тут как-то ночью отец появился. Разбудил тихонько Никиту и знаками велел ему за ним идти. Какой парнишка в подобной таинственной ситуации откажется? Никита и пошёл следом за отцом. Около болота его кто-то сзади по голове долбанул так, что очнулся он уже в каком-то тёмном помещении. Связанный по рукам и ногам.
Кормили, да. Хотя еда была однообразная: похлёбка, пахнущая рыбой, да салат из водорослей. А потом его обратили в лося и выгнали в лес. Год он скитался в этом обличии, а дня три назад вроде бы охотники поймали в силки, укололи чем-то, он и уснул. Проснулся уже мёдом обмазанный и к колышку привязанный. Вырваться из пут сил не хватило. Думал, что конец ему пришёл. И если бы не Настёна — точно встретился бы Никита с дамой в чёрном, которая с косой по земле рассекает и на тот свет избранных отправляет.
На этом месте рассказа бывший лосяра взялся свою спасительницу обнимать, она тоже бросилась ему отвечать тем же, а я... Я крепко задумался. Странно, но, получив такие интересные сведения, я больше был поглощён обдумыванием навалившихся в мой мозг версий, нежели о том, какие же все женщины изменщицы и предательницы.
Куда исчезал Николай? То, что он занимался купечеством, не подтверждалось абсолютно ничем. Допустим, у него имелась любовница. Допустим. Почему отец не защитил сына там, у болота? Допустим, его тоже шандарахнули по темечку. Но с какой целью ночью надо было втихаря волочь парня к болоту? Странное поведение взрослого мужчины. Хотя, возможно, кто-то его вынудил так поступить. А до этого держал в плену.
Между тем солнышко полностью спряталось за горизонтом. Стало совсем темно.
— Пора домой, — Настюха стала напяливать на ноги лапти.
Никита привалился к берёзе и... вдруг снова что-то произошло: он засверкал искорками, пошёл волнами и оборотился в лося. Стукнул передним копытом о землю, задрав голову вверх, протрубил своим лосиным зовом и двинулся в чащу леса. Настёна, придя в себя, попыталась прям в одном лапте броситься его догонять. Насилу мне удалось её задержать.
— Завтра снова сюда придём. Увидишь ты ещё своего Никиту, — успокаивал я девушку.
— Ты уверен? — она ещё сомневается!
— Сто процентов.
В баню мы вернулись уже ближе к полуночи. Шишок встретил нас радостно. Стол накрытый уже ожидал голодных едоков. Съели угощение мы за считанные минуты — целый день на подножном корму. Я-то полакомился парочкой полевых мышек, а Настёна только горстку черники съела да лук гусиный пощипала.
Хотели рассказать Шишку о своих приключениях, да он остановил:
— Не тратьте время. Я, пока Пушка гладил, всё и узнал. Способность у меня такая, не обессудьте. А вот я вам кое-что поведаю.
Дом вести - не яй... затылок скрести
Оказывается, пока мы отсутствовали, в Новодевкино произошло много чего интересного. Сначала вторая навь, которая сменила Усачиху, Хавронья — помните, была в толпе худая сутулая бабёнка? — предложила выбрать новую невесту для сына Болотника. Как ни странно, нашлась доброволица. Ага, сама предложила свою кандидатуру.
И нет, нормальная такая девушка, вполне себе симпатичная. Просто её пугала необходимость отдаться какому-то проезжему молодцу на одну ноченьку да потом родить от него и жить в тоске и одиночестве (я имею в виду — без мужской ласки), в ожидании следующего «мужеского дня». А тут, пусть и нечистый, пусть и вдали от дома (А что тот дом? Кроме грязной безрадостной работы да тычков матери «Сделай, принеси, не сиди, займись» — нет в нём ничего хорошего!), зато — мужняя жена. Статусно. Ох, женщины... Иные ради того, чтобы называться «мужней женой», готовы жертвовать всем...
Короче, увела Хавронья Гликерию на смотрины к Болотнику. Похоже, всё там сладилось удачно — назад Глишка не вернулась.
Бабы же и девки в банях намылись, в чистое да яркое обрядились — так-то они всё в серых балахонах рассекали, а тут и бусы понавешивали, и губы да щёки свёклой намазали. Столы накрыли. Открылась деревня для путников проезжих. Несколько мужчин уже даже ожидали на перекрёстке — не в первой бывали тут, знали, чем их потчевать будут.
К нашей Ялке тоже мужичок пожаловал, как она того и просила. И, видать, дюже ей приглянулся. И она ему, по ходу, тоже. Ночь нынешняя полностью для любви и соединения отведена по закону, а они уже до рассвета лапти навострили и сбежали вон из селения. Ялка вовсе с ума сошла — дочь даже оставила. Та же приболела не ко времени, в горячке валяется. Так и это не остановило бабу похотливую.
— Как же так-то? Больной ребёнок остался один? — встрепенулась Настя. — Я пойду к ней!
— А что? Иди, милая. Одной-то девчонке не выжить, — поддержал её Шишок. — А в семью её вряд ли кто примет — не те нравы тут, чтобы чужих деток принимать. Ежели токмо для чёрной работы какой. Но енто уже не жизня... чужи помои-то выливать да полы драить... Мала ышшо девонька-то, совсем малая. Да вот тебе травок — отвар сделашь да напоишь Милицу-то. Подмогнёт, полехше станет девчуле.
Короче, перебрались мы в дом Ялки. И очень даже вовремя: Милицу начал бить яростный озноб, она бредила, металась на мокрой постели. Настя бросилась постель менять, а я двинулся к печи. Она была пока ещё горячая. Правда, я не представлял себе, как буду воду в миску наливать да траву запаривать — у меня же лапки, нда... А потом про Малушу вспомнил.
Она же — тут как тут:
— Молодцы вы с Настенькой, не оставили девоньку на произвол судьбы. Чичас мы отварчик сделам, — пальцами щёлк-щёлк. — Да и дровец в печку подбросить надобно, — щёлк-щёлк.
Тут дым повалил в избу — не продохнуть!
— Баб Малуша, ты чего наделала-то? — ору мысленно домовихе.
— Ой, бяда-бяда... Как жа я про заслонку-тоть забыла? Молодая ить ышшо, потому и думаю не об том, об чём надоть.
Я только хмыкнул про себя. Молодая она, ага, как бы не так! Шишок нам рассказывал, чего ты молодая-то вытворяла. А теперь вот всё за печкой сидишь, значит, не такая уж и молодая. Но сознаться, что память от старости уже не та — это не по-нашему.
Когда Настя подошла к печке, отвар уже был готов. Да и дым Малуша разогнала опять же щелчками своих пальцев. Эх, здорово уметь колдовать! Мне бы хотя бы
