дальше без Натальи не сможет. Да и она, не вдаваясь в ситуацию с его уфимской семьей, верила и ждала его каждый выходной, повисала на шее, как маленькая девочка и говорила столько ласковых слов, сколько не сказала родная мамочка.
Ахметшахову следовало завести на Синицыну дело оперативной профилактики — ДОП. Не завел, что его беспокоило, а оправдываться, врать не хотелось, если это обнаружится, если майор Труш начнет ворошить, копать под него.
До Таммота всего сорок километров грунтовой дороги, но на подъезде к поселку просело полотно из-за оттайки. Вдоль обочины стояли машины, все ждали, когда бульдозер разровняет отсыпанный в провал грунт.
— Вы, Тимур Фаридович, похоже, думаете, что я к вам излишне придирчив? — неожиданно разоткровенничался Труш, когда вышли из уазика, чтобы размяться. — Мне намекал подполковник Пилипенко, что вы у нас нежелательный кадр. «Залетный», как он выразился. Но я так не считаю. Работа поставлена в отделении хорошо. Отчет будет положительный. Я скоро выйду в отставку, мой вам совет, пробуйте перебраться в другое управление. Здесь ходу не дадут, даже при отличных оценках вашей работы.
Ахметшахова удивила откровенность совершенно незнакомого сотрудника из управления, поэтому выдохнул кратко: «Спасибо», — не понимая, что можно сказать еще и не есть ли это очередная проверка, чтобы и у него вызвать прилив откровенности.
— Эх, даже не верится, что смогу через полгода уехать на родину в Орловскую губернию и не будет этих сопок, морозов, разбитых дорог… «И сумасбродного полковника», — подумал Труш, но не сказал. — Я в пятнадцати кэмэ от Орла дом купил рубленый с большим подворьем. Заведу рысаков настоящих, парочку, больше не надо. Кто-то собачек заводит. А я лошадей люблю, иные из них умней человека.
Тимур понял, нет, этот разговор не подстава. Он тоже любил гривастых башкирцев и до последнего, когда приезжал к отцу в село Учалы под Стерлитамаком, просил, чтобы дали прокатиться или запрячь, или сводить на водопой в поводу низкорослого коня, усталого от тяжкой колхозной работы, которого он помоет в реке и пожалеет, сунув ему кусок рафинада. Конь обязательно фыркнет и улыбнется в ответ, чмокая бледно-розовыми мокрыми губами.
Цукан с походным рюкзаком и сумкой прямо от остановки автобуса пришел на технический склад. Не виделись с Маркеловым много лет, поэтому возникло удивленное: да ты, брат, постарел, полысел, словно оба разглядели в зеркале только теперь свое отражение, а в памяти жило совсем другое лицо без седины и глубоких носогубных морщин. «Да и ты, Колька, прижух и усох, словно копченый таймень». Посмеялись, потискали друг друга, протирая увлажнившиеся глаза.
Маркелов работал двенадцатый год заведующим техническим складом, где до этого постоянно прогорали ушлые специалисты. «Начальник, выручай!» — это он слышал десятки раз днем, случалось и ночью в сезон, когда работали круглые сутки старательские промприборы. Всем надо срочно и быстрей, без оформления накладных… Маркелова, осилившего семь классов сельской школы, считали вахлаком, пытались втянуть в переоформление новых и бэушных насосов, лебедок, совали деньги, иногда угрожали, а он посылал их громко отборнейшим матом. Постепенно его перестали доставать с такими проказами. Ревизия во второй год работы выявила приличную недостачу на складе, и он тут же покрыл ее из зарплаты и небольших своих накоплений. Месяц сидел с дочерьми на гольном хлебе, пока не заметил кто-то из поселковых.
Шоферы и старатели в складчину купили несколько коробок продуктов и, потаясь, когда Маркелов был на работе, завезли к нему прямо домой, поставили в холодном тамбуре. Эти мясные и рыбные консервы ели девчонки до самой весны, а старшая дочь рассказывала соседке, какой классный суп получается из бланшированной сайры с рисом.
И он бы «сгорел», как сгорали тут до него многие, но приняли рабочей техсклада неприметную пожилую бабенку из «бывших». Она за несколько месяцев, работая по вечерам и в выходные дни, обновила всю картотеку, сделала карточки из картона, а разграфку простой и понятной с пометками в два цвета: красная — выбыл, синяя — прибыл товар. Маркелов даже в лютый мороз в холодном ангаре крепил на материальные ценности согласно записи в картотеке бирки и удивлялся, как все упростилось, он теперь за минуту находил нужные шестерни, пружины, болты. А, главное, отчеты в конце года получались с нулевым дебетом-кредитом.
Маркелов жил с дочерьми в двухквартирном щитовом доме с печным отоплением, занимая целиком одну половину. Директор рудника предложил ему перейти в новый дом с паровым отоплением, но Маркелов снова удивил всех:
— Я привык, дочки большие. Отдайте квартиру молодым специалистам.
Ужин затянулся до глубокой ночи. Им было, что вспомнить и что рассказать, особенно Цукану, который вляпался в Уфе с золотом и едва выскочил, едва не загремел снова в тюрьму. И теперь, по прошествии лет, он рассказывал об этом с иронией, с юморком, не желая печалиться и укорять себя за бесшабашность.
Утром Маркелов попросил у главного механика машину, чтобы съездить на прииск «Большевик».
— Иван, все машины в разгоне. Директорский УАЗ на ремонте. Хочешь, возьми мою «победу» она возле дома стоит. Ключи под ковриком.
«Победой» пользовались нечасто. Пришлось ее погонять стартером основательно. Позванивая холодными клапанами, словно кастаньетами, завелась, затарахтела старушка. Ехали на малом газу по склону сопки, по накатанной грунтовке к ЗИФу. Возле поселка Фабричный приостановились. Здесь стояли две чудом уцелевшие деревянные опоры канатной дороги, которая тянулась от рудника к золотообогатительной фабрике, где дробили и перерабатывали руду, осаживая золотой концентрат.
— Помнишь, как на загрузке руды маялись?
— Да ну тебя! Вспомнил. Зачем душу бередить?
— А мне недавно Михей приснился. Будто носится по бараку со своей страшной дубиной и делает подъем?.. Хорошего плотника избил за опоздание в строй.
— Михей, кстати, жив. На Теньке поселился возле клуба… Тихий и скромный, всем говорит «до побаченья», не поднимая головы.
Маркелов заранее предупредил по телефону начальника прииска «Большевик» Назарова. Кратко рассказал про Аркадия.
— Пособишь, Василич?
— Постараюсь помочь. Приезжайте к обеду. А то, сам знаешь, утром рвут на части.
В приисковой конторе привычно клубился народ с заявками, рапортичками, слезными просьбами, потому что у прииска на балансе все: производственная база, склады, котельная, дороги и даже рухнувший из-за подпора воды общественный туалет в поселке Гаражный. Из-за двери слышалось грозное:
— Ты что — очумел! Оставляешь участок в сезон. План и так под угрозой…
— Терпел, а тут мать написала, что болеет, что не доживет. Крыльцо провалилось, крыша течет…
— А где ж ты раньше-то был?
— Так я два года без отпуска, думал до осени.
Назаров выдохнул воздух, как паровой котел: «Мать — это святое.
