растяжек рухнули громадные колонны, раздавившие не один десяток бойцов противника, не охлаждал их настрой атаковать.
Пока что удавалось отстреливать особо ретивых гранатометчиков, которые намеревались похоронить обоих агентов под развалинами Храма.
Но Джехан понимал, что так не может продолжаться постоянно.
Нужно отступать.
Уходить.
Он понимал, что Бре’ано Умакк хочет выиграть как можно больше времени для того, чтобы быть спокойным относительно своей миссии.
Он хочет быть услышанным всеми оставшимися джедаями.
И, в принципе, Кросс его понимал.
Если хотя бы десяток-другой джедаев выберутся из своего подполья и присоединятся к Доминиону, то…
Будет явно лучше, чем сейчас.
Но жертвовать ради этого своей жизнью — не стоит.
Они выиграли времени столько, сколько могли.
С начала штурма уже минут сорок прошло.
Скоро уже горы из трупов начнут образовываться.
— Пустой, — заявил Сагаал Шан, юркнув к нему в укрытие. — Есть картриджи?
— На разгрузке посмотри, — Джехан полоснул из повторителя по высунувшимся пехотинцам противника и превратил их в мертвецов.
— Пусто! — невесело отозвался Афар, прекратив прохлопывать на товарище накладные карманы.
Джехан выругался.
Не может такого быть.
У него был хороший запас, которого бы хватило на небольшую войну!
Только если…
Секундной передышки ему хватило для того, чтобы найти оторвавшийся подсумок, лежащим всего в десятке метров от его нынешней позиции.
Похоже, что его «срезало» шальным выстрелом, когда он перебегал с одного укрытия до другого.
В повторите осталась сотня зарядов, после чего будет туго.
Кросс спрятался за укрытием.
— Картриджи и ячейки в десяти метрах от нас, — произнес он. — Если не вернем — жизнь наша будет недолгой.
— Но, зато ярко закончится, — хохотнул зайгеррианец, показав термальный детонатор.
Джехан его понял без лишних слов.
В плен им попадать никак нельзя.
Можно быть сколько угодно готовым к пыткам и допросам, но всегда найдется тот, кто так или иначе развяжет язык.
А знают они слишком много, чтобы достаться врагу в здравом уме и без дыры в черепе.
— А дедуля-то прав, выходит, был, — подытожил Афар. — Никто отсюда не уйдет живым.
— Да уж, это точно, — согласился Джехан.
Потом его поразила догадка.
— А где Умакк⁈
* * *
Все встало на свои места.
Он понял то, что не мог осознать всю свою жизнь.
До сего момента.
Нет ничего, чего следует бояться.
К сожалению, он только сейчас, каково это — когда в твоей власти быть тем, кто ты есть на самом деле.
Ему даже ни к чему было знать, кто он есть.
Он мог сам это решать.
Он мог выбирать, и действовать.
Внезапно его жизнь наполнилась смыслом.
Прежняя неопределенность перестала мучить его.
От нее не осталось даже воспоминания.
Ни слабости.
Ни сомнений.
Он видел нескрываемые сомнения на лице агента Кросса, когда говорил ему ту мантру самоуспокоения.
Причины, по которым он якобы боялся вступить в противостояние с убийцами Фалона Грея.
С Дартом Вейдером, когда тот посещал Дантуин.
Давние сомнения и страх исчезли вместе с его нерешительностью, которую он отбросил, записывая обращение к своим прячущимся по всей галактике братьям и сестрам по Ордену.
Он нашел тот ключевой элемент, который, как ему казалось, никак не укладывался в ту концепцию, которую он выработал за десятилетия бегства от джедайского наследия.
Идеология ничего не стоит, если ты не готов отдать за нее жизнь.
Не просто убивать врагов, но и не щадить себя.
Ситы этого не понимали.
Джедаи этим жили.
Но, одни были готовы идти на все, ради достижения целей — только не жертвовать собой.
Вторые без возражений шли на плаху с гордо поднятой головой, но не готовы переступить границы самими собой созданных правил, чтобы добиться цели, устранить причину, а не мотаться по галактике, подобно пожарной команде, избавляясь от последствий.
Именно поэтому он должен делать то, что делает.
Это испытание его веры, его учения, всего того, что он преподавал Ордену дженсаарай.
Мастер Умакк почувствовал обжигающее воздействие на свое плечо, куда пришелся заряд пропущенного им бластера.
Это подействовало отрезвляюще.
Груз многочисленных лет спал с его плеч; глаза загорелись, как будто в красноватом жаре заплясали искорки.
Он чувствовал себя начищенным до блеска не хуже новенького боевого дроида, и крепким, как парочка таких дроидов.
Он чувствовал, как гнев и боль заструились по его телу.
Придавая сил.
Оружие Темной Стороны Силы легло в его руки.
Он учил, что не стоит бояться проявления эмоций.
Что это часть любого разумного существа.
Что джедаи ошибались, отвергая их.
И что даже в самом Кодексе прописано не отречение, а контроль эмоций разумными.
Но до сих пор это были просто слова.
Потому что до сих пор он был не больше, чем теоретиком, который боялся взять это оружие, о котором говорил.
У него на обучении были дженсаарай, которые уловили эту истину раньше него и применяли ее во благо.
Он обучал датомирских ведьм, которые привыкли управлять Силой и Темной Стороной.
И их обучение сводилось лишь к постижению «джедайской» части нового учения.
Но, чтобы обучить кого-то обеим сторонам новой науки, продемонстрировать все это на практике…
Такого еще не было.
Потому что он боялся сам себя.
Боялся падению на Темную Сторону.
Но сейчас, понял, что он фактически превратил свои же труды в мертворожденный плод.
И сейчас у него есть всего один шанс на то, чтобы исправить это упущение.
Иначе Орден дженсаарай никогда не смоет стать тем, чем он видел будущее джедаев.
Умак выпустил свой гнев сквозь тело, превращая его в смертоносную Волну Силы.
Он не обучался этому приему, полагая его излишне разрушительным.
И вновь пришел к выводу, что сам себя загнал в ловушку.
Какая может быть разница, разрушительно ли твое орудие или нет, если ты сражаешься за правое дело?
Сила — инструмент.
Нельзя забивать гвозди гипердвигателем.
Но и на репульсорах галактику не пересечь.
Масштаб применяемой Силы должен быть соразмерен угрозе и поставленной перед тобой цели.
И нет в этом случае ни Темной, ни Светлой, ни желтой, ни красной сторон Силы.
Есть только разумный.
И его возможность направить Силу на благо.
Или во вред.
Ситы правы.
Не Сила повелевает тобой, а ты Силой.
Джедаи правы.
Бесконтрольное могущество — это путь разрушения.
Не должно быть мелочной мести.
Ни алчности.
Ни желания властвовать над другими.
Никакого радикализма.
Убийство в гневе не делает тебя чудовищем, если ты сделал это по весомой причине, а не потому что тебе наступили на больную мозоль.
Нельзя быть лицемерным, говоря, что джедаи не могут никого убить после того, как Орден устраивал охоту за ситами, бомбардировал миры, уничтожал мандалорцев на Галидраане…
Абсурдно и глупо идти в бой и вести себя как дроид, отгораживаясь от осознания причиненных тобой смертей.
Только контроль и ответственность за свои действия отделяют разумного от монстра.
И никак иначе.
Отражая очередной выстрел обреченного на смерть штурмовика, он украдкой посмотрел на бело-голубой клинок своего меча, пронзивший тело вражеского солдата.
Смотрел с интересом, словно в свечении элегантного орудия можно было прочитать будущее.
И он улыбался тому, что видел.
Он почувствовал возмущение в Силе, толчок из глубины, некий импульс: момент настал.
Словно по команде вражеские бойцы прекратили стрелять.
Они не сбежали, не укрылись.
Просто замерли, не отводя от него оружие.
Они ждали.
Мастер-дженсаарай сорвал с себя черный плащ, прожженный в десятках мест, оставшись лишь в робе и легкой броне своего Ордена.
Броне и робе, которые он не надевал до сих пор, носил с собой, словно напоминание о своей трусости.
Горящие темным огнем артерии сократились, распространяя вокруг себя черноту ярости и гневу.
Аналогичному тому, который двигался
Его черный плащ плавно опустился на пол, став посмертным саваном для нескольких вражеских бойцов.
Бре’ано Умакк больше не боялся.
Он больше не лицемерил.
Он избрал судьбу и был готов встретиться с ней лицом к лицу.
Настало время проверки его учения в бою.
* * *
Инквизитор был готов повесить комлинк на пояс.
Он только что остановил атаку на Храм, понимая, что сейчас джедай измотан как никогда прежде.
Настало время и самому появиться.
Но, неожиданно, комлинк разразился трелью.
Устройство показывало, что его вызывают из штаб-квартиры Инквизитория в Содружестве Пяти Звезд.
Такие звонки не следует игнорировать.
— Я слушаю вас,
