одного такова кота можно трёх лошадок прикупить, вона как!
— Брешешь а ты, Веселина! Как всегда, выдумашь не знамо шо, а нам тут талдычишь. Язык бы тебе оборвать...
— Я брешу??? Да могу на землю клятву дать! Мне... — бабёнка перешла на шёпот, сделав большие глаза и склонившись вперёд. Остальные последовали её примеру, приблизив свои уши максимально близко к Веселининому рту. — Мне мужичок вчерась, ну, который... хи-хи... сами понимате... сказывал, шо у барыча однова городского такая тварь имецца. Мужеска полу. Он яво откуль-то с заграницы приволок. И таперя ентой зверюге... жену надоть. Шоба она детёнышей принесла. Тагды однова дятёныша барычу за покрытие оставят. Он ба яво продал да и разбогател ышшо больша, во как.
— Девоньки... — та, что только что выступала на Веселину, вдруг загорелась. — А шо, ежеля мы енту кошку Настюхину словим да в город к тому барычу и отвязём, Да не на вязку, а на продажу. Купим сябе коней... да хучь бы пока жеребяток. Как раз штук шесть осилим, кажной по жеребчику...
Размечталась, ага! Жеребчика ей захотелось! Вчера, что ли, не натешилась... Ой, чего-то меня понесло не в ту степь. Ну, так после такой обиды чего вгорячах не скажешь: меня, кота, принять за кошку! Да ещё запланировать такое надругательство над личностью, пусть даже и звериной. Это ж сравнимо только с... домами терпимости! Хотя... Они пока ещё морально до столь высоких понятий не доросли, раз готовы детей заводить от первого встречного, кто случайно заглянет к ним в «мужеский день». Тёмные люди... А дурынды — они и в Новодевкино дурынды.
Но обиды обидами, а тот факт, что мне угрожает опасность расставания со ставшими уже близкими людьми и нелюдями (в смысле — духами) с целью продажи в сексуальное рабство, сбрасывать со счетов не следует. Впредь будь осторожнее, Павлуша Барков. А то эти котоловки не посмотрят, что у тебя яй..., то есть не обратят внимания на твои половые признаки, сцапают на раз.
С трудом поборов желание проверить наличие тех самых признаков традиционным кошачьим способом (да уж, если честно, скоро до зеркального блеска отполирую), я задом выполз из-под куста и сиганул в крапивные заросли. По ним уже перебрался к другой компании.
Тут худышка с густыми черными бровями приглушённым голосом вещала:
— В лесу, бабы баяли, какой-то лось бродит странный... Они яво встренули, спужалися — страсть как! А он так спокойно на них глянул, повернулся задом и потопал обратно в лес. Кады такое было-тоть? Он жа должён был взвыть да за ими побечь! Так испокон веков было. По осени лоси дюже страшенны. Странный тот лось, последне слово — странный...
— Енто так, — поддержала её толстушка с пухлыми губами. — Не к добру... Мне бабка моя сказывала, шо такие лоси-одиночки — самые опасные... Появляются оне в лесах нечасто, то раз в десять лет, то через пяток. И могут оне — тожа бабка говорила — в людей оборачиваться. Она и сама такого разок встренула... Будто-тоть он, тот лось-оборотень, ея открылся: сам Болотник к колдовству, якобы, лапу приложил... Зачаровал, щоба жану яво отобрать, мол, за неё облик верну. Он всё девок да баб свому сыну подбират. Кажно лето себе новую жинку в полон берёть. Усё мечтат, що тот внука-дитёнка Болотнику выродит. А не получатся ничаво, во как. Потому и с нас девок требует. И из Истопницы тожа. А просто надоть-то яму не совсем обычну бабёшку — тады и дело сладится. Тока того Болотник не знат. Бабка моя — та знавала...
— Бабка твоя всё везде знавала. Нос свой совала всюду, куды не просят, — грубо оборвала пухлогубую худышка.
— Ты бабку мою не трожь! — взвилась толстушка и вцепилась в волосы чернобровой.
Девки, в предвкушении интересного зрелища, расступились и заняли окружную позицию. Драка не заставила себя долго ждать: обе бабёнки истово стали драть друг дружке волосы, стараться ногтями пройтись по физиономии. Зрительницы подбадривали обеих хлопками в ладоши и криками: «Ату её! В рыло меть, в рыло! За ухо цапани стерву, шоб её...»
Ждать окончания раунда я не стал. Важное сведение я уже получил: всё завязывается на самом Владыке болот и его сыне. Почему-то большеротой толстушке я поверил безоговорочно. Осталось только придумать, как выйти на этих самых отца и сына. И тогда уж... А что будет тогда уж, я придумать не успел...
Береги шкуру в прямом смысле слова...
Поскольку весь я трансформировался во внимание, впитывая новую информацию, то и прошляпил момент. Опомнился лишь, когда почувствовала руку, сомкнувшуюся на моей шкирке. Рванулся, было, вперёд — а вот ни фига подобного, вцепилась мёртвой хваткой, падла! Я даже взвыл от бессилия. Но и это не помогло.
А воровка (Ну, а как иначе квалифицировать поступок? Я же теперь как бы собственность, имеющая ценность) поволокла меня подальше от места моего похищения. Одно успокаивало: меня не убьют, а это уже факт положительный. И сто процентов не покалечат. Ворюга же планировала кота продать в город, на развод. Иначе говоря — сдать в секс рабство за деньги.
Пока же дрянная баба временно сбросила меня в свой погреб. Хорошо, что у меня лапки. Они и спружинили, а то бы я и брюхо, и башку себе отбил. Тут же крышка моей кутузки захлопнулась. Темень окутала зловещая... Эх, говорят, что кошки в темноте видят. Но как эту опцию настроить-то? Потому что вот ни фига я ничего не видел.
Ну, конечно же, вспомнил! Чтобы что-то увидеть, нужен же хотя бы малюсенький источник света, чтобы от него плясать. Вроде, кошачьи глаза так работают. Сюда же даже тоненький лучик снаружи не попадал. Да и незачем мне теперь видеть обстановку... Выбраться всё одно не получится. Ну, заберусь я, цепляясь когтями по стене, наверх. А крышку как подниму? Тут уж лапки мои бесполезны...
Эй, Барков! Унынию предаваться будешь на лавочке, жалуясь товарищам по несчастью на скрипучие колени и несварение желудка. Можешь добавить пяточные шипы, тоннельный синдром и алопецию. Но это потом, когда удастся выбраться на волю и найти более-менее безопасную скамейку. А сейчас, Пашка, думай давай. Выход ищи.
Вдруг что-то зашуршало в углу... Стоит ли говорить, что мой инстинкт сработал раньше мозгов? На то, чтобы словить шебуршащееся существо, хватило пары секунд. Хорошо ещё, что я эту тварь сразу же не слопал. Просто дух
