— Я просто хочу быстренько принять душ chez toi, если ты не против.
— А почему не в отеле?
— Послушай, брателло, это просто вода — если ты не хочешь, чтобы я ее расходовал, так и скажи. Я прилетел издалека. Ну да ладно.
Таксист протягивает руку.
— Чувак, у меня только румынские деньги, — сообщает ему Снайдер.
Так что Уинстону приходится заплатить.
Через час Снайдер выходит из ванной, на бедрах у него одно из полотенец Уинстона. Он надевает камуфляжные штаны, полотенце падает на пол, на короткий миг обнажая его волосатые бедра. Уинстон отворачивается, но недостаточно быстро, так что он все же успевает увидеть, как Снайдер засовывает в брюки свой член.
— Как десантники, — говорит он, застегивая штаны, — одеваться надо только как десантники.
— Буду иметь в виду.
— Итак, — продолжает Снайдер, — давно ты тут?
— Пару недель. Зейна, женщина, которая училась в том же колледже, что и я, работает тут журналистом в информационном агентстве. Я нашел ее в списке студентов. Она сдала мне эту квартиру ненадолго.
— Интернет есть?
— Да, а что?
— Надо кое-что посмотреть, — и он садится за ноутбук Уинстона. Читая, он постоянно восклицает: — «Невероятно!» или «Ни фига себе!».
— Вы ко мне надолго?
— Я тебе тут что, мешаю, или в чем дело? — отвечает Снайдер, резко поворачиваясь.
— Просто мне, наверное, через некоторое время потребуется интернет.
— Хорошо, — и Снайдер снова поворачивается к экрану.
Уже вечер, а он все еще сидит за компьютером, время от времени вставая, чтобы съесть что-нибудь из припасов Уинстона, а также выкладывает на пол свои вещи. Вокруг него на ковре появляются различные предметы: расческа, нейлоновая сумка, спортивные носки, дезодорант. Вещи образуют круг с постепенно растущим радиусом. Бабуин метит территорию.
— Простите, — наконец говорит Уинстон, — но мне пора. Мне придется попросить вас выйти из сети.
— Что за спешка, чувак?
— Мне надо поесть.
— Я тут уже закончил. Секунду. Давай вместе сходим в «Паприку». Я ее обожаю. — Проходит полчаса. — Все, я готов. Абсолютно готов. — Проходит еще полчаса.
— Приходите туда, когда закончите, — говорит Уинстон, сжимая и разжимая кулаки.
— Брателло, расслабься!
В одиннадцать вечера Снайдер встает из-за компьютера. И они наконец идут на улицу.
— А где мой ключ?
— В смысле?
— Если ты все еще будешь в ресторане, когда я вернусь, я не смогу войти, — объясняет Снайдер. — А у тебя все мои вещи.
— А вы не идете ужинать?
— А ты что, думал, я пойду? О боже! Надеюсь, ты не меня ждал. Нет. Это же просто смешно. Но я точно вернусь раньше тебя. Ключи? — И он выхватывает их из руки Уинстона. — Супер, чувак, ты просто супер. — Он пускается бегом по улице, машет, чтобы поймать такси.
— Постойте, — кричит Уинстон, — подождите!
— Чувак, — орет Снайдер, — я минут на десять. Ты еще заказать не успеешь, а я уже тут. — Он запрыгивает в такси и скрывается из виду.
К этому времени все рестораны в районе уже закрыты. Есть «Мезон Тома», круглосуточный гастроном, но там идет ремонт. Остается единственный обшарпанный магазинчик. Там Уинстон покупает чипсы, шоколадку, банку «Мекка-Колы» и съедает все это у своего дома, поглядывая на часы, совершенно удрученный тем, что судьба свела его с Ричем Снайдером.
В три часа утра Снайдер неторопливо подходит к дому.
— О боже, ты почему на улице?
— Ключи же у вас, — отвечает Уинстон.
— А твои где?
— У вас.
— Да, по-дурацки вышло. — Снайдер открывает дверь. — На кровать лягу я, у меня спина болит. — И плюхается на матрас по диагонали. — Ты же без проблем и на кресле поспишь, да?
— Сомневаюсь.
Но Снайдер уже храпит. Уинстон с огромным удовольствием вышвырнул бы его. Но ему крайне необходимо руководство человека, разбирающегося в журналистике. Он с неприязнью рассматривает Снайдера, развалившегося на его кровати. Наверное, так и должен себя вести настоящий репортер. Уинстон устраивается в кресле.
В девять его расталкивает Снайдер.
— Что у нас на завтрак, дружище? — Он открывает холодильник. — Кто-то должен сходить в магазин. Чувак, у нас минут тридцать.
— До чего?
— Пойдем на улицу. Я понимаю, звучит глупо, но такова наша работа.
— Простите, я вас не понимаю.
— Переводить, я разрешу тебе попереводить для меня. Я же тебе говорил, я отказываюсь говорить на чужих языках, чтобы не утратить объективность.
— Но мне над своими статьями работать надо.
— Типа?
— Я подумывал написать об американской мирной инициативе — я слышал, что Аббас и Ольмерт собираются проводить регулярные встречи.
Снайдер улыбается.
— Не пиши о дипломатии. Пиши о простых людях. Пестрое полотно человеческого опыта — вот откуда я черпаю информацию.
— Это шутка?
— В каком смысле?
— Или, может, об Иране и ядерном оружии.
— Писать о Тегеране из Каира? Ох. Слушай, чувак, расскажу тебе кое-что. Когда я писал репортажи из Боснии, я прочухал, что в Сребренице творится какая-то херня. Не сказав никому ни слова, я прыгнул в свою «ладу» и поехал. По пути я наткнулся на одну активисточку. И она такая: «Ты куда, Снайдер?», а я, типа: «Поразвлечься».
— Не понимаю.
— Если бы я ей хоть слово сказал, Сребреницу наводнили бы активисты, репортеры и прочий сброд. И что было бы? А так я приехал на эту бойню на день раньше всех. С того самого дня за мной стали бегать «Нью-Йорк таймс», хотели взять меня корреспондентом. А потом какой-то редактор, большая шишка, говорит, что я не вписался бы в их атмосферу. А я такой: «Да я бы все равно к вам не пошел».
— Наверное, это было нелегко.
— То, что я упустил работу в «Таймс»?
— Делать репортаж с такой бойни.
— А, это-то да.
— Но, — неуверенно говорит Уинстон, — насколько я припоминаю, про Сребреницу первым написал кто-то другой.
Снайдер открывает и закрывает телефон, чтобы убедиться, что никому не звонит.
— Я не любитель поливать людей грязью. Но, entre nous, этот чувак не имеет никакого представления об этике, гнида вероломная. Ну да ладно, жизнь продолжается. Мой девиз: «покончим с ненавистью».
Уинстон не совсем понимает, какое это все имеет отношение к Ирану с его ядерным оружием, но ему кажется разумным сменить тему.
— Но все же, — говорит он, — мне надо написать статью. Я хотел бы, чтобы мою кандидатуру рассмотрели.
— Рассмотрели? Да ты получишь работу. Я всецело в тебя верю.
— Спасибо. Но я еще ничего не написал, хотя я тут уже две недели.
— Расслабься. Получай удовольствие от процесса. Послушай, я сделаю тебя своим соавтором. Точно говорю. Какое мне дело, чьим еще именем подпишут статью? Я их сколько уже напечатал? Тысяч десять? — Снайдер смотрит на Уинстона, ожидая увидеть на его лице священный трепет. — Давай, станешь моим соавтором.
— Статья будет подписана вашим именем и моим?
— Если тебе это поможет, брателло!
Уинстон поспешно принимает душ, надевает костюм с галстуком. Снайдер уже у двери, в псевдовоенном прикиде, под мышкой у него ноутбук.
— Это мой? — интересуется Уинстон.
— Тот, что стоял на столе, — отвечает Снайдер. — Поехали, брателло!
— А зачем вы взяли мой компьютер?
— Увидишь. — Он выходит из дома и ведет Уинстона по улице Двадцать шестого июля, потом вдруг показывает на идущего им навстречу бизнесмена.
— Займись вон тем чуваком.
— Что значит «займись»?
— Запиши, что он скажет. Это же человек с улицы. А я возьму кофе.
— О чем мне его спрашивать?
Но Снайдер уже скрылся в кафе «Саймондс».
Уинстон встает на пути у бизнесмена. Тот набирает скорость и проносится мимо него. Уинстон высматривает других жертв. Но когда к нему кто-то приближается, он трусит. Он осторожно просачивается в кафе. Снайдер сидит на высоком стуле, раскрыв ноутбук Уинстона, и опрашивает местных на английском языке, поедая с блюда маленькие булочки. Печатает он двумя липкими указательными пальцами.
— Ну? — спрашивает он, глотая. — Тот бизнесмен сказал что-нибудь интересное?
— Вы не против, если я возьму кофе?
— Времени нет. — Он резко закрывает ноутбук. — Я собираюсь на рынок Хан-эль-Халили и настоятельно рекомендую тебе пойти со мной.
— Я со вчерашнего дня ничего не ел, можно мне хотя бы перекусить, прежде чем мы туда отправимся?
— Возьми вот. — Он придвигает Уинстону тарелку с кусочком маленького круассана, на котором остались мокрые следы от его зубов.
Пока они усаживаются в такси, из кафе выходит высокий худой мужчина — он явно наблюдает за ними. Он садится в черный «седан» и трогается с места. Уинстон оглядывается: «седан» едет за ними. Когда они приезжают на рынок, преследователя уже не видно.
