Садясь в машину, я спросила:
— Ты думаешь, Испанец и есть мой троюродный брат, исчезнувший пятнадцать лет назад?
— Я думаю, что был прав, решив отправиться к тебе. Если принять версию этого мента, что Савельев использовал своего сына, подготавливая ликвидацию главарей бандитов…
— Если верить ему, Савельев маньяк, который пытал своих жертв и закатывал их в цемент, чтобы трупы не обнаружили.
— Киллер не психопат, — покачал головой Алексей. — То есть психопат, конечно, но по-своему. Маньяки слышат голоса или впадают в ярость при виде женской заколки для волос. Для киллера убийства — это работа. И никаким голосам тут не место. Понимаешь разницу?
Я слушала, хмурясь и пытаясь понять, что меня вдруг насторожило.
— Почему ты сказал про заколку? — спросила я.
— Что?
— Ты сказал, маньяки впадают в ярость при виде заколки для волос.
— Точно, или из-за другой подобной ерунды. А чтобы продержаться десять лет в киллерском сословии, ни разу не проколовшись, надо быть очень умным, хладнокровным и расчетливым сукиным сыном. О нашем киллере известно только одно: кличка Испанец. Все остальное — слухи. От себя могу добавить, он наглый ублюдок, а еще везунчик.
— Слушай, кто ты? — не выдержала я.
— В каком смысле? — удивился Алексей, удивление было фальшивым, да он и не особенно старался. Он смотрел вперед, лавируя в бесконечном потоке транспорта, а я некстати подумала: «С какой ловкостью он управляет машиной, я бы даже сказала, с изяществом, как бы нелепо ни звучало это слово в применении к такому типу».
— Мы только что говорили о киллере, опасном, наглом и изворотливом, это не способствует моему душевному спокойствию. Тем более что я понятия не имею, кто оказался у меня в компаньонах, могу ли я тебе доверять и в каких пределах.
— А… вот ты о чем. — Алексей достал из бардачка удостоверение и сунул его мне в руки. Заглянув в него, я поняла только одно: фамилия Алексея действительно Маршал.
— И что? — усмехнулась я.
— Тут же все сказано. Охранное предприятие. Я начальник службы безопасности.
— Совсем как Савельев, — вспомнила я некстати, моего доверия это отнюдь не укрепило.
— Ага. В таких конторах работают либо бывшие менты, либо бывшие бандиты.
— И к какой категории относишься ты?
— А ты попробуй догадаться, — усмехнулся он.
На выезде из города мы остановились на бензозаправке. Пока парень в оранжевом комбинезоне заправлял «БМВ», Алексей прогуливался неподалеку, разговаривая по телефону. Когда вернулся в машину, лицо его выглядело недовольным.
— Есть новости? — спросила я на всякий случай, не очень-то рассчитывая на откровенность.
— Есть, — кивнул он и замолчал. Я тоже к разговорам не тяготела, слишком многое требовалось обдумать. Где-то через полчаса Алексей первым нарушил молчание:
— Ты говорила, что твой брат утонул…
— Да, за год до того, как погибли мои родители.
— В это время Алекс уже жил с вами?
Я испуганно посмотрела на него и кивнула.
— Придется заняться историей гибели твоей семьи. И твоего брата тоже.
— Возьмешь меня с собой? — не без робости спросила я.
— Куда? — усмехнулся он.
— Ты же понял.
— Вполне возможно, что на ближайшее время нам придется стать сиамскими близнецами.
Алексей продолжал хмуриться, я с вопросами приставать не рискнула, догадываясь: нет у него ответов на мои вопросы. Что-то его очень беспокоило, впрочем, поводов для беспокойства имелось сколько угодно, но почему-то мне казалось, что связано это с разговором по телефону, который он вел на заправке.
Подъезжая к моему дому, Алексей притормозил, посмотрел на меня с сомнением и произнес:
— Не знаю, стоит тебе говорить или нет…
— О чем? — насторожилась я.
Он помолчал, глядя перед собой, повернулся ко мне и сказал:
— О твоем парне, который исчез в Питере. Он тебя не бросал. Он погиб. Попал под машину, 25 ноября, примерно в одиннадцать часов вечера, на углу Литейного и Некрасова.
Двадцать пятое ноября. Эту дату я хорошо запомнила. В тот вечер Юра ушел от меня, пообещав позвонить на следующий день. Больше мы с ним не виделись. Сначала я не находила себе места, а потом… потом начала его ненавидеть, не понимая, почему он так со мной поступил. Я проклинала его на все лады, а он был мертв.
Я вышла из машины и побрела к своему подъезду. В голове билась одна мысль: я носилась со своими страданиями, заставляя себя ненавидеть Юру, выращивала в себе эту ненависть изо дня в день, как растят цветы в оранжереях, ухаживая и поливая, а его уже не было в живых. Он не бросил меня, не предал. Он погиб. Это я предала его, поспешив променять любовь на ненависть. Но разве я могла подумать… я позвонила, он не ответил. Почему, почему я не стала его искать? Боялась выглядеть обманутой дурой? Нажила себе комплекс неполноценности, а теперь узнала: он погиб через несколько минут после того, как ушел от меня, совсем рядом с моим домом. Изжитая с таким трудом боль вдруг вернулась, теперь она была помножена на чувство вины. Я должна была его разыскать… в конце концов, почувствовать, что с ним случилось несчастье.
Вернувшись домой, я заперлась в своей комнате, уткнулась носом в подушку в надежде вдоволь нареветься. Но слез не было. Впереди призрачно маячило еще несколько лет страданий, бесполезных, горьких, на сей раз не из-за чужого предательства, а из-за моего собственного. Я ничего не могу исправить, ничего, но я могу попытаться не допускать прежних ошибок. Возможно, это была трусливая попытка заключить мировую со своей совестью. «Что было — смерти, будущее — мне», как сказал поэт.
Я подумала о Мартине, и надежду, что все в моей жизни изменится к лучшему, тут же сменило беспокойство. На часах восемь вечера, а Мартин до сих пор не позвонил. Тревога нарастала, продержавшись еще час, я набрала его номер. Не расскажи мне Алексей о гибели Юры, вряд ли я решилась бы на это. Если мужчина сам не звонит, глупо навязываться… Но теперь мои прежние принципы трещали по швам.
Когда Мартин ответил, мой голос звучал преувеличенно бодро:
— Привет, как дела? Встретимся сегодня?
— Не получится, — спокойно ответил он. — Работы много, пытаюсь доделать вечером то, что не успел днем. — Повисла пауза, которая меня смутила, и я, запинаясь, произнесла:
— Очень жаль. Я на тебя рассчитывала. Тогда до завтра?
— До завтра, — сухо сказал он и повесил трубку.
Я отложила телефон, увидела, как дрожат мои руки, и едва не заорала в голос от обиды. Я знала, что так будет, я знала… и вот оно случилось. Его интерес ко мне пропал так же внезапно, как и появился. Я представила крушение всех своих надежд и решила, что жить мне больше незачем… Пока не явилась вполне здравая мысль: Мартин видел меня сегодня с Алексеем. Конечно, сесть в машину парня не бог весть какое преступление, но вот что об этом думает Мартин? Не зря с той самой минуты меня мучили сомнение и тревога. Совершенно правильно мучили. Мартин тоже хорош, мог бы, по крайней мере, поговорить со мной. Ладно, завтра он позвонит и… А если не позвонит? Что я буду делать? Изводить себя сомнениями, реветь в подушку, все, что угодно, но одного не сделаю точно: я ему не позвоню. Выходит, история с Юрой так ничему меня и не научила? Сейчас еще раз наберу номер Мартина и попытаюсь выяснить, что заставило его отказаться от встречи: действительно срочная работа или он все-таки решил… В общем, я схватила трубку и набрала номер.
— Извини, что опять беспокою. Мы не могли бы поговорить? — выпалила я скороговоркой, опасаясь, что духа довести начатое до конца попросту не хватит.
— Я тебя слушаю.
— Может, все-таки встретимся? — Эти слова я произнесла практически в отключке, в полном обалдении от собственной отваги.
— Хорошо, приезжай ко мне. — Он назвал адрес и повесил трубку.
Особого желания меня видеть он, судя по голосу, не испытывал. А если дело не в утренней встрече и я просто ему надоела? Хороша же я буду… Если надоела, пусть так об этом и скажет. Переживу как-нибудь.
Я вызвала такси и через полчаса уже подъезжала к дому Мартина. Жил он в новом трехэтажном доме неподалеку от Соборной площади. В здании было два подъезда, мне нужен второй. На домофоне три кнопки с фамилиями владельцев квартир. Я надавила кнопку с цифрой пять и услышала голос Мартина:
— Заходи. Квартира на втором этаже.
Проигнорировав лифт, я поднялась по лестнице торопливо, почти бегом. Каждая квартира занимала целый этаж. В другое время я бы непременно оценила парадное, лестницу с коваными перилами и красную ковровую дорожку, но в тот момент мне было не до этого.
Дверь квартиры была приоткрыта, я вошла в просторный холл и увидела Мартина. Он вышел мне навстречу босой, в голубых джинсах, тонком джемпере темно-синего цвета и показался мне таким красивым, что все мои сомнения сразу вернулись. Что это я вообразила, да у него таких девиц…