приходят с налобными фонарями, может, даже с приборами ночного видения, как у военных, чтобы издалека заметить хозяев. И все ради трюфелей! Ну и конечно, никто ничего не слышал…
– Даже его собака?
– Участок огромный, а бедняга Зербино туговат на ухо.
– И ты думаешь, в этом замешаны деревенские старики?
– Антуан в этом не сомневается. Им не нужны чужаки, и они на все пойдут, лишь бы он здесь не остался. Что за бред! Ведь он не чужой на этой земле!
– А по-моему, бред – считать, что шестьдесят лет спустя Люсьена настолько боится косых взглядов, что запрещает своему внуку говорить, кто он на самом деле!
Лицо Джулии мрачнеет.
– Я собираюсь узнать всю правду! Уверена, что Жозеф и Люсьена разрушили бабушкину жизнь. Почему? Пока не знаю, но сдается мне, Люсьена гнется под тяжестью вины. Не могу прийти в себя от мысли, что она всю жизнь прожила с этим и не решилась никому открыться.
Она кладет руку на плечо Жанины, которая, похоже, витает где-то далеко.
Втроем они проходят мимо Пьеро и Фернана. Оба друга в шерстяных шапочках сидят за каменным столом и спорят из-за партии в шашки.
– А ты потом видел малышку Мишель, дурик? – кричит Пьеро.
– Видел ли я ее? Черт возьми, да я на ней женился!
Феликс подмигивает Джулии.
– Встреча старых друзей?
– И это никогда не надоест!
Решительным шагом подходит Жизель с ноутбуком под мышкой.
– Я должна вам кое-что показать! – гордо заявляет она.
Все трое усаживаются в широкие плетеные кресла на веранде. Взгляд Жанины устремлен вдаль. О чем она думает?
– Джулия, я тут подумала, мне очень нравится ваша идея насчет шапочек с посланиями, – говорит Жизель с серьезным видом.
– Вы о шапочках Мадлены?
– Да, Феликс мне сказал, что вы хотели бы их продавать в Париже.
Джулия весело кивает.
– Шайка бабушек, которые вяжут наперегонки!
– Мы поговорили с Феликсом и решили, что будущее за интернетом.
Жизель делает паузу, чтобы Джулия могла переварить эту потрясающую мысль.
– Перед тем как Селестен потерял память, он купил ноутбук. Говорил, что компьютер продлит нам молодость! Забавно, если подумать. В общем, после того разговора об интернете и о Мадлене я решила походить на уроки информатики. И попросила Билли показать мне, как сделать сайт. Вначале он был настроен скептически, но понемногу – можно сказать, петелька за петелькой, строчка за строчкой – втянулся. В отличие от Билли, я не из терпеливых, от всех этих слешей, кавычек и тройных щелчков у меня быстро голова пошла кругом. И мы решили, что он делает сайт, а я осуществляю общее руководство. Ясное дело, пришлось повозиться. Но посмотрите, что получилось. Ручная работа!
Страшно довольная собой, Жизель торжественно открывает ноутбук. Крутя колесико огромной мыши, она листает страницы. С экрана смотрят Пьеро и Фернан, их поредевшие шевелюры прикрыты разноцветными шапочками. Вокруг мигают гифки, прямиком из девяностых.
– Mad’Laine? – читает Феликс между фотографиями кошки и радуги.
Жизель вся светится.
– Так называется наш магазин! Английские названия хорошо продаются. Так сказал внук Билли. Это была его идея, а поскольку он маркетолог, я согласилась. Я так подробно рассказываю, чтобы вы ничего не упустили! Выбираешь шапочку, щелкаешь мышкой – и деньги в кассе. Называется он-лавка.
– Онлайн-лавка?
– Вот именно, он-лавка.
Джулия с Феликсом улыбаются. Из большой гостиной доносятся аплодисменты.
– Мадлена вяжет в ускоренном темпе. К открытию все должно быть готово! Хорошая новость: Билли всех знает в деревне, многим рассказал о проекте, и каждый захотел внести свою лепту. У нас уже десять заказов, три – для мясника, похоже, в его холодильнике не больно жарко. Хозяйка галантерейного магазина прислала в «Бастиду» две большие коробки с шерстью и разрешила заплатить, когда сможем. А библиотекарша отложила для нас книжки с цитатами, которые должны вдохновить Мадлену на послания, но я уверена, что она и без них справится. Мадлена у нас философ.
Джулия аплодирует, в восторге от неожиданных талантов Жизель, – да, ей явно не место в «Бастиде». Внезапно из соседней комнаты доносятся крики ужаса.
– Что происходит?..
Феликс не успевает договорить – на веранду выбегает лама, ее шея обмотана шерстяными нитками.
– Держите ее! – вопит Пьеро, преследуя животное.
Джулия и Феликс ошарашенно смотрят, как Пьеро с воплем запрыгивает на ламу. Жанина хохочет.
– Надо же, а ты не потерял хватку! – восклицает Фернан.
– Она не быстрее зайца! Но воняет…
Следом за пыхтящим Фернаном появляются Мадлена и Элиана.
– Да что же это такое! – кричит Элиана. – Привели бешеное животное в дом престарелых! Наши мероприятия должны стимулировать пациентов, а не травмировать! Она могла покалечить кого-нибудь из постояльцев!
– Или кошку! – добавляет Мадлена.
Жанина плачет от смеха.
– Что за дикая мысль – надеть на ламу шапку? – негодует Фернан, распутывая нитки.
Жизель не обращает внимания на суматоху. Подняв голову от экрана, она обращается к Мадлене:
– За работу, у нас полно дел!
Список маленьких радостей жизни (продолжение)
Вгрызться в спелый персик.
Отпустить пару ругательств.
Облизать ложку.
Увидеть, как улыбается Азнавур.
Разглядывать костюмы фигуристок.
Выкинуть шестерку, играя в кости.
Вспомнить слово, которое вертится на языке.
Отрывать хвостики у стручков фасоли.
Отыскать ягоду в зарослях ежевики.
Настежь открыть ставни.
Прыгать через скакалку.
Катиться на велосипеде под горку.
43
Придерживая платок под подбородком, Люсьена входит в церковь через боковую дверь и тщательно запирает ее за собой.
Она крестится и становится на колени перед распятием. Красный светильник у дарохранительницы тускло освещает пустой неф. Люсьена любит, когда в храме ни души. Тени играют на ее лице, пока она идет мимо свечей по центральному проходу. Одна из прихожанок вызвалась расставлять скамейки и убирать книги после вечерней мессы. Люсьена недоверчиво проводит пальцем по натертому воском дереву.
– Что сделано плохо, то надо переделать, а что надо переделать, то не сделано, – ворчит она и, сгорбившись, идет к ризнице.
В маленькой комнатке чисто, все на своих местах. Ловким движением она ставит лестницу под люком, ведущим на чердак, и подбирает юбку. На чердаке сложены коробки с надписью маркером: «Сантоны».
Она спускает коробки по одной, кряхтя от натуги, и несколько раз едва не сворачивает шею. Обычно ей помогают отец Мариус и Мирей Фурнейрон. Чтобы избавиться от этой Мирей, Люсьена решила в этом году заняться вертепом одна. На прошлое Рождество Мирей задумала порадовать прихожан чем-то новеньким и добавила в композицию несколько фигурок, привезенных из путешествий, – андалузскую куклу, слона и стеклянный снежный шар. Люсьена чуть не отдала Богу душу, когда в рождественский вечер обнаружила рядом с коленопреклоненной Марией смеющегося Пьеро.
Она осторожно вынимает из тонкой оберточной бумаги сантоны работы Карбонеля[49]. Достает из кармана исписанную корявым почерком бумажку. Три месяца она прикидывала, как расположить домики, рисовала сценки, прочесывала специальные магазины и помечала красным крестиком, куда поставить главные фигурки – восхищенного крестьянина с воздетыми руками и розовощекого мельника, ее любимые.
Люсьена никогда не признается, но самую большую радость в работе на церковь ей доставляет именно подготовка вертепа. И еще еженедельные обеды с отцом Мариусом.
Склонившись над облезлым декоративным мхом, она принимается за дело. Сначала устанавливает хлев с голубятней, немного поодаль – церковь, перед которой с любовью ставит фигурку кюре в сутане. Затем – хижину, прачечную, фонтан с цветами и рядом с ним – провансальскую девушку с кувшином. Мельницу с лавандовым полем, каменные домики и оливу, под которой отдыхает невзрачный ослик. Наконец, она укладывает мох вокруг школы и ставит туда учителя. Фигурка многое повидала на своем веку. Люсьена ногтем скоблит запылившуюся книжку, которую учитель держит в руках. Она внимательно разглядывает каждую деталь: тонкие усики, темные волосы, изящную бородку.
– Почему он должен был уехать?
Ее голос эхом отражается от холодного камня. Люсьена прислушивается в ожидании ответа. Вот она уже и думает вслух, мелькает в голове тревожная мысль. Ее гложет чувство вины, и все отсылает к прошлому – к Жанине и Жану. Запахи, обрывки мелодий. Мужчина, которого она однажды вечером в кафе приняла за Жана. Убедившись, что в церкви никого нет, она