вход. Повесить на дверь табличку «Вход воспрещен». «Не приближаться».
Жить ползком и в конце концов оказаться в теплом, текучем состоянии небытия, где ничего не происходит, ничего не причиняет боли. Где всё одного цвета – серого. Бескрайний серый океан, в который можно погрузиться с головой.
Ты погружаешь туда по частям:
Шарлотту. Всё, что осталось от дружбы длиною в пять лет.
Несколько промокших нотных листков. И твое пианино. Белые и черные клавиши плывут, покачиваясь на волнах.
А вот и Феликс, твой кот. Прощай, маленькое недоразумение. Ты назвал его Феликсом в честь Мендельсона. Так ты посмеялся над композитором. Это твой способ отмахнуться от пугающих идей о бессмертии – о твоем бессмертии – или о бессмертии Феликса – или о бессмертии вообще.
Шарлотта – это тоже серьезно. Она снова перед тобой.
Ты не можешь избавиться от нее.
От ее улыбки.
От ее глаз, больших, широко распахнутых.
От ее голоса. Как он меняется, когда она умничает или говорит о любви.
От того, как она кладет руку на подбородок, когда думает, слушает тебя и когда вы общаетесь. Ты мог рассказать ей обо всём. У вас не было никаких секретов друг от друга. Ты мог довериться ей.
Она тронула тебя. Именно так, как ты хотел. Она знала, как удержать тебя. И это тебя не пугало.
Ты не чувствовал, что нужно сдерживать какую-то часть себя. Казалось естественным отдавать всего себя без остатка. Ты еще никогда так не делал. И когда это случилось, ты начал понимать, что значит постоянно отдавать. Что значит отпускать. Бесстрашно отдавать себя другому. Когда вы разговаривали, или ели, или трахались, или просто были рядом, чем-то заняты или не заняты ничем – тебе было легко с ней.
Тебя даже не смущало, если ты обнаруживал, что говоришь нечто очень странное. О вещах, о которых не так уж много знаешь. О душе. Колледж или движение за эмансипацию женщин ничего не могли тебе рассказать о душе. Никого не интересовали такие вопросы, как душа или дух. Ей ты мог легко сказать, что она тронула твою душу. И прибавить, что она может делать это и дальше, сколько пожелает. Потому что этому нет конца. У тебя был предел, а у этого духа его не было.
Вот причина борьбы.
Ты хочешь сдаться, остаться навсегда в подполье, в своем темном убежище. Но этот дух – не хочет.
То одна, то другая эмоция захватывали тебя, когда ты переезжал с места на место. Ты сам всегда был причиной перемен. И даже сейчас ты хочешь нести ответственность за всё. Ты хочешь быть тем самым, кто скажет, что это – конец света: потому, что она ушла; потому, что нет денег; потому, что 76-й – это отстой; по всем причинам, которые приходят тебе в голову.
Но у тебя больше нет права голоса. Потому что ты – уже не в том, маленьком, мире, который меняется постепенно. Как только ты сделал шаг сюда, в царство темноты, здесь уже начали действовать силы, которые движутся независимо от тебя. Они проходят сквозь стены этого мира и многих других, пока не достигнут своего неведомого пункта назначения.
Поэтому твоя борьба закончилась. Теперь ты стал частью этого. Нет времени строить догадки или планы. Когда сгущается тьма, нет времени ни на что.
Бесформенная форма стремительно несется сквозь бесконечность со скоростью, запредельной для человеческого понимания.
Блуждая между измерениями, бесформенная форма погружается в них.
Ею движут столь мощные, неудержимые чары, что она может разрушить любые обстоятельства, любые барьеры, что встают на ее пути.
Затем, наконец, энергия чар иссякает, и тогда стремительная сущность замедляет свой ход, чтобы обрести покой в ином измерении.
Медленно, беззвучно бесплотная форма принимает очертания человека, и ее полет подходит к концу, на непостижимом расстоянии от мира, который нам известен под названием Земля.
А потом, завершив путешествие, Родриго снова открывает свои пронзительные глаза.
Книга пятая
Часть седьмая
«Ты – отец ее ребенка. Это в двух словах. Она хочет, чтобы ты вышел с ней на связь». Такими словами Дэн Вулф закончил свой рассказ.
Итак, после стольких лет разрыва и одиночества нам предстоит вновь увидеться.
А что до того, что случилось…
Я решил временно залечь на дно. За десять дней я добрался от тоннеля Холланда до Орегона. Это было шесть лет назад. Примерно дважды в год я подумываю вернуться в Нью-Йорк. Затем я отбрасываю эти мысли. Отвлекаюсь на другое: для лосося наступает время нереста, для меня – время зарабатывать деньги, которые помогут нам пережить зиму. Мы – это моя жена и двое детей. Зима – это суровые полгода, когда всё время идут дожди, но один раз в день прекращаются, и мы можем выбежать на улицу и посмотреть на небо или смотаться в город за продуктами. К концу мая мы все вне себя от раздражения, от постоянной жизни взаперти, и я начинаю думать о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк. Потом я вспоминаю: весна, на подходе туристы, скоро в старом Портсмуте будет разгар сезона. Улицы наполнятся летними прохожими, деньги, что мы потратили за зиму, скоро вернутся к нам сторицей. Интересно, кто же этот человек на машине с номерами штата Невада, почему он приехал сюда так рано? Сезон еще не начался, мы пока не открылись, еще три недели, говорю я, а он говорит, что ему не нужна комната. Он частный детектив: Дэн Вулф, из детективного агентства Вулфа, Локуст-лейн, 1100, Лас-Вегас, штат Невада. Его клиентка – Фифи Корде. Пять лет назад она приехала в Лас-Вегас с годовалым сыном. До недавнего времени она жила на доходы от работы танцовщицей и официанткой. Потом налоговое управление и федеральные агенты решили принять меры против иностранцев, которые там живут и работают незаконно. Сначала все думали, что это обычные притеснения, и ждали, когда поутихнет шумиха. Но этого не произошло. На этот раз за шумихой стояли серьезные силы, и Фифи, понимая, что никто в Вегасе не станет ее защищать, уехала за помощью в Нью-Йорк. Там она тоже никого не нашла. Три недели назад она вышла на связь с Вулфом и наняла его, чтобы он нашел меня и ввел в курс дела: ей вручили документы о депортации. У нее закончились деньги. Я – отец ее ребенка. Я не хочу, чтобы моя жена об этом узнала. Четти живет нормальной жизнью, с мужем и двумя детьми, в родном городе. Мы живем в доме, который ее прадед построил сто пятьдесят лет назад. Мы спим в его кровати. Мы делаем то, что в этой части света делают все: зимой ловим лосося, весной начинаем сдавать комнаты туристам. Мы волнуемся, что нехватка газа может отразиться на торговле. Будет ли уровень осадков в этом году такой же, как в прошлом? Мы укладываем детей спать и,
