вдвоем. Лавровский рассказывал, как Струмилин выступил на бюро райкома в защиту Барабанова и сказал, что с ликвидацией артели «Звезда», работающей на четырех участках, район не выполнит годовой план по сдаче золота. Это так возмутило первого, что он тут же вышел из-за стола и, напирая голосом, стал поучать:
— Ты кого, Иван Дмитриевич, защищаешь? Главного хапугу! Ты в газете читал про его месячный оклад в две тысячи рублей. А про дом в Сочи и квартиру в центре Москвы…
— Зато золота добывает артель ежегодно больше всех. Два плана дают и за счет этого район в почете. Рабочие в артели хорошо зарабатывают.
— Вот-вот. У Барабанова по тысяче гребут, а у тебя на комбинате по четыреста! Потом к нам в райком идут с жалобами, почему такая несправедливость?
Я стал дергать Струмилина за рукав: сядь, не спорь с первым. Но Струмилина понесло. Всё, что накопилось за эти годы, разом выплеснул про бытовщину нашу, старую технику, бездорожье и прочее, прочее. Чем еще больше взбеленил секретарей райкома, они с двух сторон набросились на него, как овчарки, в итоге предложили рассмотреть на бюро персональное дело коммуниста Струмилина.
— А вы, значит, все отмолчались.
— Нет, персоналку большая часть не поддержала. А вот о «Звезде» спорить не стали. Пустое занятие. Дело решили в Москве. Зачем лезть на рожон. У Струмилина полный северный стаж, пенсия, заслуженный горняк, и то попал под раздачу. А меня бы вообще по статье шуганули…
Чай пить уселись в предбаннике. В полумраке парной Станислав особо не приглядывался, а здесь, на свету, ахнул, покрутил головой, оглядывая выпирающие ребра. «Как тебя, Федорыч, поприжало…»
— Ниче, в лагере на Хиникандже, я хуже выглядел. Кости целы, мясо нарастет.
Кратко, не вдаваясь в подробности, рассказал, как вдвоем бедовали в тайге на подножном корму без хлеба и соли: «Живешь и не знаешь, какой это важный продукт. В заимке нашел ком каменной соли и вот, не поверишь, — лизнул и в первый момент она мне слаще сахара показалась». Зудело, очень хотелось рассказать про ручей Удачливый и Шайтан-гору, но поостерегся Цукан, подумал, что молод еще Станислав, да к тому же и коммунист.
— Спасибо, Стасик, за баню, за чай. Разговор у меня есть серьезный. Клад я нашел на реке Дялтула в старой заимке.
— Шутишь, Федорыч!
— Да какие, дружище, тут шутки. Дело серьезное. Ты скажи мне, геолог. Можно определить по образцу, с какого золоторудного месторождения золото?
— Почти сто процентов. У каждого месторождения элементный состав является уникальным. Лабораторных методов определения состава примесей в золоте около десяти, самый простой и старый — пробирный, и ты его знаешь. Есть химический с носителем и без носителя. Спектральный метод широко используются в аналитической химии золота из-за высокой чувствительности, экспрессности и простоте выполнения. А есть еще атомно-абсорбционный метод определения золота…
Лавровский обрадовался, что подвернулся благодарный слушатель по его теме, которую он хотел сделать диссертационной. Он начал рассказывать про получение лигатурного золота и как один и тот же реагент позволяет и отделять, и концентрировать золото. Но Аркадий не выдержал, остановил длинный речитатив.
— Хорошо рассказываешь. Я тебе образец дам небольшой. Попроси пробирщицу сделать анализ по примесям и прочее, чтобы определить, откуда оно добыто. Только, чтоб раньше времени ни одна живая душа.
Лавровский глянул пытливо.
— В уголовщину толкаешь?.. Да, ладно, шучу. Сделаю. Приноси образец.
Глава 6. «Игумен»
Начальник отдела кадров — старый стукач и пройдоха Шостаков, увидев Цукана, всполошился:
— Какая радость, Аркадий! Живой. Чай будешь? У меня халва есть…
И так у него это все ладно и складно получалось, что Цукан не сдержался, кивком головы показал на заварочный чайник, ну что ж, наливай. А Шостаков продолжал выпевать привычную песню, что Струмилина жалко, а он не собирался тебя, Аркадий увольнять. А новый пришел и сразу мне этак грозно: пишите приказ! Я возразил, он нет: «Уволить в связи с невыходом на работу при невыясненных обстоятельствах».
С копией приказа Цукан вошел в кабинет начальника комбината, когда он стоял у окна, оглядывая территорию гаража, примыкавшего к зданию конторы. Сравнительно молодой, чуть за сорок, он успел отрастить животик и второй подбородок. В отличие от Струмилина, ходившего в свитерах, как многие старожилы севера, этот облачился в костюм-тройку, на лацкане депутатский значок, обозначавший его кастовую неприкосновенность, в глазах показное недоумение: почему без доклада?
Цукан подал копию приказа: «Нарушаете КЗОТ, товарищ директор».
— Хорошо, уволим по статье за несоответствие занимаемой должности из-за недостаточной квалификации. Предложим другую работу, чтобы не нарушать КЗОТ.
Директор ждал ругани, скандала, поэтому насмешливый тон и укоризна его насторожили.
— Я пострадал на производстве, будучи в командировке. У меня есть право обратиться в комиссию по трудовым спорам, а затем в суд. И в газету…
— Что вы предлагаете?
— Переделайте приказ, чтоб не терялся трудовой стаж. Выплатите, что положено по закону в связи с временной нетрудоспособностью из-за аварии. Вот справка из больницы, куда мы были доставлены.
Взбудораженный разговором с новым директором комбината, Цукан торопливо шагал к почте, перебирая нудно-назидательные упреки и фразы: «Мы подберем вам другую работу. Ваше место занято специалистом с высшим образованием. А у вас семь классов и школа мастеров, насколько я понимаю». — «Понимаешь ты, тюфяк долбаный, как же. Видел я эту вашу!..»
Можно бы радоваться Цукану, что личные вещи не выбросили на помойку, а передали завхозу на хранение, идиотский приказ об увольнении переделали, деньги выплатят, но томило и жгло, что приходится в одночасье расставаться с Алданом, что не довелось свидеться с артелью «Звезда» и Барабановым.
На почте протянул паспорт.
— Посмотрите до востребования на мое имя.
Женщина излишне внимательно оглядела лицо с белой полумаской — он недавно сбрил бороду и усы.
— Ах, да — редкая фамилия. Долго лежало письмо. Потом отправили, как невостребованное.
— Откуда было письмо.
— Да разве упомнишь?
Увидела, как искренне огорчился мужчина. Сказала: «Хорошо. Попробую посмотреть в журнале отправлений. Это не быстро. Ждите».
Цукан, чтоб не стоять над душой, взялся прогуливаться вдоль одноэтажного ощелёванного хвойной доской здания почты. Приласкал черно-белую лайку, которая учуяла в нем таежного человека и старательно завиляла хвостом. Отдал ей бутерброд с ветчиной, приготовленный утром. На запах сбежалась стая собак. Отдал им остатки хлеба с запахом ветчины, и они тут же устроили злобную возню, а вожак стаи — крупный пес помесь овчарки с дворняжкой — кинулся на белую лайку, стал трепать ее злобно, словно в отместку за съеденную ветчину. Цукан шуганул пса кирзовым сапогом, приободрил лайку,
