо пушкарям, хорошо огрели азию, — сказал один из солдат, видимо, давно служивший на Кавказе.
— С какого года? — спросил майор.
— Так что одиннадцатый годок кончаю. Я еще молодым лекрутом был, когда Алексей Петрович на Капказ приехали.
Все замолчали. Имя Ермолова как-то объединило их.
— Помнишь Алексея Петровича? — спросил майор.
— А как же? Помирать буду и то сохраню об ём память, — снимая фуражку, ответил солдат. — При их высокопревосходительстве разве ж могли б эти басурманы на крепость идтить?
И опять красноречивое молчание было ответом на слова старого солдата.
Майор Опочинин и прапорщик встали.
— Ну, братцы, всего вам доброго. Сторожите крепость, берегите валы, а за службу — спасибо.
— Счастливо оставаться, вашсокбродь, — нестройным хором ответили солдаты.
Уже подходя к крепости, майор сказал молчавшему прапорщику:
— Солдата не обманешь… Он сердцем чует правду, душой понимает командира.
Андрей-аул был захвачен мюридами легко, так как взвод егерей и полусотня казаков Моздокского полка очень поздно обнаружили горцев.
Беспечность и пренебрежение к Кази-мулле, проявленные комендантом крепости Внезапная, были неслучайны. Упоенные легкими победами над персами, генералы и офицеры, потянувшиеся вслед за Паскевичем на Кавказ и сменившие прежних командиров и начальников, в свое время назначенных Ермоловым, ни в грош не ставили традиции, опыт и воинское мастерство ермоловских солдат.
Ярким примером тому был новый комендант Внезапной подполковник Сучков. И чем ближе к Тифлису, к штабу Паскевича, тем заметнее сказывалось пренебрежение к горцам, тем сильнее чувствовалась неприязнь ко всему, что еще оставалось от эпохи Ермолова.
По плану, задуманному имамом, его войска, так неожиданно спустившиеся с гор, должны были тремя партиями одновременно ударить по всей линии русских укреплений: первая под началом Гамзата — на Бурную, вторая — на шамхальские Тарки, недавно снова занятые русскими, и третья, возглавляемая самим имамом, — на станицу Червленную, которую в случае успеха предполагалось уничтожить и сровнять с землей. Но предварительно надо было овладеть Внезапной. Штурм крепости должен был начаться с трех сторон: дагестанскими мюридами под командой жителя аула Черкей Кибида Хаджиява с тыла; чеченской партией Суаиба с флангов и пешими аваро-кумыкскими отрядами с фронта. Однако чеченская конница, натолкнувшаяся на казачьи заслоны гребенцев возле Гудермеса, после двухчасового боя изменила направление и лишь под утро подошла к Андрей-аулу. Ее-то и заметил лазутчик Магома, немедленно доложивший об этом коменданту. Если б не задержка чеченской конницы, крепость была бы атакована еще ночью.
Было уже за полдень, когда Гази-Магомед с Шамилем и старшинами приехал в Андрей-аул. С первого же взгляда он понял, что внезапного нападения на крепость не получилось, а долговременная осада надежных стен Внезапной, на которых грозно стояли пушки и с которых то и дело били ракетницы и громыхали залпы, не входила в планы Гази-Магомеда.
План этот, предложенный Шамилем, обдуманный имамом, в строгой тайне хранился мюридами, и вот теперь неточность или, вернее, оплошность чеченцев сорвала детально разработанную операцию.
Имам не рассчитывал на легкий захват Внезапной, отлично понимая, что русские своевременно будут предупреждены и лазутчиками, и торговцами-горцами. К тем не, менее ошибка чеченского Суаиба-эфенди сделала бессмысленным весь план удара по русской линии.
— Как же ты, Суаиб-эфенди, человек опытный и сведущий в военных делах, так неосторожно повел своих людей через Гудермес, который, как все знают, занят русскими?
— Нас подвела непогода, имам, и темная ночь. Мы пошли по плохой дороге, желая скорее прибыть сюда…
— Вас подвела жадность и неподчинение приказу имама, — холодно возразил ему Шамиль. — Вы, чеченцы, считаете себя людьми свободными, имеющими право поступать так, как сами находите нужным.
— Имам, — не отвечая Шамилю, лишь исподлобья взглянув на него, сказал Суаиб, — что говорит Шамиль, о чем ведет речь?
— О том, Суаиб, что ты, вместо того чтобы сейчас же по получении нашего приказа вести чеченский отряд сюда, к Андрей-аулу, повел его к русскому лагерю возле Гудермеса, где стояли казаки и их кони. Вы ослушались нашего приказа из жадности, желая отогнать ночью табун, и вот что получилось, — поднимаясь с места, сказал Гази-Магомед. — К крепости вы пришли позже всех, когда стало совсем светло и когда русские уже были извещены о нашем приходе. В погоне за добычей вы наткнулись на казачьи посты, были обнаружены, обстреляны солдатами и атакованы казаками. Сколько человек ты потерял в этом ненужном бою?
